
Биографии и мемуары
XAPOH
- 278 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Книга оказалась антологией вырезок из статей, опубликованных в "Русской старине", "Русском архиве", "Былом" в конце XIX - первых годах XX века, в основном критически-слегка либеральной направленности. Есть высочайшие манифесты, записки императору. Забавны письма шпика Фока Бенкендорфу. Немало Герцена, причем начинает со странного утверждения:
"ни на шаг не раздвинув нашего владычества на Кавказе."
В начале книги размещена статья составителя Гершензона, в которой он еще более странно характеризует Николая I (и эта характеристика никак не соответствует представленным воспоминаниям): "Он не злой человек — он только доктринер, он любит Россию и служит ее благу с удивительным самоотвержением, но он не знает России", " его обманывали", "oн считал себя ответственным за все, что делалось в государстве".
К сожалению, ответственность Николая I распространялась на все, но только на внешнее. Он даже выдавал разрешение на частное строительство! Он кошмарил директоров учебных заведений придирками и долговременной памятью. Но это не мешало читновникам среднего звена быть истинными заправителями-мошенниками-коррупционерами.
"Высшее управление петербургской столицы при императоре Николае находилось весьма долгое время в руках такого человека, которого менее всего можно было признать к тому способным. Я говорю о военном генерал-губернаторе графе Петре Кирилловиче Эссене. ... Эссен лично ничего не делал, не от недостатка усердия, а за совершенным неумением, даже не читал никаких бумаг, а если и читал, то ничего в них не понимал; Оводов же, избалованный долговременной безответственностью, давал движение только тому, что входило в его интересы и расчеты...."
Петр Кириллович Эссен
Повсеместно расцветали жестокие наказания, нередко заканчивавшиеся смертью наказуемого. Это касается и армии, и крестьян...
Достаточно много документов на тему крестьянского вопроса. Несмотря на то, что он постоянно стоял на повестке дня "ограничение крепостного права за эту эпоху подвинулось вперед весьма мало". Николай I лично был категорически против отчуждения земельной собственности помещиков. Не хотел он и повторения остзейского опыта освобождения крестьян бeз земли и превращения их в бедных батраков. А еще он не хотел, чтобы обсуждение этого вопроса (как и любого другого) выходило за закрытые двери секретных кабинетов.
"Нежелание допустить какую бы то ни было общественную самодеятельность в дворянстве и воспрещение представителям науки, литературы и журналистики оказать со своей стороны содействие правительству в том святом деле, за которое оно бралось так нерешительно" привело к радикальному противостоянию даже с лояльными членами общества.
Цензура николаевского времени - один из наиболее интересных разделов. Так как ее масштабы даже представить оказывается невозможно. Умудрялись подвергать цензуре даже нотные партитуры с целью исключить риск передачи информации посредством шифра (не сплетня, а текст официального распоряжения).
Сначала цензурой ведал министр народного просвещения (не только он, но в большинстве случаев), следовавший официальному уставу и дававший разрешение на публикацию.
Среди министров выделялся Ливен, который нередко решал сомнения в пользу писателей.
Карл Андреевич Ливен
Естественно, в связи с новыми внешнеполитическими обстоятельствами это было слишком и ему на смену пришел Уваров с его "православием, самодержавием, народностью" (в антологию включен текст "всеподданейшего доклада" о сем предмете).
Сергей Семенович Уваров в молодости
Но не все коту масленица. В результате интриг Корфа (который остался почти ни с чем) и после очередных европейских беспорядков был образован особый негласный комитет, под председательством Бутурлина, который подвергал цензуре уже проверенное и опубликованное. Подходя к вопросу яростно и страстно. Уваров предпочел тихо ретироваться.
"Очень характерен рассказ гр. А. Д. Блудовой о председателе тайного цензурного комитета, Д. П. Бутурлине. Последний простирал свои цензурные вожделения до того, что хотел вырезать несколько стихов из акафиста Покрову Божией Матери, находя их очень опасными и недозволительными: «Радуйся, незримое укрощение владык жестоких и зверонравных», еще: «Советы неправедных князей разори, разори, зачинающих рати погуби» и проч. Гр. Д. Н. Блудов заметил Бутурлину, что и в Евангелии есть осуждение злых правителей. «Так что ж? — возразил Бутурлин, переходя в шуточный тон. — Если бы Евангелие не было такая известная книга, конечно, надобно бы было цензуре исправить его»."
Дмитрий Петрович Бутурлин
Самая грустная часть - образование. Приведен документ о запрете получать отличное от профессионального образования детям крепостных (с аргументацией об общественном и личном благе). Места в университета были ограничены, сокращены разрешенные к преподаванию предметы. Гимназическая система не была готова к преподаванию новых научных знаний. Классическое образование тоже находилось в кризисе.
Любопытно про гордость и боль - железные дороги.
Сначала Главным управляющим путями сообщения и публичных зданий был Толь. Он предпочитал шоссе и водное сообщение. Но и на это Николай I денег жалел, бюджет урезал.
Карл Фёдорович Толь
Затем его сменил Клейнмихель. Он забросил водяные и шоссейные дороги и заинтересовался железными. Деньги потекли рекой. Но итог.... "На те суммы, которых стоила Николаевская железная дорога, было бы возможно довести ее не до Москвы, а до Черного и Азовского морей." До Крымской войны не довел.
Пётр Андреевич Клейнмихель

Властитель слабый и лукавый… ой, что-то не о том.
А наш герой иной. Образов его исторической литературе, художественной, а теперь и в публицистической (чуть ниже о «теперь и») – миллион. Вы не профессиональный историк и не из тех, у кого экзамен или зачет на носу? Кто вы? Пенсионер или из «приближающихся» к ним? Или «просто»? А может, по каким-то неведомо-невидимым причинам вас интересуют образы русских самодержцев? Ну, там для сравнения какого, или ещё по каким-то там причинам? Знаете, в любом случае вам – сюда!
Оценки, стереотипы, образы Николай Павловича – им больше 150 лет. Чё тут некие основы якобы потрясать? Нет ни смысла, ни желания. А что тут вот как-то кое-кто в последнее время стал проводить некие аналогии? Ну, в смысле того, что на 30 лет один заморозил страну, пытаясь там укрепить порядок разный, обеспечить стабильность политико-социально-экономическую и прочие прекрасные вещи-аналогии. Ну, вот типа воскрес дух Николая I и, естественно, реинкарнировался.
Согласитесь, уже какая-то живенькая струя почувствовалась, ну, кроме жирного, перетянутого портупеями и прочими милитари-фетишами, тела из толстовского «Хаджи Мурата». К тому же занимающегося всяким там непристойностями с молоденькми то ли фрейлинами, то ли просто дамами. Короче говоря, ну, полное, по замыслу Лев Николаича, омерзение вызывающая фигура.
Время, как это у нас обычно в истории бывает, было непростым, окружение – враждебно-неблагодарным. Эпоха, когда нам станет настолько фиолетово-по-барабану их благодарности и дружба, что и представить почти невозможно, такая эпоха ещё только вот сейчас подступает. Поэтому Николай Палыч творил как умел, результат получил известный. Но там-то что в «имени его»?
Помимо означенной выше аналогии и мест интересных, мною в цитатах приведенных, можно сказать, что и ничего. Интересно очень, книжка интересная – я об этом. Так что настоятельно рекомендую к прочтению!

Не знаю, что именно дёрнуло меня взять эту книгу в библиотеке, и чего я от неё ожидал. Да ничего не ожидал, признался я сам себе. Просто стало интересно. И знаете что? В этой книге меня больше всего зацепило одно – письмо Кутузова Николаю. Это очень сильное послание человека, который искренне любит своё отечество, и который до последнего надеется, что та жуть, которая сейчас творится в его стране, происходит оттого, что ближайший круг Николая просто скрывает от императора правду. Про самого Николая Первого читать было не очень интересно, может, потому, что никакой симпатии к нему я не испытывал, не знаю. Могу сказать лишь одно, видимо, теория о цикличности истории всё-таки права...

Главная задача губернатора состояла в том, чтобы бумаги, присыпаемые из министерства, не лежали долго без ответа. Такой политики строго держался знаменитый казанский губернатор Скарятин, столь счастливо воевавший с татарами в последнее время. Эта манера практиковалась весьма многими деятелями, были бы бумаги скоро исполнены, а до людей и подвластных им дела нет.
Подписать более ста бумаг в день хотя и не особенно трудно, но все-таки человек утомляется, надобно отдохнуть.
— Чем заняться? — женщинами.
Его победы обходились ему дешево. Родственников женщин, удостоившихся его благоволения, он награждал тепленькими местечками исправников. По делам он, правда, взяток не брал, но с откупщиков получал ежегодную дань. Это считали в то время доходом безгрешным. За несколько десятков тысяч рублей Стрекалов предоставлял откупщикам — а их в губернии было несколько — грабить обывателей, как им хотелось.

Бывали администраторы более беспокойные, как, например, ереванский губернатор князь Андроников. Этот все сомневался, не обманывает ли его правитель канцелярии, и придумал способ, посредством которого удостоверялся, что его не обманывают.
— Скажи правду, это верно? — спрашивал он правителя канцелярии, подносившего ему бумаги к подписанию.
— Верно, ваше превосходительство.
— Взгляни на образ, побожись!
Тот взглянет на образ, побожится; князь Андроников перекрестится и подпишет.

Действительно, посвятить всю жизнь, все помыслы, всю энергию мощной души на благо державы и на искоренение злоупотреблений, неуклонно стремиться к тому в продолжение 17-ти лет, утешаться мыслью, что достигнут хотя бы какой-нибудь успех, и вдруг — вместо плода всех этих попечений, усилий, целой жизни жертв и за-gOT __ увидеть себя перед такой зияющей бездной всевозможных мерзостей — бездной, открывающейся не сегодня, не вчера, а образовавшейся постепенно, через многие годы, неведомо ему, перед самым его дворцом, — тут было от чего упасть рукам, лишиться всякой бодрости, всякого рвения, даже впасть в человеконенавидение...
















Другие издания

