Колымские рассказы

Я под глубоким впечатлением от прочитанного, пытаюсь его осмыслить, отрефлексировать.

Колымские рассказы — это прежде всего художественное исследование, а не летопись и передача фактов, хотя фактура там довольно точная. Я читал факты об ужасах ГУЛАГа, но в сухом изложении факты и статистика не пробирают так эмоционально, не оставляют глубокий след в душе.

Как рассказать о том, что невозможно понять, не пережив это? Это творческий вызов, с которым Шаламов очень хорошо справляется. Холодный тон, очень мало художественных метафор и одна-две яркие детали, вкраплённые в рассказ. Краткость, ёмкость, максимальная концентрация смысла в тексте, но без упрощения языка.

Восхищает эпическое спокойствие, с которым он пишет Шаламов. Спокойный голос автора — в нём нет надрыва, нет крика. Он выше всего о чём пишет, но в этом возвышении так много одиночества.

Лучше всего художественную задачу «Колымских рассказов» определяет сам Шаламов в своём небольшом очерке «Память»:

## О сталинизме
Когда читаешь Шаламова, хочется сравнивать две системы (не удивительно, что это теперь запрещено).

У Виктора Франкла, пионера экзистенциального анализа, есть эпизод в котором он рассказывает о своём заключении в нацистском концлагере. Он рассказывает о том, как заключенные были наказаны — всю ночь стояли под дождём и холодным ветром (и без того истощённые и измождённые), но всё равно радовались, потому что в лагере, куда их перевезли из Освенцима, нет трубы.

Это очень перекликается с шаламовским описанием радости от лишнего куска хлеба или от осознания того, что сегодня не идти в прииски.

Труд освобождает. Труд есть дело чести...

Теперь я считаю, что любой разговор о сталинизме можно продолжать только, когда убедишься, что собеседник читал «Колымские рассказы». Перед обсуждением реформы пенитенциарной системы — обязательно перечитать рассказ «Красный крест».

## О физикализме
Физикализм — идея о том, что сознание привязано к существованию физического тела и мозга и в отрыве от них нет сознания. Но если мы слово сознание заменим на слово «душа», то станет понятно, что Шаламов исследует эту проблему в своих рассказах. И показывает, что дух и плоть связаны — с распадом плоти наступает распад духа. И что духовный распад может наступать даже раньше физического.

## Заметки на полях
### По снегу
С этого небольшого рассказа начинается сборник. И с ходу он затягивает в шаламовскую прозу, в атмосферу колымских лагерей.
Заключенные протаптывают дорогу по снегу в ужасный мороз. Это так бессмысленно, бесчеловечно. И в этом так много безысходности.

### Кант
Начинается с замечательного описания северной природы и характера растения — стланика. Есть удивительный кусочек, где рассказывается как стланик, подогревшись от пламени костра, оживает. Как будто пламя вдохнуло в него жизнь, он чувствует весну, но также быстро засыпает, как только пламя потухло.

Это напомнило мне фрагменты в других рассказах, где заключенные быстро оживают, оказавшись в чуть более пригодных условиях для жизни — чуть больше еды, тепло и отсутствие каторжного труда.

### Инжектор
Здесь приводится полный текст объяснительной записки, где начальник участка «Золотой ключ» отчитывается, почему бригада не выполнила план — у бойлера сломался (отказался работать) инжектор, поэтому невозможно было растапливать мёрзлый грунт.

И к этому рапорту приписка: «...з/к Инжектора арестовать на трое суток...»

И этим всё сказано. Насколько человеческая жизнь ничего не стоит, и никто не будет разбираться, вникать в детали и так далее. Арестовать, растрелять... и всё равно.

### Шерри-бренди
Название — недвусмысленный намёк, что умирающий поэт — это Осип Мандельштам. Но на самом деле поэт — это и сам Шаламов тоже. У него был эпизод, когда он погибал от голода. В целом всё описано так, что просто невозможно такое придумать — это надо пережить.

Больше всего меня задело два момента. То, как описаны приливы и отливы жизни, вдох и выдох. Жизнь как будто утекает, но потом какая-то неведомая сила притягивает её назад.

Геологическая карта, стрелковая мишень перед глазами — это собственные пальцы умирающего поэта.

### Татарский мулла и чистый воздух
Здесь мне запал в душу сам парадокс «чистого воздуха». Для меня, городского жителя, чистый воздух — это живительное благо, что-то что должно излечить, придать здоровья и жизненной силы. Чистый воздух — миф.

В терминологии Шаламова — это суровая суть природы, враждебная человеку, которая наоборот забирает здоровье и высасывает жизненные силы. Чистый воздух — реальность.

### Галстук
Швея Маруся Крюкова — крепостная девка. А номенклатурщики — новые помещики. Отношение к ценности и функции человека очень схожее.

### Геркулес
То же, что и в рассказе «Галстук» — очень недвусмысленно показано, что номенклатура — это новые господа, новые помещики.

С другой же стороны, чем этот «Геркулес» в широком смысле отличается от блатного Сенечки, а стирание крови с его брюк от чесания воровских пяток?

Сталин — он же блатной и есть. А номенклатура — паханат.

### Шоковая терапия
Менталитет краба. Доктору же ничего не стоило закрыть глаза и подписать бумагу, чтобы комиссовать «симулянта» на волю. Но он ассоциирует себя с функцией, с частью системы.

Ситуация очень похожа на поведения посаженных в ведро крабов: некоторые из крабов могли бы выбраться из ведра, но когда они достигают границы ведра, другие крабы вцепляются в них и мешают им выбраться.

Не думаю, что Шаламов был в курсе этого «крабьего» явления, однако ситуацию описал очень похожую.

Колымские лагеря — это ад сотворённые руками самого народа.

### Стланик
Чисто природная зарисовка, которая показывает бедность северной природы и передаёт её атмосферу. Но ведь стланик он ещё и сродни человеку — также подстраивается, также цепляется за любую возможность, которая вселяет в него жизнь. Прогибается, но держится за жизнь.

### Красный крест
Это рассказ пропитан отвращением к блатному миру, отвращением к тюрьме и лагерной жизни. Шаламов выносит окончательный приговор пенитенциарной системе: «...ничего полезного, нужного никто оттуда не вынесет, ни сам заключенный, ни его начальник, ни его охрана... Каждая минута лагерной жизни — отравленная минута.»

Достоевский не знал настоящего блатного мира. Каторга при Достоевском была гораздо гуманнее, чем Колыма. Колыма — ад на Земле. Ад, который люди сотворили собственными руками.

Стивен Кинг - признанный король ужасов. Он садится и придумывает то буку, живущую в канализации, то страшных вампиров, то неназываемых тварей. Но читатель всегда может укутаться поглубже в свой плед и в самые страшные моменты сказать себе "это всё невзаправду". Так вот, шаламовская жуть страшнее, потому что она мало того что взаправду, так она ещё и не всегда в прошлом. Вот это совковое отношение к людям как к расходным единицам, обворовывание самых беззащитных, тупой формализм даже когда видишь, что твоё бездействие приводит к чьим-то увечьям и даже смерти - всё это во многом ещё живо в современной России, управляемой всё теми же вертухаями.
В отличие от документального и в силу обстоятельств сумбурного "Архипелага ГУЛАГ", "Колымские рассказы" - произведение художественной и более тщательно отредактированное. Но, конечно, в достоверности их сомневаться не приходится: такое даже Стивен Кинг и близко не выдумает. А эмоции книга вызывает такие... Я и не думала никогда, что художественное произведение сможет вызывать во мне столько биологических реакций, типа мурашек, кома в горле, ощущения пустоты где-то в животе и странного трепета сердечной мышцы. Это страшнее войны, это страшнее зомби-апокалипсиса: это обыденная безучастная дегуманизация русского человека.

Вообще достаточно "мощная" книга. Если Солженицын просто собрал всю самую важную информацию о ГУЛАГе в своей книги "Архипелаг ГУЛАГ", то "Колымские рассказы" это немного другое. Книга Шаламова, это книга ситуаций которые с ним происходили во время ссылки, либо истории которые он от кого то слышал. Описание ситуаций настолько точное, что во время чтения сам начинаешь чувствовать примерзшие волосы к нарам/голод/не разгибающиеся пальцы после адской работы на рудниках. Плюсом книги так же является то что она не такая большая по обьему как тот же "Архипелаг", читается достаточно быстро но максимально эмоционально. Обязательно для прочтения людям которые хотят увидеть свою страну со всех сторон, а не только со светлой.

Обожаю Шаламова! Лучше него про сталинские лагеря никто не писал (сугубо мое мнение, которое никому не навязываю). Но читать его много не могу, поэтому в этот раз читала только сборник "Левый берег". У него одинаково хорошо получается писать и про лагерь, и про тюрьму (шикарно описан тюремный быт в рассказах "Лучшая похвала", "Комбеды"), и про лагерную больницу. Особенно жуткий рассказ из этого сборника "Прокаженные", у меня аж мороз по коже пошел от ужаса. Также отдельно хочется отметить рассказы "Ожерелье княгини Гагариной", "Алмазная карта", "Лучшая похвала" (об эсере, председателе общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев Андрееве А.Г.), "Аневризма аорты", "Лида".
п.с. На левом берегу Колымы располагалась центральная больница для заключенных.

Безусловно, это очень серьезное произведение и очень искреннее. Почти после каждого рассказа я не могла сразу двигаться дальше, нужно было обязательно взять паузу и "переварить", осмыслить написанное и не написанное, подумать.
Больше всего мне запомнились размышления автора о жажде жизни, об отношении человека к человеку, о равнодушии к смерти, о потери классических ориентиров - семья, любовь, профессия, честность, дружба. Все умирает на холоде, кроме основных человеческих инстинктов, кроме голода, желания согреться, избежать побоев и унижений.

Шаламов - удивительный писатель. Не стараясь превознести страдания и боль, он пишет настолько пронзительно, что щемит сердце. Глупость, равнодушие, страх, унижения - все эти силы пробуждают в людях монстров, озлобленных существ, социопатов.
Обязательно нужно прочитать всем, это наша историческая память и прошлое, пусть и такое страшное.

Эта книга – как хроника из преисподней. Ее не хочется читать, ты замираешь в ужасе от прочитанного после каждого рассказа и запрещаешь себе об этом думать. Но потом возвращаешься к книге и переживаешь вместе с автором все годы его пребывания в лагерях по политической статье снова и снова.

Нечеловеческие условия, холод, голод, уголовники рядом, шаг вправо – шаг влево – расстрел, мечтания о буханке хлеба. Бесчеловечность, предательства, пытки и издевательства. И все это пережили (но большинство не смогли пережить) такие, как мы с вами, которых зачастую по ложным обвинениям ссылали на Колыму. Страшно.

Сам автор после всего этого пришел к такому выводу: "У меня изменилось представление о жизни как о благе, о счастье. Колыма научила меня совсем другому. Принцип моего века, моего личного существования, всей жизни моей, вывод из моего личного опыта, правило, усвоенное этим опытом, может быть выражено в немногих словах. Сначала нужно возвратить пощечины и только во вторую очередь – подаяния. Помнить зло раньше добра. Помнить все хорошее – сто лет, а все плохое – двести. Этим я и отличаюсь от всех русских гуманистов девятнадцатого и двадцатого века". И не нам судить, прав он или нет.

Это моё первое знакомство с Варламом Шаламовым. Очень понравились замечания о людях, описания северной природы. Несколько жёсткий и нарочито простой стиль повествования. Описание реальности давно утерянной для современного человека. Такую книгу хочется порекомендовать людям, страдающим социошизой (социализмом) и сталинизмом. Из книги можно сделать некий вывод о том, что «блатной мир» был продуктом сталинизма, чья функция сводилась к подавлению политических и честных заключённых, чтобы не дать им шансов на свободу, отдых, бунт. Читая книгу, приходишь к мысли, что эпический «русский гопник» не что иное как крестьянин, попавший на Колыму и видящий в блатном мире «правду жизни»™, стремящийся всеми силами подражать блатным. Тот же Товарищ Смертин, описанный в книге это почти что каноничный образ НКВД. Чтение таких книг всё расставляет по своим местам, относительно страны в которой мы живём.