Голова профессора Доуэля. Человек-амфибия. Ариэль

– Я сделаю все, чтобы скорее освободить тебя из этой тюрьмы, Ихтиандр. Мужайся! – И, ободряюще похлопав юношу по плечу, Сальватор оставил Ихтиандра и пошел в свою камеру.

Люди бормотали наспех заученные молитвы, смысла которых не понимали, и мечтали о том, каких чудес они натворят, когда овладеют верой.
Надо сказать, что большинство не мечтало ни о переброске гор, ни о остановке солнца, а лишь о новом доме, о новом сари, буйволе, осле ,о каждодневной горсти риса,
об исцелении от болезней, и никто - о царствии небесном.

Ум не шапка, чужой не наденешь.

И какой смысл молчать? Как будто я не могу читать ваши мысли? "Ты хочешь свести меня с ума, - думаете вы сейчас, - но это тебе не удастся". Будем говорить откровенно. Нет, удастся, милая барышня. Испортить человеческую душонку для меня не труднее, чем повредить механизм карманных часов. Все винтики этой несложной машины я знаю наперечет. Чем больше вы будете сопротивляться, тем безнадежнее и глубже будет ваше падение во мрак безумия.

Недаром Равино оборвал разговор и неожиданно ушел из камеры. Хороший психолог, он сразу разгадал, с кем имеет дело, и даже не пытался применять свои инквизиторские таланты. С Артуром Доуэлем приходилось бороться не психологией, не словами, а только решительными действиями.

Для доктора Равино Мари Лоран была "трудным случаем в практике". Правда, за время ее работы у Керна нервная система Лоран была сильно истощена, но воля не поколеблена. За это дело и взялся Равино.

Хе-хе! На блюдо попала голова не только Иоанна, но и самой Саломеи. Недурная будет встреча.

Но я подумал: мысль овладеть стихийной, разрушительной, неукротимой, своевольной силой молнии показалась бы людям минувших веков столь же безумной и невозможной. А теперь та же сила покорно течёт в наших домах, двигает наши машины, даёт свет и тепло.

Вчерашний труп - сбежал.

— Каков же он? Голова у него есть?
— Голова? Да, кажется, есть. Глаза — по стакану.
— Если есть глаза, то должна быть голова, — уверенно заявил молодой индеец. — Глаза к чему-нибудь да приколочены.