Поиск книг
rinaORO
- 590 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
У жителей заповедника существовала традиция, оставшаяся от предков; перед доением подать коровке кусочек подсоленного ржаною хлеба или сыпнуть в ясли горсть-другую овса. Вот коровки и знали своё время, выпрашивали у хозяйки перед дойкой своей подачки. Дом, тёплая печка, сытный ужин, жена, дети... Воображение рисовало картины одну краше другой, и я решился на геройство. Усердно вымешивая снег, насквозь промокший до самой шеи, в абсолютной темноте, заполнившей лес, я, бросив лыжи, выгребался к дому, прилагая для этого все силы, на которые только был способен. Останавливался, задохнувшись от напряжения, сидел, охлаждая разгорячённое тело прилипавшей к спине мокрой одеждой и хлюпавшей в обуви водой. Потом поднимался и полз вперёд, понимая, что теперь уже у меня нет никакой возможности, нет и сил для того, чтобы организовать ночёвку в лесу, и шансов выжить до утра без огня, даже при моём завидном здоровье, тоже нет.
От напряжения сердце колотилось где-то у самого горла, ноги и руки дрожали мелкой дрожью, живот подвело, во рту слюна пересохла, превратилась в горькую, клейкую корку... Я выбрался на спасительную лежнёвку, полежал, прижавшись к широким доскам старого настила, и ясно осознал, что это не победа. Это было поражение, поражение человека, имевшего уже большой опыт проживания в лесу, в одиночестве. Подвела животная тяга общения с себе подобными, со «своей стаей». Ни радости, ни разочарования. Запомнилось только тулое безразличие ко всему вокруг и острая, как иголка, мысль: вот так и погибают люди, потерявшие способность нормально оценить обстановку и использовать её в соответствии со своими возможностями. Пришёл домой. Сел на пороге. Я не мог разговаривать: пропал голос, не было никаких сил и желания шевелиться, и встретившая меня вначале шутливым замечанием жена забеспокоилась, засуетилась, помогая стаскивать истекающие сыростью одежду и обувь.

С Матросом мы быстро сдружились, чему я был бесконечно рад. У меня для него в кармане всегда находился кусочек сахара-рафинада, который мерин аккуратно брал с ладони теплыми губами и начинал жевать, хрумкал, пришлепывал губами и пускал длинную, тягучую слюну. От явного глубокого удовольствия, которое он при этом испытывал, физиономия его неизменно преображалась. Выразительные в обычное время, умные, карего цвета глаза принимали бездумное выражение, округлялись, веки приподнимались, оставляя белки глаз чуть-чуть навыкате. морда вытягивалась, живые, очень подвижные в обычное время уши подавались чуть вперед, мягко провисали по сторонам головы, да так и оставались безвольно висеть, едва заметно вздрагивая при каждом жевке мелко и часто двигавшейся нижней челюсти. Для меня было особым удовольствием наблюдать за мерином в эти минуты его чревоугодного счастья.

С самого моего детства я воспринимал Кавказ как чудную страну на земле, с горами и лесами, заселенными грациозными и сильными животными: козлами и сернами, скачущими по скалам, волками и медведями, выступающими властителями и "пастухами" у копытных, гордыми орлами, облетающими и осматривающими свои владения и пронзительной высоты небес, с особыми людьми – горцами, мужественными и ловкими, рачительно использовавшими природные богатства и возможности своей страны. Чем выше я поднимался в горы, тем всё яснее, всё отчетливее понимал, что попал в совсем чужую для меня страну. И сам я здесь тоже чужой. даже не гость, а пришелец, которого горы встретили настороженно, затаились и спрятали от него свою вековую истину сопричастности живительной силы земли с лесом. С лесом и населяющими лес существами, с самим воздухом, накрывшим благодатным одеялом эти горы. На третий день своего путешествия я был уже уверен в том, что зашел сюда чужаком. Природа Кавказа прикрылась от меня невидимым плащом, сквозь который нигде не проступала та правда и тайна, которые держит в веках на крутых спинах горных хребтов лес во всём великом многообразии сосуществования растений и животных. Сибирская тайга за четыре коротких год наложила на меня свой властный отпечаток, завладела сознанием и телом, вошла в саму кровь и плоть и никак не хочет отпускать на чужбину.



















