Словарный запас автора - невероятно высокий
Loreen
- 896 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
А сам Вето божился как,
А сам Вето божился как,
Что он, де, Франции не враг,
Что он, де, Франции не враг.
Но не сдержал обет,
Пощады ему нет!
Карманьола, 1792
Богатая книга, яркая, а вместе с тем не очень шаблонная, не очень приторная, не очень латиноамериканская. Это несоответствию заранее созданному в голове стереотипу привлекает, удивляет даже. Ну а знакомство с биографией автора подкрепляет и интерес, и понимание – почему текст так обильно усыпан галлицизмами и прочими французскими аллюзиями (возможно, именно поэтому в книге соизмеримо меньше того самого латиноамериканизма).
Автор рассказывает нам о Французской революции почти без Франции, рисуя ее картину через призму Карибского бассейна, который он называет новым Средиземным морем. Перед нами почти в виде Danse macabre (крови, по крайней мере, будет много) пройдут несколько сонная Куба, пылающие города Гаити, эпизодический Париж, баскский городок на границе с Испанией, Гваделупа с гильотиной, поля смерти Кайенны и напуганный Суринам. Опять Куба, опять Кайенна, кипящий Мадрид. В таком подходе, когда о большом рассказывают через мелкие штрихи, чудится совпадение с мыслью Лукача об исторических романах . Кроме этого мне показалось, что в фокусе на островах Карибского моря есть параллель со знаменитой книгой Бенедикта Андерсона о зарождении национализма .
Проза (по крайней мере, в русском переводе) завораживающая. Очень густая, насыщенная, многослойная даже. Кроме очевидного разговора про стадии революции (роман, вероятно, особенно рельефно воспринимался на Кубе в начале 60-х) Карпентьер рассказывает нам о людях, готовых жить новой конъюнктурой. Герой хоть и хранит портрет Неподкупного, но агентом Директории стал, да и Наполеона не чурается. Ломается, гнется, дурит, изменяет себе, топчет идеалы.
Трудно, ох трудно не видеть параллели с нашей историей. И в стадиях революции, от романтического всемирного пожара к термидору, и в отношении к людям, от лозунгов братства и все флаги в гости к нам к закручиванию гаек. Карпентьер много пишет (хотя не стоит забывать, что это художественная проза) об участии иностранцев во Французской революции, о посулах и репрессиях, о прокламациях и попытках экспорта революции. Все это мы видели, что на примере финских коммунистов, что на примере немецких.
А еще меня пленяет тот пласт искусства, к которому обращается Карпентьер для создания фона. Это, во многом, тот же пласт, что питал Пушкина, по крайней мере множество книг по названиям совпадают с теми, что мелькают на страницах «Евгения Онегина». Для меня это уже геология, все эти Радклиф и Ричардсоны, так далеко в строение литературы я не заглядывал, а для Пушкина и, судя по всему, Карпентьера это были живые книги, создававшие их мир.
P.S. Пытался найти неаполитанскую картину из дома героев, изображающую взрыв собора, связывающую части повествования. Не нашел, возможно это фантазия автора, но наткнулся на забавный факт. Англоязычное название романа (‘Explosion in a Cathedral’) не совпадает с испанским и русским, и в какой-то переведенной на русский с английского книге переводчик поленился уточнять цитату из эпиграфа и просто перевел английское название на русский.
P.P.S. В книге полно псевдоэпиграфов – все они подписаны именами великих людей, но представляют собой выдернутые из контекста словосочетания. Это, конечно же, сильно разжигает любопытство.

Читаю автора впервые, как, впрочем, и кубинскую литературу.
Откровенно говоря, не знаю, как выразить словами ощущение от прочитанного. Вроде - вот остров Гаити на рубеже 18-19 вв. Вот - власть французов (да-да, не испанцев!). Вот - негритянское восстание и правление Анри-Кристофа, единственного (не факт) негритянского императора. Вроде бы всё понятно, можно покопаться и интернете и найти реальные исторические привязки. Вот только с этой книгой это не работает.
Книга охватывает примерно полвека (40 лет точно!), и в каждом отдельном эпизоде мы видим негра-раба Ти Ноэля. Он то раб, то свидетель бегства белых, то свободный негр при Анти-Кристофе. Он не главный герой романа, но самая неотъемлемая его часть, ведь он связывает всё повествование воедино.
Сама по себе история тех лет выглядит фантасмагорией даже в академическом изложении. Вначале рабы, недовольные своей участью, тишком травят и режут своих хозяев, а при известии о Великой французской революции устраивают свою революцию. Метрополия хочет вернуть свою колонию, но прибывший на остров корпус наполеоновской армии вымер от тропических болезней. Бывшие рабы пытаются построить своё государство, но не каждая кухарка может управлять государством, оттого часты государственные перевороты. Богатые богатеют, а бедные всё больше нищают.
Книга полна магией, хотя не такой магической, как у Маркеса. Люди превращаются в зверей, птиц, насекомых, летают по воздуху, не горят в огне, проходят сквозь стены, становятся невидимками. Но знает об этом только тот, кто верит в магию.

"Век просвещения" начинается на Кубе в дома успешного негоцианта в час его смерти. Юные наследники покойного, дети Карлос и София и племянник Эстебан, внезапно ставшие богатыми и свободными, с удивлением и восторгом привыкают к своему новому положению. Отгородившись от мира в богатом дворце, они ведут легкомысленное и беззаботное существование, пока однажды в их доме не появляется странный посетитель, а вместе с ним - и дух времени.
Роман огромный. И по объему, и по содержанию. Действие из Кубы переносится во Францию, затем на Антильские острова и Французскую Гвиану, а сюжет от истории одной кубинской семьи плавно переходит к масштабному историко-философскому портрету эпохи. Сначала кажется, что просвещение, по мысли автора, равно раскрепощению. Именно такой путь к свободе должны пройти София и Эстебан (и мне показалось, что автор провел героев по этому пути чуть дальше, чем было необходимо). Но постепенно историко-философская линия романа усложняется, автор подробно описывает как трансформировалось мировоззрение людей, как менялось отношение к науке, религии и семье, как старые общественные институты теряли влияние, а новые мыслители становились "властителями дум". В романе нашлось место не только художественному описанию событий Великой французской революции в метрополии и на заморских территориях, но и их анализу, раскрытию подтекста и обобщению - чем заканчивается Время Великих Перемен. И почему прекрасные лозунги (на словах) превращаются в ужасные поступки (в действительности).

Слишком много еще на свете «юнцов, которые познают наслаждение в соитии с неостывшими трупами красивых женщин» (Лотреамон), не сознавая, что мир чудесного открылся бы им в соитии с живыми.

Но что такое вся история Латинской Америки, как не хроника реального мира чудес?

Становится горше горького, когда тебя бьет негр, такой же черный, как ты, такой же губастый, и курчавый, и плосконосый, как ты, по всем статьям тебе равный, такой же бедолага, может статься, такой же клейменый, как ты.