Нильс Люне

А уж какая жизнь в том, чтобы шить, мережить, хозяйничать да ездить с глупыми визитами?

Трое – это общество, многообразие, перемены, двое – одиночество, да просто ничто.

У самих у них язык был добросовестно худосочен до того, что во фразе проступали рёбра грамматики и все слова употреблялись так буквально, будто только что повылезли из лексикона.

Он стоит перед выбором и должен выбрать; ибо, когда проходит первая юность, раньше ли, позже ли (смотря по глубине натуры), раньше или позже, в один прекрасный день нас посещает соблазн сказать прости-прощай невозможному и довольствоваться доступным.

Нильс привязался к мадам Одеро, и она поддалась его задушевности, столь частой среди тех, кто страдает от разлада с собой, а потому тянется к другим.

Стеснённость в средствах давала ему повод для особенного наслаждения. Какая царственная расточительность в том, что ум его используется на обучениедетей, какая безумная несообразность в том, что труды его оплачиваются скудным насущным хлебом, какая безмерная нелепость в том, что совершеннейшие ничтожества должны еще письменно ручаться, что он пригоден для убогого ремесла домашнего учителя, не то ему не заработать и жалкого насущного хлеба!

А уж законы их! Законы познания, законы природы! Будто открыть закон не то же, что еще раз доказать нашу ограниченность!

Где бы ни нырнул он в бескрайний океан красоты, доставал он со дна все одну жемчужину.

Бедная Фенимора! Откуда было ей знать, что неистовый гимн любви, если петь его чересчур часто, теряет прелесть слов и напева и обращается в пошлый вздор? Откуда ей было знать, что как бы сегодня ни возносило нас счастье к небесам, завтра его крылья ослабнут? Когда же настало тяжелое похмелье, она с мукой поняла, что они долюбились до сладкого презренья к себе и друг другу, сладкого презренья, ото дня ко дню теряющего в сладости, обретающего горький привкус.