Guards! Guards!

О людях с Лепешечной авеню поговаривали, мол, они настолько высокомерны, что не разговаривают даже с богами. Утверждение несколько клеветническое. Они общались с богами, но только с хорошо воспитанными и из хорошей семьи.

Все, что тебе надо делать, это ходить по Улицам Ночью и кричать, Двенадцать Часов и Все Спокойно. Я спросил, А что, если не все на улице будет спокойно, и он ответил, Ты поступишь чертовски умно, если найдешь другую улицу.

Странное это ощущение – видеть собственные бренные останки. Впрочем, сейчас это казалось гораздо менее ужасным, чем он предположил бы, спроси вы его об этом, скажем, минут десять назад. Зрелище себя мертвого смягчается осознанием того факта, что на самом деле не кто иной, как вы сами, видите себя мертвым.

Иногда, чтобы быть добрым, приходится быть жестоким.

Он оглядел Моркоу с головы до ног. – Значит, в Стражу поступаешь?
– Надеюсь доказать, что достоин того, – кивнул Моркоу.

Стражник бросил на него взгляд, которому весьма подошло бы определение «загадочный». Загадкой было то, что в этом взгляде почему-то сквозила боль всего мира.

Госпожа Овнец и капитан вошли в комнату. С привычным отвращением Ваймс оглядел своих людей.
Стр. 224

— И нечего на меня пялиться, — разгорячился Шноббс. — Настоящую даму я с первого взгляда могу распознать. Она угостила меня чаем и чашечка была тонюсенькая, точно лист бумажный, а в ней настоящая серебряная ложка, — продолжал он тоном человека, которому посчастливилось перекинуть шаткий мостик через гигантскую социальную пропасть. — И я вернул ложку, так что хватит на меня таращиться!
Стр. 224

Это было путешествие длиной в пятьсот миль, и прошло оно, что довольно удивительно, без особых событий. Впрочем, если ты - тот, чей рост зашкаливает за шесть футов, а плечи не пролезают в дверь, то твое путешествие скорее всего будет бессобытийным. Время от времени из-за разных скал выскакивают всячкие люди, но тут же торопливо удаляются, бросая нечто вроде: "О, проше прощения, я, видимо, ошибся..."

Он всё хохотал и хохотал – зная, что стоит ему остановиться, и чёрная депрессия, как свинцовое суфле, погребёт его под собой. Но он чётко видел его – простирающееся перед всеми ними «светлое» будущее...

Пища представляла собой добротное, надёжное топливо – в самый раз для холодного утра, сплошь калории, жир и белок, да ещё, быть может, тихо плачущий от одиночества витамин.