Жребий праведных грешниц. Стать огнем

Мама говорила, что в каждом человеке много семечек заложено. Одни прорастают, пышно цветут: доброта или жадность, например, совестливость или жестокость. Другие же спят до времени, а то и вовсе никогда не проклюнутся

Счастье, оно будто пир – больше, чем можно съесть, и поделиться не жалко

Люди подходили к нему и кланялись, один за другим, прося прощения. И уходили. Дальше. По этапу. От пурги. Еремей Николаевич заиндевелой рукавицей осенял их крестным знаменьем.

Путь, движение, дорога казались спасением, как библейское спасение народа Моисеева. Хотя в конце пути, как они уже знали, их не ждет ничего благостного.

Делай, что в твоих силах, и не ропщи.

Матери и отцы, хоронившие в сугробах детей, уже не плакали. Для них это был конец света, а перед концом света слезы неуместны.

Первыми умирали младенцы. Как ни берегли, ни укутывали их матери, а у сосунков дыхательные пути короткие, плачут — рты не склеишь, застужаются и возносят свои невинные души к Богу.

Анфиса о лёгкой смерти не молилась. Её час ещё не пришёл. Кабы маячил, почувствовала бы. В чужую могилу не ляжешь, то есть раньше времени не умрёшь.

Есть такая французская поговорка: "ревность рождается вместе с любовью, но умирает гораздо позже". Точно замечено.

- Анфиса, по словам Еремея Николаевича, вытянула из всех домашних жилы, намотала на руки, как вожжи, и правила, будто ямщицкими лошадьми, - безжалостно, давая лишь короткий отдых на еду и сон. Себя, конечно, тоже не жалела.