Л. Н. Толстой. Рассказы

Всё-таки мне нравится, как пишет Лев Толстой. Правда, большие романы лучше. В больших романах из вот таких, как "После бала" зарисовок складываются судьбы и узор времени. Но и в этой короткой вещи уместилось многое. Прежде всего, настроения. Целые три, совершенно разные.

Настроение светского вечера, где пожилой мужчина рассказывает свою историю. Я прямо вижу бархат кресел и слышу треск полен в камине. Слабый свет свечей, багряный из-за бархата. Чувствую аромат кофе с бренди и дым сигар. Атмосфера уютного повествования. Улыбки дам, сверкание моноклей, понимающее почесывание усов.

Второе настроение - бал. Волнующее дыхание юности, когда можно безмерно влюбиться в очаровательную девочку, пора иллюзий, когда перышко с дешевого веера приобретает ценность фамильного талисмана. Вся жизнь впереди и ты уверен, что поймешь ее куда лучше прочих. Каждый день - как жизнь. Кругом - ее полнота. Каждая кадриль - событие. Восторг. Азарт. Миражи.

Третье настроение повести в рассветном утре. Запах травы и недавно прошедшего дождя, шелест листвы. Щебет птиц. И странные звуки. Непонятный строй, люди в военной форме. Упорядоченный, каждый солдат -- винтик механизма. Изнанка жизни. К запаху дождя примешивается привкус крови. Безликая жестокость. Я вижу солдат, выполняющих приказ. Почти бесчувственного татарина, которого волокут, словно куклу, навстречу смерти. Маловероятно прийти в себя, когда тебя прогнали сквозь строй. У него была жизнь - от беззубого мальчонок в засаленной рубашке до юноши, тоже полного настроения бала. У него была история - причины дезертирства, побег, преследование. Все это было - но не рассказано, потому что уже не важно. Ни для него, ни для остальных.
На лесной опушке свое настроение. Тут ступает бесстрастно и статно мужчина, дома - любящий отец, на балу - изящный танцор. Тут он - другой, абсолютно. Он не допускает жалости. И грамма.
Целая судьба даже в солдате, который ударил слабее и получил нагоняй. О нем можно было бы написать целую книгу, но хватило двух предложений, чтобы уместить суть.
Спина, превращенная в развороченное мясо (ей предстоит покрыться гноем, спалить жаром и заразой человеческую жизнь за эту ночь, или, может, за неделю), удаляется, вместе со строем и запахом крови, слепой жестокости механизма жизни. Поют птицы. И все еще пахнет дождем.

...а ведь рассказ такой короткий...

Это один из ранних рассказов Толстого, о Кавказской войне. В произведение чувствуется еще неуверенное перо, но талант и глубина мыли уже отчетливо видны. В рассказе описывается набег русских войск на один из Кавказских мятежных аулов. Главные вопросы, которые интересуют Толстого в рассказе-- это что такое храбрость и в чем смысл войны. О храбрости Толстой говорит уже на первых страницах рассказа. Для него храбр тихий капитан Хлопов, который спокойно исполняет свою службу, не подвергая лишнему риску своих людей. Его храбрость мудра и особенно не бросается в глаза. Иронично изображен Толстым другой "храбрец-герой". Поручик Розенкранц, играющий в смелого до безумия, циничного и презирающего всех Бестужева-Марлинского или Лермонтова. Этот персонаж противен писателю. Его храбрость для Толстого не храбрость, а только поза. Писателю жаль молодого прапорщика Аланина, который подражает Розенкранцу и из-за глупой и бессмысленной удали гибнет в сражении. Война у Толстого показана как зло. Зло глупое и беспощадное, но зло без которого люди никак еще не научились обходиться. Уничтожение русской армией кавказского аула показано с жестоким натурализмом и без малейшей попытки оправдать поступки своих. Война жестокое дело и искать в ней какой-то романтики может только глупый человек. В этом рассказе уже затронуты те темы, которые писатель в дальнейшем разовьет в "Севастопольских рассказах" и "Войне и мире".

В последнее время всё чаще и чаще замечаю, что мода ругать русскую классику и как её преподают в школе не заканчивается, а лишь набирает новые обороты. И Достоевский плох, Булгаков чем-то не угодил, а Лев Николаевич записан в ряды графоманов. Но если всё-таки на некоторое время абстрагироваться от школьных воспоминаний о вдалбливании классических мнений критиков о классике и прочих неприятных моментов, которые наверняка были у каждого второго школьника. Забыть это и посмотреть правде в глаза.
Конечно, просто сказать "Это же классика!", значит, ничего не сказать. Слова "Это же классика!" вовсе не аргумент. Но не согласиться, что эта литература на века будет весьма сложно. Она была актуальна и в те года, актуальна и сейчас. Да, нет атмосферы ушедших лет. Зато люди всё те же и проблемы идентичные.
Возможно, "После бала" нельзя назвать шедевром творчества Толстого, но все вышесказанные слова можно смело к нему отнести. Для меня это небольшое произведение как дыхание прошлого, полное боли, разочарования и крови. Оно наполнено реальной жизнью, созданной ярким контрастом бала (в особенности, танец Вареньки и её отца) и той жестокой сценой, что наблюдал главный герой после торжества. Главное, "После бала" полно ошибок. И для каждого читателя они свои.

Заговаривая о Чехове, Томас Манн отмечал, что с ним родился новый эпос: эпос малой формы. Зародился он для того, чтобы идти рука об руку с формой большой, а не для её вытеснения (хотя сегодня всё идёт к умиранию крупных форм; беда в том, что нового взамен ничего не приходит, а талантов, которые освоили бы этот „малый эпос“, на горизонте не наблюдается).

И кто бы мог предположить, что эти слова − о новом малом эпосе − можно будет отнести и к Толстому, к нашему многословному, широкодыханному, всеохватному, деспотичному, по-генеральски безапеляционному Толстому?

„Алёша Горшок“ же именно таков. По-чеховски ёмок. По-толстовски всеохватен. Как на шести страницах уместить полную жизнь человеческую, не исказив ничего и не умолчав? Здесь ответ. Здесь − жизнь.

Не отнять и горячего, гремящего толстовского дыхания, которое вырывается с текста; половодьем разлитого содержания − не отнять.

Толстой нашёл здесь новую диалектику. Достать, развернуть, продемонстрировать мир человека и сложную игру чувств несколькими словами? Легко. Только теперь он не называет чувство, а вкладывает его напрямую в читателя. Познание через угадывание, в котором невозможно ошибиться.

И нет здесь деспотического, как о нём отзывался Чехов, толстовского проповедничества. Обострённая, собранная в одну развёртываемую точку жизнь. Не более.

А более и быть не может, ведь „Алёша“ − венец толстовского творчества. Сам Л.Н., наскоро написав рассказ, остался им, кстати, до страшного недоволен. И больше не возвращался.

Зато современники оценили как следует. Тот же Блок отнёс „Алёшу“ к самому гениальному, что он читал. И не напрасно. Гениальнейшее, что можно прочесть у Толстого, − это точно.

Не помню, читала ли я это небольшое произведение в рамках школьной программы. Должна была по идее, но не запомнилось оно совершенно. Хотя по идее должна была запомниться и на подростковый возбужденный ум подействовать сильнее, чем действует сейчас.

Мне очень нравится сама идея рассказа - контраст между шикарным балом с разодетыми красивыми мужчинами и женщинами, шумом, весельем, шампанским и сценой с жестоким наказанием солдата на холоде. Ощущение, что тебя окунают в ледяную прорубь, чтобы ты осознал, где ты находишься и что происходит вокруг. С героя резко сняли розовые очки, чего он выдержать не смог и потерял всякое расположение к понравившейся изначально девушке. Справедливо, наверное. Но не знаю, смогла бы я отказаться от общения с приятным мне человеком, если бы узнала, что кто-то из его родственников занимается откровенной жестокостью. Был бы он малознаком мне - да, скорее всего. Я ведь от этого ничего не потеряю. Это сразу показывает, что никакой любовью, как описывает сам герой, здесь и не пахло. Девушка никак не может быть виновата в поступках отца, тем более, будем честны, совершенными вполне в рамках принятых в то время порядков.