Л. Н. Толстой. Повести и рассказы в двух томах. Том 2

Самые душевнобольные - это несомненно те, которые в других людях видят признаки сумасшествия, которые в себе не видят.

Никогда она так привлекательна не казалась ему. Да и не то что привлекательна; никогда она так вполне не владела им.

Он чувствовал, что терял волю над собой, становился почти помешанным. Строгость его к себе не ослаблялась ни на волос; напротив, он видел всю мерзость своих желаний, даже поступков.

Она была как застоявшаяся, раскормленная запряженная лошадь, с которой сняли узду.

«Кто старое помянет, тому глаз вон. А кто богу не грешен, царю не виноват?»

«Главное же то, что он чувствовал, что он побеждён, что у него нет своей воли, есть другая сила, двигающая им».

«Ей казалось, что если люди завидуют, то то, что она делает, хорошо».

Что ж, вы думаете, что я тогда решил, что то, что я видел, было – дурное дело? Ничуть. «Если это делалось с такой уверенностью и признавалось всеми необходимым, то, стало быть, они знали что-то такое, чего я не знал», – думал я и старался узнать это. Но сколько ни старался – и потом не мог узнать этого. А не узнав, не мог поступить в военную службу, как хотел прежде, и не только не служил в военной, но нигде не служил и никуда, как видите, не годился.

Никогда нельзя объяснить, почему мужчина выбирает ту, а не другую женщину.

Из тысячи женящихся мужчин не только в нашем быту, но, к несчастью, и в народе, едва ли есть один, который бы не был женат уже раз десять, а то и сто или тысячу, как Дон-Жуан, прежде брака. (Есть теперь, правда, я слышу и наблюдаю, молодые люди чистые, чувствующие и знающие, что это не шутка, а великое дело. Помоги им бог! Но в мое время не было ни одного такого на десять тысяч.) И все знают это и притворяются, что не знают.