Пятеро. Роман и пять рассказов о старой Одессе

Начало XX столетия. Город дюка де Решелье, вице-адмирала де Рибаса и графа Воронцова. Биндюжников и контрабандистов. Как пел Высоцкий: «Все в Одессе: море, песни, Порт, бульвар и много лестниц, Крабы, устрицы, акации, maisons chantees*». Десятая станция фонтана, Ришельевская, Екатерининская, Пушкинская. Соборная площадь..... «где кончалась Дерибасовская и начинался другой, собственно, мир, с иным направлением улиц, уже со смутным привкусом недалеких оттуда предместий бедноты — Молдаванки, Слободки-Романовки, Пересыпи». Вавилонское скопление рас и наций, говорящих на общем языке, но языке особом и порой понятным лишь им самим. И не было «во всей России более яркой панорамы этого перерыва культурной преемственности, чем наша добрая веселая Одесса. Я не только о евреях говорю: то же с греками, с итальянцами, с поляками, даже с «русскими» — ведь и они, в массе, природные хохлы, только «пошылысь у кацапы». Но вот уже «вихри враждебные» затмевают запах моря и акаций, а на горизонте маячит предчувствие страшных времен. Еврейские погромы. Броненосец Потемкин.

На этом фоне и разворачиваются события в романе «Пятеро». Трагическая сага еврейской семьи Мильгром в эпоху российского декадентства. Глава семьи Игнац Альбертович и его супруга Анна Михайловна. Их дети. Маруся, Марко, Лика, Серёша и Торик. И у всех пятерых жизнь сложилась нелепо и драматически. Ведь пришло время перемен. Необратимых изменений всего, что еще вчера казалось прочным и вечным. Мир кончился. Настала пора борьбы с «предрассудками». «Но оказывается, что как раз «предрассудки» и служили прочной основой морали. Предрассудок — святая вещь, это еще Баратынский пел: «он — обломок древней правды». Может быть, все истинное содержание морали, даже содержание самого понятия культурности состоит из предрассудков; но в каждой культуре они — свои, самобытные, и при переходе от одной ко второй получается долгий срок перерыва — прежние пали, новые еще не усвоены; очень долгий срок, может быть и не одно, и не два поколения, а больше». И как показывает время, ни ассимиляция, ни социализм, ни декадентство не способны заменить основы морали.

Жаботинский прекрасно описывает, как политические события, так и человеческую психику. Удивительно точно и наглядно отображены процессы, ведущие к упадку общества. Глубоко грустный портрет эпохи и города, которых больше нет, написанный удивительно поэтичным языком.

Не знаю, что на меня произвело большее впечатление, — воспоминания о любимом городе при чтении или трагическая история семьи Мильгром, но книга тронула до глубины души.

В этом рассказе всего несколько коротких эпизодов из детства и юности писателя. Воспоминания, которые приходят вместе с ароматом акации. Так просто, с юмором, с задором, и так понятно, хотя чужое, не мое. Но ощущение потери чего-то бесценного, что ушло безвозвратно, становится реальным. И его можно применить к себе, возвращаясь в памяти свое детство и юность.

Трогательно, уютно, ароматно, юно, игриво и одновременно грустно. И все же эта грусть светлая, хочется улыбнуться.

О, Боже, сохрани этот город, соедини разбросанных, тех, кто в других местах не может избавиться от своего таланта и своеобразия.
(Мих. Жванецкий)

На три четверти книга состоит из воздуха дореволюционной Одессы. Места, характеры, словечки, штрихи поведения и прочее, что никак не из нашего времени, легко окунает в ту атмосферу.
Вот, из череды обыденно-невероятного:

Совсем не солнечными нотами врезаются политические реалии, упоминания погромов, терактов, Азефа, Зубатова, Плеве, неназываемых знакомых нелегалов ( которым, если пошарить в окололежащих источниках, найдутся конкретные имена), восстание на "Потемкине".
Дрейф настроений от душевного подъема к горькому ощущению, что все как-то не так складывается , и озлоблению...
И еще четверть книги, ближе к окончанию, уходит под идеологические соображения автора, которые доходят до того, что Торик-выкрест рисуется однозначным предателем своего народа. Похоже, у автора-сиониста ассимиляция - точка болезненная настолько, что хлебные спекулянты рисуются им ангелами ушедшего времени и опорой нации, лишь бы вероисповедание не меняли.
Ах да, я не сказал про семью Мильгром, члены которой - главные герои книги, но мне показалось, что главное все-таки не они, а воздух воспоминаний.

«Пятеро» — это роман о том, как «время больших ожиданий» становится «концом прекрасной эпохи»
Одесса, еврейская семья, пятеро детей: Маруся, Марко, Лика, Сережа, Торик...
Возможно, все сложилось бы по-другому, если бы не время. Именно оно стало определяющим фактором или наоборот фактором разброда в умах молодых людей семейства Мильгром. Но начало 20-го века уже будоражило многие умы революционными идеями, да и каких только идей не витало в воздухе, автор назвал время становления своих героев "весной" в смысле общественного и государственного пробуждения. Сам Жаботинский был активным участником сионистского движения. Почему именно эта семья? Потому что эти пятеро могут наглядно служить маленькой исторической моделью всей еврейской Одессы в целом.

И было начало романа - легкое, веселое, со счастливой семьей.
Тем больнее и бессмысленнее казался ее трагический конец.

Ностальгический рассказ - сожаление о безвозвратно ушедших юных годах. Воспоминания, разбуженные запахом акации, включают два эпизода - совсем детские школьные годы и время первых встреч с девушками. Первый эпизод развлек и позабавил. Начинается с поступления автора в гимназию, общих интересов школьников того времени, собирания коллекции "кардонок" - крышечек от папиросных коробочек, ловли крабов и проказливых шалостей с ними. Цепляет уже утерянная манера речи, жаргонные словечки и общая атмосфера Одессы того времени, на душе как-то легко и спокойно от этих образов.
Второй эпизод совсем коротенький - свидание с девушкой, легкий флирт и беззаботное время когда ветки акации хватало, чтобы добиться расположения своей подруги. И в финале горькое сетование на то, что молодость увы не бессмертна. Бежит время, сменяются поколения и лишь запах акации по-прежнему будоражит сознание.
Знаете, что странно. Читая рассказ, я думала, что он написан ну как минимум лет так в 50+. Обычно подобные эмоции просыпаются у людей достаточно зрелого возраста. Но Жаботинскому на тот момент был всего 31 год. Видимо настолько ранняя серьезность и моральная усталость это один из показателей того времени.
Замечательный рассказ, который позволяет нам совершить прыжок во времени и пространстве, окунуться в атмосферу Одессы начала 20 века, но при этом еще и вспомнить собственные детские шалости и милые годы юности. У меня только они ассоциируются с запахом жасмина, которые рос перед домом.

С годами заметно портятся нравы моего внутреннего читателя: он мучительно избегает очевидностей, сторонится обязательных и громких книг из обязательных длинных списков, становится придирчив и привередлив, и если раньше мне всегда было в радость чтение как таковое, то теперь совсем не каждая книга радует меня лишь потому, что ей, книге, выпало быть написанной и опубликованной. "Пятеро" Жаботинского среди долгих бесплодных поисков - не просто открытие, а редкое везение. Тонкая, печальная, невыносимо пронзительная история, которая ножом врезается в нутро, и не спасают от глубокой кровоточащей раны ни блистательные одесские фразеологизмы, ни ироническая отстраненность рассказчика, ни его беспощадные насмехательства - вскользь, между делом - над чьими-то декадентскими кудрями, укладом газетных и студенческих кружков, деталями собственной биографии. Неважно, был ли на свете опасный шалопай Сережа, которому лучше бы не быть, существовал ли бестолковый Марко, писала ли кому-то письма прекрасная рыжая Маруся - я долго еще буду думать о каждом из них.

Как точно - и как безнадежно.

Заниженные ожидания - отличная штука. Это та приправа, которая позволяет получить массу удовольствия от хорошей, но в общем-то заурядной книги. Кто такой этот Жаботинский вряд ли знает в России и один человек из ста. А как попал ко мне в руки его роман - я и сам не знаю. Но получилось удачно.

Итак, Одесса, начало века. Перед нами разворачивается история еврейской семьи. Этакие братья Карамазовы, только вместо четырех братьев - три брата и две сестры. (Отмечу в скобках, что Братьев Карамазовых я рассматривал всегда как уникальную книгу: единственную, дающую исчерпывающий ответ о сути русской души. Можно ли в таком же ключе понимать "Пятеро" - у меня нет морального права утверждать. Права нет, но очень хочется).

Сионизм Жаботинского - теплый и вызывающий сочувствие. Я не разбирался в деталях его реальных политических убеждений, но в этой книге он сумел их представить в форме образцово-показательного патриотизма (не на государственной, а на культурно-национальной почве, разумеется), абсолютно положительного, сочетающего в себе трезвый и даже критический взгляд на соплеменников с теплым, любящим к ним отношением. И, разумеется, ни единого дурного слова в адрес других национальностей.

В литературном смысле книга хороша. Тут и удобные 10-ти страничные главы. И выверенный баланс (как это умеют делать хорошие журналисты) между отстраненным, лишенным моральной оценки описанием, но вместе с тем отчетливо слышным авторским голосом, имеющим свое мнение и свой характер. И хороший язык, цепляющий иногда удачной фразой или глубоким размышлением. И запоминающийся паноптикум персонажей, который мог бы напомнить Пруста, но не напоминает, потому что уж слишком тепло к ним относится автор. Иногда Жаботинский вдается в модерн - немного неуверенно и нечасто; на мой вкус это идет на пользу.

Местечкового колорита хватает с избытком. В романе 220 примечаний, и это очень нужно. К местной фене и географии придется привыкать, хочешь не хочешь. Исторический контекст интересен, но второстепенен. Да, тут есть восстание на броненосце Потемкин, убийство Плеве, война с Японией, охранка... но роман все-таки не об этом, а о людях.

Чем закончить? Тут ничего гениального, но добротный образчик русской классической прозы начала 20 века. Думаю, понравится многим, кроме антисемитов, но их, вроде бы, уже почти не осталось.

Пятеро, словно пять первоэлементов одной планеты, пять лучей одной звезды, пять пальцев одной руки, пятеро детей из одной одесской еврейской обрусевшей семьи Мильгром, и родители - это единственное, что их объединяет.
Вода: Старший брат Марко, как охарактеризовал его средний брат Сережа:

Земля: О своем младшем брате Торике Сережа отозвался:

Огонь: О самом Сереже, сравнивая его с младшим братом, отец пятерых высказывается следующим образом:

Но лучше раскрывает сущность Сережи его старшая сестра Маруся –пляшущий черкес с пятью кинжалами во рту.
Дерево: И собственно, муза Жаботинского Маруся, несмотря на то, что она сама о себе говорит:

Мама справедливо полагает, что это не так:

Металл: Осталось сказать про пятого ребенка из семьи Мильгром Лику. Маруся определила ее, как «палач до корней волос, до кончиков обгрызаных ногтей»; родители отговорились: «не сюжет для разговоров вовремя танцев», а один художник попав в семью Мильгром к обеду первым из окружающих заметил, насколько она красива.
Читая все выше приведенные описания? не трудно примерно предположить, как сложилась судьба каждого из детей Мильгромов, а вот и нет. Реальность оказалась намного кучерявее, нашей с вами фантазии. Да, реальность, поскольку Жаботинский описал историю действительно существовавшей семьи. Каждый из пятерых кончил свою жизнь так, как не возможно было предугадать, познакомившись с ними поближе.
Но для меня «Пятеро» - это все же звезда Давида, поскольку шестым не менее важным и любимым Жаботинским главным героем была Одесса, та легкая и непринужденная, со столичным лоском и провинциальной простотой. Писатель так искрометно описывает быт, речь и другие особенности Одессы, что, если вы знакомы с историей Одессы, хотя бы в общих чертах, а если еще и жили, то не можете не прожить еще одну свою жизнь в этом городе вместе с Жаботинским.
Так что, если есть желание погрузиться в атмосферу конца XIX начала XX веков в Одессе, обязательно раскрывайте книгу и вместе с Жаботинским подъезжайте к городу с моря и вы увидите:

Есть книги, которые очень приятно читать, иногда весело, иногда горько, но они почему-то в самом конце не оставляют глубокого следа в душе. Такой для меня оказалась и эта книга.

По всем параметрам она должна была попасть прямо в яблочко и стать одной из любимых. Ведь в ней есть прекрасная дореволюционная Одесса, начало 20 века, переплетение судеб и истории, аутентичность. Но вместе с этим, в ней не оказалось нерва. Все кусочки пазла мне очень понравились, каждая отдельно глава. Персонажи почти все тоже трогают за душу. И Маруся, и Сережа, и их родители. А стиль повествования так просто - песня! Я пишу рецензию и вспоминаю кофе с рахат-лукумом в кофейне, таинственную Луканию и много милых, простых, но очень красивых и поэтичных эпизодов.

Но к сожалению книга слишком быстро отпустила и я сама не понимаю почему. Все-таки в ней много трагичности, трогательности, такое обычно крепко западает в душу. Но я не продолжила жить ей ни дня после завершения, хотя это нередко со мной случается. Даже последние страницы, нежный, милые, я прочитала как будто мельком. Не знаю с чем это связать. Книга звучала иногда как исповедь, дневник, но этот дневник, несмотря ни на что, не оказался мне близок. Хотя, предпосылок к этому было более, чем достаточно. Возможно, потому что для меня эта книга читалась как дневник старого человека, для которого все позади, все пережито, эмоции даже самые горькие и радостные уже поблекли. Пусть и написал ее всего 56-летний человек, а не почтенный старец. Мне показалось, что немного не дожал Владимир Евгеньевич, слишком легким оказалось его дыхание для меня в данный момент.

И несмотря на это, я очень рада, что прочитала эту книгу. Первая треть книги читается с упоением, на одном дыхании, а исторические наблюдения, для меня оказались на вес золота, я люблю такое.

Ну и в заключение скажу, что у меня бывают разные периоды чтения. Иногда периоды революционные, иногда дореволюционные, периоды Одессы, периоды Союза, периоды медленной спокойной жизни, ну в общем, самые разные. Я думаю, что в свой следующий "одесский период" я еще вернусь к книгам Жаботинского.