Ворона на мосту

писать и читать мне нравилось гораздо больше, чем слушать и говорить. Собственно, в этом отношении мои вкусы до сих пор не претерпели кардинальных изменений.

Пока человек отдаёт себя отчёт, что его знания и опыт - ничтожная крупица реальной картины мира, он действительно не безнадёжен, что пари в пору заключать, делая ставки на его блестящие будущее.

Сновидения — своего рода подкладка бытия. А без подкладки даже лоохи плохо сидит, быстро изнашивается да и не греет совсем, ты такое надеть побрезгуешь.

Я имею в виду, что, когда в Мире вдруг появляется человек, который предпочитает видеть тебя живым, а не мёртвым, это постепенно смягчает характер.

– Все-таки, сэр Шурф, ты чудовище, – вздохнул Чиффа. – Или самое прекрасное существо в этом Мире, это как посмотреть.

- Это потому что для вас красота мира - приятное излишество, а для меня - лекарство, - объяснил я.

Так вот, когда ты сам перестаёшь придавать значение себе и своей жизни, узнаёшь вкус подлинной свободы.

Никогда прежде я не думал, что можно стать счастливым только потому, что какой-то человек произносит в слух некоторые слова, складывая их в определённом порядке. Оказалось, бывает и так.

Меня заставила возразить любовь к точности, а вовсе не желание блеснуть эрудицией, хотя знать больше, чем положено среднестатистическому представителю твоего поколения, и демонстрировать это при случае подходящему собеседнику, конечно же, чрезвычайно приятно.

И тогда же решил, что вот этим и хочу заниматься всю жизнь: рыться в книгах, выуживать оттуда чужие секреты, а потом творить чудеса. Строго говоря, именно так я теперь и живу, хотя мои пути к знанию зачастую оказывались кружными, чтобы не сказать — причудливыми.