Чевенгур

Одна из самых впечатляющих, заряжающих книг в моей жизни и однозначно лучшее, что я видел (читал, переживал, ощущал) в прошлом году.
Это запрятанные в песочницу игрушки, это ранние сумерки цвета пыли из-под дивана, это ясное звёздное небо зимней ночью, это черви на асфальте после дождя, это возвращение в детство.
Казалось (и сейчас это ощущение изредка возвращается), что мои чувства высыхают и внутри я превращаюсь в мумию, но Платонов, его творчество, вернули то время, где социальные, биологические и прочие проблемы взрослой жизни не существовали(я их ещё для себя не придумал); было лишь наслаждение жизнью самой по себе, во всей её уникальности. Я заплакал на последних страницах; до этого мои слёзы были полтора года в бессрочном отпуске.
Хотя, книга не о детстве, но это произведение можно назвать сказкой. Сказкой для взрослых, выросших и уже "мёртвых" людей. Может для кого-то это станет своего рода лекарством, утешением, а для кого-то - укором. В любом случае, книга заставит двигаться и меняться.
Конечно, будут и те, у кого книга не вызовет ничего, кроме раздражения. Это не хорошо и не плохо, это нормально. Хоть я бы и не назвал себя антисциентистом и противником общественного или технического прогресса, но, думаю, к месту будет цитата самого Платонова, эпитафия, которой я закончу свою мини-рецензию.

По форме «Чевенгур» — роман, но по содержанию — это открытая рана, обнаженное сердце, река слез, любви и надежды, превратившаяся в речь.
Именно речь, стиль — самое главное в произведениях Андрея Платонова, язык его прозы самодостаточен, он сам по себе – явление.
«Чевенгур» — объемное произведение, но читается оно, все равно, на одном дыхании и не благодаря тому, что сюжет безумно интересен (как раз наоборот – скучноват), а потому что через текст идет такой поток пронзительной любви, вперемешку с отчаянием экзистенциального поиска смысла бытия, что тебя подхватывает, словно щепку, и уносит туда, где главные герои романа пытаются построить мир света посреди нескончаемой тьмы.
Сам же по себе сюжет книги бесхитростен – все вертится вокруг зарождения коммунистической власти, которая как безответная любовь, манит главных героев совершать героические поступки, а после – осмысливать бессмысленность их последствий. Поэтому все персонажи без исключения так и маются между надеждой и разочарованием, между личным и общественным. И каждый раз убеждаются, что мечты и реальность – два берега, между которыми всегда течет река крови и слез.
«Чевенгур» ничему не учит и ничего не объясняет, а просто дает силы перейти эту реку туда, где сердце человека будет жить смело и открыто, а, значит, беззащитно…

Путь становления коммунизма, ироническое описание начальной эпохи. в степной глуши, практически не ведая советских принципов и постулатов, пройдя сквозь всевозможные нелепости и несуразицы (слыханное ли для рабочего человека дело - лежи себе да почесывайся, солнце воздаст тебе по заслугам, трудясь на благо социализма?!), "пролетарский" люд создает чуть ли не рай на земле - городок, в котором каждый из жителей находит себе применение, по старой привычке именуя сие явление "коммунизмом", коим заражены практически все герои романы, пускай и каждый на свой лад (воинствующий Копенкин, эмблемой пронесший фото Розы Люксембург; Чепурный, "чувствующий" на благо народа; зажиточный Прошка, ставший предвестником партийного чиновья будущего; хладнокровный Дванов, всем сердцем своим сиротским болеющий за народ; столичный партиец Симон, остро ощущающий бессмысленность бюрократических действий, довлевших в то время; в конце концов, конь Копенкина, любовно названный Пролетарской Силой).

Теперь понятно, откуда у прилепинского "Саньки" ноги растут.

Одна из тех книг, по завершении которой испытываешь нечто среднее между "наконец-то это закончилось" и "в смысле, это закончилось?!". Хотя я не очень понял, почему о Чевенгуре говорят практически эксклюзивно как о советской сатире -- на мой взгляд, это как если бы я сказал, что Лолита это трансгрессивная провокация, а Сто лет одиночества -- историческая эпопея. Тут слишком много всего! Думаю, это была самая сильная поэзия смерти, которую я знаю, а ещё детства, пустоты... Кровавый меридиан, где вместо крови -- звёздный свет, холодный, как молоко в холодильнике. И ещё я думаю, что та теория, по которой Масодов -- это Мамлеев-Сорокин-Довлатов, на самом деле неверна. Тогда бы он был Масонов. (Кстати, он тоже, может, и трансгрессивная провокация, но пожалуй один из немногих мог как-то приблизиться к Платонову в поэтичности.)

(Слушаю начитку и всё думаю, звёздный свет, звёздный свет -- а его вполне сравнивают, оказывается, с Циолковским и Фёдоровым, соседи всё-таки. Ну ладно, я уже на трудящемся солнце что-то заподозрил.)

В «Чевенгуре» автор препарирует советское общество начала 1920-х годов. Широким массам этот тягучий и грустный текст вряд ли понравится. Сюжетная динамика слишком неспешная, очень много рассуждений и мудрствований, причём на одну и ту же тему. В романе много героев, но главный — коммунизм. Поисками его и занимаются прочие персонажи.

Чевенгур — город, где объявлен коммунизм. Это декларированное утопическое общество, где труд для производства запрещён как форма эксплуатации и средство для создания продукта, который является пережитком буржуазного прошлого. Исключение — субботники, где трудятся для общего блага. Единственный трудяга Чевенгура — Солнце, первый пролетарий, светящий всем. Остальные бездельничают, усложняют жизнь и ждут наступления коммунизма. Никто не знает, как он выглядит. Но убеждены, что распознают его, когда он «прорастёт». При этом руководствуются исключительно собственными соображениями, основанными на лозунгах и речах агитаторов.

Коммунизм — краеугольный камень всей жизни Чевенгура. Альфа и омега, мера всех вещей и явлений, причина, цель, процесс, состояние, форма жизни. Всё должно быть подчинено ему, шаг в сторону — контра, ересь, буржуазный элемент. Только вот декларированный чевенгурский коммунизм как-то не хочет наступать, несмотря на то, что население города создаёт все необходимые условия для его процветания. Но почему-то еды не хватает (это оправдывается постулатом, что страдание — суть пролетариата), поля зарастают бурьяном (что переиначивается как прирост полезной земли), дети умирают (и это становится потрясением. ибо как может умереть ребёнок. родившийся после революции?), а обещанный рай не наступает. И в конце концов — не наступит.

«Чевенгур» — это неприкрытая критика общественно-политических преобразований постреволюционной России: когда за строительство «дивного нового мира» взялись неграмотные мужики. Это книга о том, что по указу сверху новое общество не создать, а идеология и пропаганда (как бы сильно не насаждались и как бы глубоко не проникали во все сферы жизни) не способны обеспечить жизнедеятельность страны. В романе показана обманчивость революционных обещаний и к чему она в итоге приводит.

«Чевенгур» написан уникальным «платоновским» языком, в котором чувствуется боль автора за свою страну, за обманутый народ, за упущенную возможность качественных преобразований. Роман является развенчанием мифа о коммунизме, который стал новой религией, но извратил свою суть.

Есть книги как черные дыры, гравитационное притяжение которых настолько колоссально, что может высасывать материю и энергию близ расположенных звезд, скоплений и пылевых облаков. Чевенгур этим эффектом обладает в полной мере, ничто из мной прочитанного не забирало мою силу и энергию так властно и безвозвратно как это произведение Андрея Платонова.
В романе создается совершенно другое пространство языковой реальности, имманентной по своей самостийной сущности, язык былинный, настолько неправильный и противоречивый, что невероятные сочетания слов и выражений задает новое значение таких лингвистических терминов как оксюморон и инверсия. И чего уж там, вводит философское понятие литературы постмодернизма - симулякр, то есть отражение того, чего в реальном мире нет и быть не может, то явление системы мировоззрений и маркеров, присущих только этому периоду исторического времени и действительности. Тот самый Эзопов язык аллегорий советского настоящего, избыточный язык лозунгов и сентенций, определяющий сознание или скорее бессознание своего "носителя". Тот, который благодаря всем этим ухищрениям помогает уходить в другое под и над пространство смыслов, искусно избегая ловушки цензуры, что, прямо скажем, в то время было вопросом насущным, вопросом жизни и смерти.
Вместе с тем, язык этот, обладая поистине завораживающей силой и живостью, и даже автономией своей абстрактной жизни, очень сложно удержать в узде не преобладания формы над смыслом, и тем не менее, сюжет вырисовывает высокую по идейности и философской наполненности метафору прямо скажем глобального масштаба, универсальную и вневременную.
Есть в романе одна сцена, когда в городе вдруг построенного коммунизма - Чевенгуре, начинают перетаскивать дома и пересаживать с места на место сады, так их и таскают туда сюда, и то и другое чахнет и тоскует, не в состоянии закрепится корнями за новую для себя почву и действительность. Чем не берущая за душу иллюстрация того агонистического чувства людей, насильно вырванных с корнями из почвы веками пребывающих в традиционном и патриархальном жизненном укладе вдруг и неожиданно попавших в другую страшную бытийность, вынужденных в ней выживать, и, по причине внутренней невстроенности и несовместимости с ней, начавшие погружаться в безумие и насилие, а подчас и в состояние анабиоза равнодушия, потеряв чувствительность к трагедии происходящего.
Здесь собственно мы подходим к понятию "коллективного бессознательного" Карла Юнга, когда в моменты страшных годин и потрясений у одного или нескольких народов начинают включаются его древние защитные механизмы или архетипы, чуть не на подкорку прописанные алгоритмы бессознательного рассудочного поведения, возрождаться модели и мифологемы, казалось бы навсегда ушедшие в небытие . Юнг описывал все это применительно ко времени Второй Мировой Войны - "Люди, ставшие жертвой воздействия архетипа, способны на любое безумие. Если бы 30 лет назад кто нибудь мог предсказать, что наше психологическое развитие направлено к возрождению средневекового преследования евреев,.. что архаическая свастика вместо христианского креста будет увлекать вперед миллионы воинов....Что же происходит сегодня? Как это не удивительно, весь этот абсурд происходит сейчас. Человек прошлого, живший в мире коллективных архаических представлений, возродился вновь в самой видимой и болезненной реальности, причем произошло это вовсе не среди кучки неуравновешенных индивидов, а среди миллионов людей". То, о чем пишет Юнг, узрел и описал в своем романе Андрей Платонов.
Ведь далеко не просто так мы видим Копенкина на своем коне - Пролетарской силе и с образом девы Розы Люксембург, чем не сказочная метаморфоза дон Кихота и Дульсинею Тобосскую (а ведь в своем романе Сервантес нет нет, да и описывал схожие процессы духовной обструкции своего народа), правда, пропущенная через призму коммунистического миростроя. Кто знает, может быть и намек на куда близкий нам образ сказочного богатыря Ильи Муромца на своем богатырском коне, совершающего свои былинные подвиги.
Куда более явственно и четко выстраивается христианская доминанта, так и не ставшая еще отжившим анахронизмом, но диктующая матрицу поведения, потому что в те времена вне своей христианской парадигмы русский человек существовать не мог.
Что делают в Чевенгуре? - строят Царство Божие , точнее его проецируют, им наполняют общую схематику никому непонятного чуда-юда под названием коммунизм. Но какое же страшное это Царство! Библейское светопреставление и претворяющие его "высокие идеалы" в жизнь убийства, коллективизация, раскулачивание, продразверстка. Идеолог и главный пролетарий Чевенгура - Чапурый, выступает как Мессия, дублируя притчу Иисуса Христа о Царстве Бога одну за другой, например, когда просит пойти пригласить бедных , позвать невест и т.д.
На фоне этого свершившегося апокалипсиса Божьего Царства, сиречь коммунизма, атмосфера становится все более безысходной, усталостной, отболевшей. Почти через предложение - тоска, томление, страдание и это постоянное подспудно навязчивое желание слиться с кем то в объятии или попросту подползти и прижаться к какой то общности, проникнуться к чему либо, пускай даже таракану, потому что больше нет ничего, даже хоть какой то мало мальски вещи, что могла бы сдержать эту потребность почувствовать кого-то рядом и забыться, сродни инстинкту ребенка найти защиту от обрушивающегося на него непонятного и страшного мира в объятиях матери. Духовная осиротелость, нагая исхудавшая беззащитность и потерянность - всеобщая и безграничная трагедия русского народа. Наверное приговором на этот чудовищный процесс народной вивисекции может послужить пронзительная по накалу смерть ребенка на руках матери. Все - это был конец истории....под юмористические и смешные до колик афоризмы платоновского языка.

Книга начинается с мрачных событий: голода, разрухи и смерти. Это произведение само по себе вызывает тягостные чувства, и я ожидал от него большего. На первый взгляд, оно относится к жанру антиутопии, но кроме вымышленного города, в нём нет ничего особенного. Всё описанное в книге действительно происходило в начале зарождения коммунизма, когда страна переживала тяжёлые времена.

С самого начала читатель сопереживает героям, которые пытаются выжить в тяжёлых условиях. Однако в середине книги меня охватило разочарование. Начинается нечто странное и сюрреалистичное. В Чевенгуре герои создают свой собственный коммунизм, не понимая, что это такое на самом деле. Затем к ним присоединяются персонажи из начала повествования, и почти до конца романа авторы муссируют тему жизни и коммунизма. Они утверждают, что при коммунизме работать не нужно — достаточно сидеть и наслаждаться жизнью, пока солнце делает всю работу за тебя.

Ирония заключается в том, что Чевенгур процветал, когда там жили буржуа. Там было чисто, хозяйство было налажено, были овощи, фрукты, молоко и мясо. Но главному на деревне герою приходит в голову идея искоренить буржуев и раздать их имущество тем, у кого нет никаких навыков. В результате в деревне начинается хаос, так как некому следить за хозяйством.

Остаётся кучка людей, которые не знают, как жить дальше. Они решают заселить деревню побольше людей, потому что всех буржуев истребили. Главный герой даёт приказ искать нищих и никчёмных мужиков, но ни в коем случае не женщин. Так живут бобыли в поисках коммунизма, палец о палец не ударяя, потому что солнце сделает всё за них. У мужиков ещё есть инстинкты, и они хотят женщин. Тогда глава даёт указ искать самых мужеподобных и уродливых женщин, потому что коммунизм не терпит красоты.

Конец книги эпичен. Только наладили жизнь с женщинами, как в деревню приезжает неудачник из города, чтобы разузнать, что здесь происходит. Понимая, что люди живут в счастье от своей деградации, он решает написать письма, чтобы убрать их и поддержать своё эго. В конце происходит кровавая бойня, в которой почти все погибают.
Как говорится псевдо коммунисты пали от рук большевиков. Какая ирония.