Комедии

Минуй нас пуще всех печалей
И барский гнев, и барская любовь.

Счастливые часов не наблюдают.

Судьба нас будто берегла;
Ни беспокойства, ни сомненья…
А горе ждет из-за угла.

Чуть свет – уж на ногах! и я у ваших ног.

Блажен, кто верует, тепло ему на свете!

Когда ж постранствуешь, воротишься домой,
И дым Отечества нам сладок и приятен!

Господствует еще смешенье языков:
Французского с нижегородским?

Что за комиссия, создатель,
Быть взрослой дочери отцом!

Служить бы рад, прислуживаться тошно.

Как посравнить, да посмотреть
Век нынешний и век минувший:
Свежо предание, а верится с трудом;
Как тот и славился, чья чаще гнулась шея;

Ах! тот скажи любви конец,
Кто на три года вдаль уедет.

Дома новы́, но предрассудки стары.
Порадуйтесь, не истребят
Ни годы их, ни моды, ни пожары.

А судьи кто? 

Ах! злые языки страшнее пистолета.

Мне в пе́тлю лезть, а ей смешно.

Чины людьми даются,
А люди могут обмануться.

Помилуйте, мы с вами не ребяты,
Зачем же мнения чужие только святы?

Ну вот! великая беда,
Что выпьет лишнее мужчина!
Ученье – вот чума, ученость – вот причина.

Уж коли зло пресечь:
Забрать все книги бы да сжечь.

Всё врут календари.

Да умный человек не может быть не плу́том.

О! если б кто в людей проник:
Что хуже в них? душа или язык?

Молчалины блаженствуют на свете!

В той комнате незначащая встреча:
Французик из Бордо, надсаживая грудь,
Собрал вокруг себя род веча
И сказывал, как снаряжался в путь
В Россию, к варварам, со страхом и слезами;
Приехал – и нашел, что ласкам нет конца;
Ни звука русского, ни русского лица
Не встретил: будто бы в отечестве, с друзьями;
Своя провинция. Посмотришь, вечерком
Он чувствует себя здесь маленьким царьком;
Такой же толк у дам, такие же наряды…
Он рад, но мы не рады.
Умолк, и тут со всех сторон
Тоска, и оханье, и стон.
Ах! Франция! Нет в мире лучше края! –
Решили две княжны, сестрицы, повторяя
Урок, который им из детства натвержен.
Куда деваться от княжен!
Я одаль воссылал желанья
Смиренные, однако вслух,
Чтоб истребил господь нечистый этот дух
Пустого, рабского, слепого подражанья;
Чтоб искру заронил он в ком нибудь с душой,
Кто мог бы словом и примером
Нас удержать, как крепкою возжой,
От жалкой тошноты по стороне чужой.
Пускай меня отъявят старовером,
Но хуже для меня наш Север во сто крат
С тех пор, как отдал всё в обмен на новый лад –
И нравы, и язык, и старину святую,
И величавую одежду на другую
По шутовскому образцу:
Хвост сзади, спереди какой то чудный выем,
Рассудку вопреки, наперекор стихиям;
Движенья связаны, и не краса лицу;
Смешные, бритые, седые подбородки!
Как платья, волосы, так и умы коротки!..
Ах! если рождены мы всё перенимать,
Хоть у китайцев бы нам несколько занять
Премудрого у них незнанья иноземцев.
Воскреснем ли когда от чужевластья мод?
Чтоб умный, бодрый наш народ
Хотя по языку нас не считал за немцев.
"Как европейское поставить в параллель
С национальным – странно что то!
Ну как перевести мадам и мадмуазель ?
Ужли сударыня !!" – забормотал мне кто то…
Вообразите, тут у всех
На мой же счет поднялся смех.
"Сударыня! ха! ха! ха! ха! прекрасно!
Сударыня! ха! ха! ха! ха! ужасно!!" –
Я, рассердясь и жизнь кляня,
Готовил им ответ громовый;
Но все оставили меня. –
Вот случай вам со мною, он не новый;
Москва и Петербург – во всей России то,
Что человек из города Бордо,
Лишь рот открыл, имеет счастье
Во всех княжен вселять участье;
И в Петербурге и в Москве,
Кто недруг выписных лиц, вычур, слов кудрявых,
В чьей, по несчастью, голове
Пять, шесть найдется мыслей здравых
И он осмелится их гласно объявлять, –
Глядь…