Петр Первый

— Сонюшка, здравствуй, свет мой...Она, не отвечая, подняла хмурое лицо, пристально зелеными мужичьими глазами глядела на Василия Васильевича. Он в недоумении остановился, не дойдя до кровати.— Беда какая-нибудь? — государыня...Этой зимой Софья тайно вытравила плод. Пополневшее лицо ее, с сильными мускулами с боков рта, не играло уже прежним румянцем, — заботы, думы, тревоги легли на нем брезгливым выражением. Одевалась она пышно, все еще по-девичьи, но повадка ее была женская, дородная, уверенная. Ее мучила нужда скрывать любовь к Василию Васильевичу. Хотя об этом знали все до черной девки-судомойки, и за последнее время вместо грешного и стыдного названия — любовник — нашлось иноземное приличное слово — галант, — все же отравно, не хорошо было, без закона, не венчанной, не крученной, отдавать возлюбленному свое уже немолодое тело. Вот по этой бы весне со всей женской силой и сладкой мукой родила бы она... Люди заставили травить плод... Да и любовь ее к Василию Васильевичу была непокойная, не в меру лет: хорошо так любить семнадцатилетней девчонке, — с вечной тревогой, прячась, думая неотстанно, горя по ночам в постели. А иной раз и ненависть клубком подпирала горло, — ведь от него была вся мука, от него был затравленный плод... А ему — хоть бы что: утерся, да и в сторону...

• А что, Алексашка, заведем когда-нибудь у себя такую жизнь?
• Не знаю, мин херц, - не скоро, пожалуй...
• Милая жизнь... Слышь, и собаки здесь лают без ярости...Парадиз...Вспомню Москву, - так бы сжёг её...
• Хлев, это верно...
• Сидят на старине, - ж*па сгнила... Землю за тысячу лет пахать не научились...Отчего сие? Курфюрст Фридрих - умный человек: к Балтийскому морю нам надо пробиваться - вот что... И там бы город построить новый - истинный парадиз... Гляди, - звёзды здесь ярче нашего...
• А у нас бы, мин херц, кругом бы тут всё обгадили...
• Погоди, Алексашка, вернусь - дух из Москвы вышибу...
• Только так и можно...