Б. Л. Пастернак в изложении для школьников. "Доктор Живаго" с приложением лучших сочинений

Не сам он, а что-то более общее, чем он сам, рыдало и плакало в нем нежными и светлыми, светящимися в темноте, как фосфор, словами.

Цветным складывающимся и раскрывающимся лоскутком пролетела с солнечной стороны коричнево-крапчатая бабочка.

Листья пропускали солнечный свет и горели с изнанки зеленым огнем прозрачного бутылочного стеклышка.

В час ночи от самого грузного, чуть шевельнувшегося колокола у Воздвиженья отделилась и поплыла, смешиваясь с темною влагой дождя, волна тихого, темного и сладкого гудения. Она оттолкнулась от колокола, как отрывается от берега и тонет, и растворяется в реке отмытая половодьем земляная глыба.

Паровозное кладбище внизу и кладбище пригорода, мятое железо на путях и ржавые крыши и вывески окраины сливались в одно зрелище заброшенности и ветхости под белым небом, обваренным раннею утреннею жарою.

Еще более, чем общность душ, их объединяла пропасть, отделявшая их от остального мира. Им обоим было одинаково немило все фатально типическое в современном человеке, его заученная восторженность, крикливая приподнятость и та смертная бескрылость, которую так старательно распространяют неисчислимые работники наук и искусств для того, чтобы гениальность продолжала оставаться большою редкостью.

Человек, ради которого не то что в ад босиком побежишь - ради такого убьёшь.

– Поймите, поймите наконец, что все это не для меня. «Юпитер», «не поддаваться панике», «кто сказал „а“, должен сказать „бэ“, „Мор сделал свое дело. Мор может уйти“ – все эти пошлости, все эти выражения не для меня. Я скажу „а“, а „бэ“ не скажу, хоть разорвитесь и лопните. Я допускаю, что вы светочи и освободители России, что без вас она пропала бы, погрязши в нищете и невежестве, и тем не менее мне не до вас и наплевать на вас, я не люблю вас и ну вас всех к черту.

Это она говорит о своем младенце, он возвеличит её, он — её слава. Так может сказать каждая женщина. Ее бог в ребенке.

Умеренным, тупоумие которых возмущало доктора, он казался опасным, людям, политически ушедшим далеко, недостаточно красным. Так очутился он ни в тех, ни в сих, от одного берега отстал, к другому не пристал.