Повести. Рассказы

Это гениально!
Я помню, что жутко ненавидела Платонова в школе — за сложность повествования, за муторность, за грустные сюжеты. Как хорошо, что "Котлован" я прочла только сейчас.

Хочется передать волшебный язык Платонова, но одной цитатой не обойтись: на каждой странице, в каждой строчке — невероятные словосочетания, языковые приёмы.

Да какая разница — утопия, антиутопия, коммунизм... Читать только за один язык!

Как он это делает, а?

Чистый экзистенциализм.

По глубине, насыщенности смыслами, трагизму и Вечности в русской жизни....я даже не могу и вспомнить, что в русской классике есть подобное произведение. "Карамазовы" - да, "Тихий Дон", "Поднятая целина" - да. Конечно, есть что-то ещё, не может не быть.

Пишу именно отзыв, пытаюсь описать первые впечатления, чувства. Не прочел ни странички критики на произведение, чистый лист.

Оттолкнемся от "социальности". Не той, производящей впечатление какой-то социальной сатиры, даже, возможно, гротеска, нет, не об этом речь. Без нескольких лет, прошло столетие от придумано-реальных событий. Посмотрим иначе: сто лет - век, но мы размышляем над произошедшем, мы пытаемся осмыслить, отрефлексировать произошедшее сто лет назад. Иной взгляд на произошедшее, иной вариант этой рефлексии. Потому что советский "писательский цех" это делал и раньше Платонова, и не оставлял эту тему, наверное, всё время существования того здания, котлован для которого строили герои гениального произведения.

Да, Платонов не мог не быть эмоционально, духовно, интеллектуально не быть вовлеченным в те события. Скорее всего, у него были причины как бы не очень долюбливать советскую власть, - всё так. Но идеи и человеческие души, размышления и переживания - как и сегодня они отзываются своей "несиюминутностью". Да, скорее всего первый слой, пласт замысла - грустно и невесело улыбнуться по поводу всех потуг приблизить светлое будущее. Скорее всего, именно такой ракурс он имел в замысле, возможно, как реакция на другой "перегиб": безмерное, казалось не имевшее берегов, времени и шума восхваление происходящего вокруг. Естественная, нормальная реакция интеллектуала, пусть и держащего фигу в кармане. Но получилась фаустовская история с той силой, что вечно желает зла, а творит добро,несмотря на сомнительное этическое, моральное содержание этой самой силы. Получился не котлован=могила, но веха, значимая, гениальная веха на пути осознания русским человеком своего пути под одиноким солнцем (как там у Шолохова про черное солнце?)

Так вот. И строители котлована, и оргмасса, призванная посадить на плот известные элементы, и сами эти элементы, - что их всех объединяет? Причем не только во времени сюжета - в вечности? То, что они - русские люди. И происходящее - сотворено руками русских людей. Трагедия? Да. Надежда вырваться из мрака угнетения? Ещё раз -да! Всё это - русская жизнь. Не "плохая", не "хорошая", не "проклятая" или "благословенная", - такая, как её видит русский человек. "Русский человек" - это не сферический конь в вакууме, - реальный, живой, с тяжелейшими условиями жизни и сложнейшей историей, как писал Чехов, - всё это - он, всё происходящее - его жизнь. Так хочется сказать: и слава Богу, что она есть, что она - такая. Но такая постановка вопроса - от лукавого и спекулятивна. Потому что времена не выбирают. Как сказал поэт.

Если подытожить. Платоновский "Котлован", сейчас, спустя сто лет, это не про плохих и хороших русских, это - про осмысление одного из грандиознейших событий русской жизни за всю 1000 лет нашей истории - Революции октября 1917 года. Настолько великой и грандиозной, что спустя сто лет мы продолжаем осмысливать произошедшее. И великое благо, что у нас есть "материал" для размышлений.

Пора, пора вернуться домой, а если точнее - чутка подучиться у новой реальности и - в путь! К новому Великому Океану, навстречу солнцу, как предки называли Поход на Восток. К Тихому океану.

Теперь несколько слов о том, как я пережил "Котлован" как художественное произведение. Не помню других платоновских произведений, чтобы сравнить язык "Котлована" с языком других вещей, но произошла невероятная вещь: используя стилистику и лексику тех лет, у автора получилось создать настолько богатую, глубокую и многослойную картину, холст, ткань языкового богатства повести. Поразительно, поразительно! Читая, начиная чтение, я подумал, что книга - неиссякаемый источник цитат, в этом смысле "Мастер" Булгакова много уступает "Котловану". Да, посмотрев статистику цитат - да, всё так.

Гениальное произведение. Настоятельно рекомендую к прочтению.

пришиваем красными нитками уголки губ к щекам. все ради партии. все ради того, чтобы угодить власти. все ради социализма. все ради счастливого будущего. мир, труд, май.

не совсем мир. не может быть гармонии и чистоты там, где царит раскулачивание, искоренение инакомыслия, безысходность. кажется, что платонов упоминает о первом вскользь, но как же больно читать гневные слова героев, обращенные в адрес зажиточных крестьян. многие виноваты тем, что собственным трудом и умом нажили свое богатство... озлобленная нищета.

мы видим странствующего по земле и заблудившегося в поисках смысла жизни вощева, который, к слову, очень близок автору (не зря в черновиках его фамилия - климентов (настоящая фамилия платонова)). удивительным образом вощев забрел к людям, роющим котлован. котлован для счастливого и светлого будущего. рабочие верили, что через год, через пять, через десять лет будут другие инженеры, другие дома. более лучшие, чем нынешние. и все будет хорошо. эта глубокая яма, которая вскоре должна стать многоэтажным зданием, ассоциируется с вавилонской башней, как справедливо отметил г.л. каменский, с хрустальным дворцом "что делать?" н. чернышевского и размышлениями ивана карамазова о том, что не будет счастливым государство или общество, если оно будет построено хотя бы на одной слезинке ребенка.

это попытка достичь неба, завуалированная под постройку большого дома для общества будущего, чтобы доказать всем, что никакого бога там нет. пусто.

кстати о ребенке. детей в повести очень много. это и ничего не понимающий малыш в начале повести, который безмолвно наблюдает ссору злых родителей. это юные и счастливые девушки, всегда шагающие с песней. это, наконец, настя, которой в повести отведена особая роль.

она не выглядит как нелли достоевского: она, многое пережив, не сумела сохранить в себе чистоту и милосердие. каждый из ее уст мы видим одни ругательства, что не могу не отталкивать нас от нее. в то же время рабочие, в том числе довольно любящий помахать руками и сквернословить жачев, инвалид, ведут себя смирно и миролюбиво по отношению к ней. она - ежедневное напоминание того, зачем и для кого они роют яму. один уже брошенный на нее взгляд радует их, вселяет в них силы. и надежду.

но будет ли счастье долгим? и счастье ли это?

Вроде бы эта книга включена даже в школьную программу. Я удивлен. По-моему, пихать это детям - насилие над личностью. даже если личность настроена исключительно антисоветски.
Сложно даже как-то оценить сюжет романа, поскольку его практически нет. Есть какие-то размышления, непонятные действия, которые никуда не ведут.
Главным вроде как героем является нелепый персонаж по имени Вощев. У него есть проблема - он "задумчивый". И тут, готов спорить,каждый из интеллигентных читателей тут же, наткнувшись на это слово, начинают воображать, что Вощев - это ум, честь и совесть, а они, эти читатели, сами в жизни что-то вроде него, тоже умеют думать.
Но думать - это еще и анализировать, а о чем задумывается Вощев, есть ли в этих мыслях рациональное зерно - очень сомнительно. Чаще всего его мысли - это просто поток сознания. Сам процесс его размышлений напоминает просто реакции на внешние раздражители, которые он эмоционально через себя пропускает.

То есть можно сказать, что "задумчивый" Вощев просто плывет по течению и ждет, когда ему снизойдет какая-то там истина. И так на протяжении очень многих страниц.
Он принимает участие в строительстве котлована под какой-то охренительный дом, который будет символизировать что-то хорошее. До невероятной тупизны предсказуемо и тошнотворно банально, что котлован символизирует... что-то плохое! Наверное, провал социалистических проектов.
Ему встречаются разные нелепые персонажи, разговаривающие языком совковых канцеляризмов, рассуждающие о классовой борьбе. Автор смакует все эти избитые словечки и выражения, как бы издеваясь и иронизируя над ними, над этими "тупыми совками", которые зачем-то мучаются во имя общего блага.
В книге много дешевых аллегорий, в том числе, и одушевленных. Так, например, на должности кузнеца там медведь, самый натуральный, животное, не говорящее, но понимающее приказы. Что это обозначает - я не знаю. Наверно, медведь символизирует бессловесного "рюсского раба".
В книге даже есть сцена такого рода с этим медведем:

Это, как вы понимаете, тоже аллегория высокого порядка, уровня "Зеленого слоника", а может, даже и выше. Самое то для средней школы. Ну, и как говорил Павел Воля, слово "какашка" делает свое дело - смешит быдло.
Эта сцена происходила примерно во второй половине книги, в процессе раскулачивания.

Что такое "наслышка" в данном контексте, я не понял. В русском языке употребляется только с предлогом "по". Но Платонов, как и незабвенный Александр Исаич Солженицын, просто обожает придумывать новые слова из русских букв. От этого ему кажется, что он более ррррусский писатель, чем презренные "совки", которые посмели отменить дореволюционную орфографию, раз умеет играть словами и их составляющими.
Еще там есть девочка Настя, она символизирует что-то вроде будущих поколений, которые должны жить в счастливом обществе. Но, к сожалению для персонажей книги Настя помирает, просто от болезни. Я не испытал от ее смерти никаких эмоций, но на персонажей это стало непереносимым ударом.
Они ее хоронят, и на этом все заканчивается. Никаких серьезных размышлений они не испытали, просто продемонстрировали свое разочарование окружающей действительностью. Оказывается -и это новость для Платонова и его героев - ничего просто так не возникает, люди порой умирают, а для общего счастья надо много трудиться.

Что, все дети на Земле умерли? Как говорил Невилл Лонгботтом, люди умирают каждый день. И что теперь, руки опустить?
И ведь кто-то проникается бессмысленными эмоциями Вощева и тоже представляет, как он бы послал всех и перестал работать.
Я, честно, не понимаю, что за каша у Платонова в голове. Медведи, девочки... Кстати, не без намеков на педофилию.

Отчаяние, потерянность, пустота и смерть. Смесь абсурда и обречённости. Вот что ждёт читателя в книгах Платонова и эта не исключение. Есть у автора этакая чернушность, как будто про пещерных людей пишет. И в то же время у него вполне уникальный очень визуальный слог, который мне жутко нравится, самобытное построение предложений и образов. За то и цепляюсь.
А так то, в депрессии - не читать. Читать, если захотелось чего-нибудь эдакого без светлых финалов да и вовсе без освещения, про то как коммунизм строили-строили да невыстроили.
Мне "Чевенгур" больше понравился. НО это совсем не значит, что он какой-то принципиально другой.

Повесть написана в 1926 году. Революция и война уже не гремят, а догорают, оставляя после себя пепелища, ржавые рельсы, разбитые паровозы и людей — таких же изломанных, как и время, в которое они попали. Андрей Платонов пишет «Сокровенного человека» — повесть не о героях, не о триумфах, а о тех, кого история перемолола, но не смогла до конца уничтожить. О тех, кто бредёт по жизни, как Фома Пухов, «безродный, заблудившийся по жизни человек», монтёр паровозов, потерявший жену и не нашедший себя в новом мире.

Платоновский мир — это мир, где «паровоз не поедет без машиниста, катер не поплывёт без командира», но где сами машины ломаются, а чинить их нечем. Где «чугуна готового земля не рождает», а к руде никто не прикасается, потому что все либо воюют, либо уже умерли. Революция требовала энтузиастов, но энтузиазм — плохое топливо для паровоза. Нужны руки, знающие дело, а не только горячие головы.

Фома Пухов — не герой. Он не воюет за идеалы, не стремится к светлому будущему. Он просто живёт, как умеет, в мире, где всё пошло наперекосяк. Он скитается меж Новороссийском, Баку, Царицыном, как душа, ищущая пристанища в бурю. Он чинит то, что ещё можно починить, но чувствует, что сам он — такая же сломанная вещь, как и эти механизмы.

Платонов пишет так, как уже никто не пишет. Его язык — это «сгондобил, оковалок, буераки» — слова, вырванные из самой гущи народной речи, грубые, но живые, как сама земля. Его фразы корявы, как неотёсанные брёвна, но в этой корявости — правда. Он не украшает, не приглаживает. Его проза — это голый нерв эпохи, где боль и абсурд переплетены так тесно, что не разорвать.

«Сокровенный человек» — это не история о революции. Это история о том, что происходит с человеком, когда революция кончилась, а жизнь так и не стала лучше. Фома Пухов — не бунтарь, не строитель нового мира. Он — скиталец, «заблудший человек», который ищет не правду, а просто место, где можно было бы переждать бурю.

Но в этом скитальчестве — его глубочайшая человечность. Он не предаёт, не лицемерит, не притворяется тем, кем не является. Он просто есть. И в этом «просто есть» — больше подлинности, чем во всех революционных лозунгах вместе взятых.

Вывод.

«Сокровенный человек» — книга не для тех, кто ищет ясных ответов. Она для тех, кто готов погрузиться в хаос послереволюционной России, в её грязь, её боль, её абсурд. Для тех, кто готов услышать голос самого Платонова — голос человека, который видел, как рушится мир, и пытался понять, что остаётся после этого крушения.

Ай да сукин сын Платонов. В школе этот роман был не обязательным, но учительница горячо рекомендовала его для общего развития хорошо успевающим ученикам. Моя подруга Ксюша, успевавшая чуть хуже меня, но зато обладавшая более широким кругом нужных знакомств, подсуетилась, чтобы нарыть столь редкую книгу. Школьный библиотекарь дала ей собственный экземпляр, но с ограничением на неделю. После этого был шанс попросить её одолжить книгу и мне. Но через пару дней Ксюша была в отчаянии: книга оказалась несусветной чушью. На чём я и успокоилась. Не жалею, потому что таким образом ничто не помешало мне насладиться подлинным значением книги, без линзы детского невежества.
Оказалось, что это сатирическое произведение. Автор с большой проницательностью и талантом великого писателя смог пропустить через себя идеи большевистской партии и, что важнее, их реализацию. Дурацкий новояз раннесоветского периода смешон и сам по себе, но автор намеренно над ним издевается ещё больше, раздувая пафос обыденных и даже негативных вещей. Доведённая до крайности, до абсурда, ткань советской действительности предстаёт во всей своей ветошной красе. Тем не менее, этому безумию длиться ещё 70 лет.

Что вы, Платонова же нельзя читать. То есть, никакой человеческой возможности. Из всей существующей на свете мути эта самая муторная. Да пробовала я. Ну, тогда еще, в юности, когда возвращенную литературу все читали. Продралась страниц через двадцать. Не помню уже, чего, кажется "Джана" (привлеченная созвучностью названия повести Раевского "Джафар и Джан". Там кучка людей брела куда-то через безводную местность и были они так измучены бессмысленным своим, конечной цели не имеющим, походом. И ничего в этих людях прекрасного или героического (юность любит все красивое и необычное)..

И груди женщин обвисли, как пустые мешочки. А потом ребенок одной из них, сосавший пустоту и скуливший от бессилия не плачем, а жалким щенячьим поскуливанием, умер. И я сломалась. Не смогла больше. Время от времени спрашивала у тех своих знакомых, о которых знала - читают. И всё один бывал ответ: "Платонов - нет, не смог(ла)". И поместила Андрея Платоновича среди творцов, чья слава неоправданно и непомерно раздута. Печалясь: вот уж высоколобым критикам неймется поглумиться над наивным беззащитным читателем. Ну да, пущай ужо, мы тоже не лыком шиты, без них разберемся, что такое хорошо, а что такое плохо.

И потому, когда от человека, безусловно в моих глазах авторитетного и обладающего отменным вкусом, услышала о потрясающем чувстве языка и мастерстве Платонова, первой реакцией было: "Разыгрываете?" Ничуть, оказалось. Подивилась причудливости комбинаций тасуемой колоды, но закладку в сетевой библиотеке сделала. А полгода и выпуск "Школы злословия" с филологической дамой - великим знатоком творчества писателя, спустя, решила, что пора второй попытки приспела. И взялась за "Чевенгур"

Что это самое объемное произведение писателя и единственный его законченный роман, узнала позже. По причудливой аберрации, представлялось, что крупнее должен быть "Котлован" (на деле соотношение примерно как пять к одному, где единичка как раз пугавшая повесть). Впрочем, размер не имеет значения, когда едва начав, с первых абзацев испытываешь потрясение, своего рода культурный шок. Как, как он это делает? Как вообще возможно писать о таких вещах? Каким образом этот спокойный отстраненный рассказ выворачивает такие душевные пласты, каких надрывным криком и красотами неимоверными языковыми не оцарапать даже?

О языке. Это Клондайк, кимберлитовые трубки, что ни фраза - алмаз. Мне, с моей одержимостью текстами, даже проговаривать не хочется избранные места. Их, словно бы, и нет, весь массив - сокровище. Афористично, емко, точно. Всякое слово на своем, идеально ему предназначенном месте. И нигде красоты ради красот. Все в контексте, все работает на действие. Странное, порой фантасмагорическое, но и совершенно приземленное, поддающееся некоей примитивной логике. И знаете, знаете, это очень похоже на "Улитку на склоне" Стругацких.

Поразительно похоже. И та же сила эмоционального воздействия. Смешно, а потом вдруг окатит таким отчаянием. Или восхитит. Да ничем, в сущности: небом, травами, птицей, паровозом. В "Унесенных призраками" Миядзаки есть момент, когда бумажные птички оживают, преследуют живого дракона, налившись злой силой. У него как такие птички. Я еще на середине примерно, просто очень захотелось зафиксировать впечатление.

И вот такое, литературная дама в передаче говорила, что жизнь у Платонова - это страдание, которое нужно претерпевать. Мне представляется, иначе. Тотальная и фатальная неуместность действий; не нахождение в нужном месте в нужный час. "В этот час, быть может, само счастье искало своих счастливых, а счастливые отдыхали от дневных социальных забот, не помня своего родства со счастьем."

Сартр однажды заметил, что Экзюпери сделал самолёт органом своих чувств. Самолёт летит, рассекает крылом, словно ласточка, синее течение воздуха, и мы вместе с пилотом чувствуем это напряжение синевы, эту лёгкую изморось звёзд на крыле...
Вот так и Платонов любовно чувствует механизмы, машины, созданные человеком, словно бы расширяющие душу в мир, с её мечтой о полёте, о стремительном движении сквозь кроткие пространства природы, подобно грозе, участвующей в мировой, таинственной, творческой ярости стихий.
Машинист Александр Мальцев, маленький человек, вобравший в своё воображение красоту большого мира.
Движение поезда - темно и сладко тает, и кажется, что обнажённая душа летит над землёй, любовно приминая, разрезая крылом, словно птица, синюю рожь дождя, и вдруг, цветущая вспышка света - удар грозы перед тобой.
Ты чувствуешь тёплое движение мира в душе, чувствуешь в мире себя... зачем смотреть на что-то ещё? Весь мир в тебе... душа несётся над землёй : зелёные вспышки деревьев, синее змеение рек, тучи, пёстрые брызги цветов... я всё это видел. Всё это до боли моё... Стоп! Помощник Мальцева как-то странно смотрит на него. Вот Мальцев не заметил жёлтого сигнала, не заметил сигнала приборов. Впереди - стоит поезд. Кто-то машет, предупреждает, но Мальцев не замечает всего этого... Боже! Да он же ослеп от вспышки грозы!
Весь мир был в нём, он ехал ослепшим, и не замечал этого. Он представлял себе мир, нежно творил этот мир - душа танцевала в темноте...
Разве чтобы что-то увидеть, нужно на это смотреть ? Душа танцует в темноте... и в этом танце, участвуют цветы, деревья, люди, поезда, синие, словно падшие грозы, реки... Они - это он. Разве он не знает, не видит себя ?
Вот помощник Мальцева подводит его к дому, и спрашивает : "ты ослеп? Ты ничего не видишь?"
И Мальцев отвечает : " Что ты, я вижу всё : вот мой дом, вот дерево, а вот моя жена встречает меня у дома... Ведь правда, встречает ? "
Душа танцует в темноте... Мальцева отстраняют от работы, отдают под суд.
Прошло время. Он грустно сидит в какой-то безрассветной, апокалиптической ночи мира, плачет, слыша как мимо несутся поезда.
Душа танцует в темноте... В мире есть много такого, что мы не видим, что порою темно и страшно касается нас, причиняя нам боль и ужас смерти, ибо ревнует нас, быть может, боится нас и нашего проникновения в прекрасный и яростный мир. Но и в душе есть много прекрасного, яростное - тоже есть, порой вырывающееся наружу, к себе подобному, разрывая красоту чувства ли, сердца, взора...
Нужно только уметь, как и Мальцев, жить и чувствовать мир, всей красотой души, не унывать, танцевать, пусть в темноте, пусть над бездной, но сделать мир в душе, частью внешнего, большого мира, озарив его грозою чувства к нему, любовью и доверием к ближнему, чтобы "стало вдруг видно во все концы света", словно бы ты только что сотворил этот прекрасный и яростный мир, тихий, девственный мир, и увидел его таким, каким его не видел ещё никто.

Вот это неожиданно! Как ручной удар в грудь, от которого так и трещат кости разных там желтоглазых и чрезмерно активных активистов.
Потрясающе. Платонов выжег из меня слезу и хороший такой ком в горле.
Особенно хорошо идет чтение на пару с текстами Летова и с собственными мыслями.

Прапрапрадеда, по одной из моих непутевых линий, звали Елисей, это, почти тот, что прятал гробы в пещерах, а потом их требовал вернуть, потому что у людей больше ничего и нету. Это даже наверняка, потому что бабка моя, когда ей еще 20 было, купила красной ткани себе на гроб, которая сейчас истлела и рвется от любого прикосновения.
Чудовищный язык, но прекрасный в своей чудовищности, небольшой гротеск совковых словесов вызвал во мне приятные детские воспоминания. Хотя в моем детстве уже не должно было бы быть такого, но мы жили некоторое время в месте, в котором и крепостное право не закончилось почти, а плавно перетекло в коллективизм, а потом черт знает во что. Мать моя работала в "конторе", где Ленин на бордовом бархате пах струхами и старой бумагой, мне разрешали печатать на машинке и разбирать старые бумаги, где кто-то хотел купить на майские праздники что-то, и бумаги эти пестрили такими словесами.
Ужас как хорошо.