Фату-хива

- А что, у вас разве не воюют? - спросил Теи не без вызова: дескать, ну-ка, отвечайте начистоту.Пришлось признаться, что в Испании шла ожесточенная гражданская война, когда мы уезжали из Европы.- Ну и что вы делаете с убитыми? - допытывался Теи.- Закапываем в землю.- Закапываете в землю! - Теи явно был потрясен и возмущен таким варварским расточительством.Это же надо, убивать людей только затем, чтобы закапывать их в землю! И никто их не выкапывает потом, когда «дойдут»?Что он -  смеется над нами или в самом деле недоумевает? Лицо вполне серьезное.  Может быть, смотрит на нас, как мы смотрим на индусов, которые не едят  священных коров, оставляя их падальникам.

Природа обрушила на нас болезни, и люди, защищаясь, изобретали  лекарства. Вирусы и бактерии - продукты природы, говорила Лив. Наука  открывает их и пытается уничтожить.

Я соглашался, однако  подчеркивал, что не следует забывать, почему природа обрушила на  человека больше болезней, чем на других живых тварей.

- Потому что мы ведем нездоровый, неестественный образ жизни, - признавала Лив.

- Не  только поэтому, - добавлял я. - Больше всего потому, что мы посягнули  на самый главный, пожалуй, закон биологической среды - равновесие между  видами.

Снова я прочел луне и Лив свою любимую лекцию о мелких  грызунах и лисах. Люди думают, что играют роль лисы, а на самом деле они  оказались в роли мыши. Природа напустила всех своих ястребов на  двуногую мышь. Пять тысяч лет назад мы, люди, принялись разрушать  ландшафт на огромных территориях ради каких-то избранных видов растений и  облюбованных нами животных. Мы загнали сами себя в обнесенные стенами  города. Начали преображать мир по своим собственным меркам. И посягнули  при этом на множество частей перпетуум-мобиле, созданного природой,  сложнейшего механизма, безупречный ход которого зависит от каждого  колесика в отдельности. До того, как человек начал необъявленную войну  против природы, он вел более или менее кочевой образ жизни, родовые  коллективы были разбросаны далеко друг от друга в необъятных просторах, и  холерная бацилла просто не могла вызвать эпидемию. Но когда люди начали  собираться в городских общинах, когда, нарушая исконное равновесие,  развели несметные стада домашнего скота и возделали обширные поля,  природа - хотя тогда мы этого не поняли - пустила в ход скрытые средства  обороны - организмы, которые втайне ждали своей очереди сыграть  отведенную им роль нейтрализаторов вредного преобладания того или иного  вида животного мира. Как только горожане стали выбрасывать за стены  мусор и отходы в таком количестве, что природа не поспевала за ними  убирать, вступили в действие безобидные прежде вирусы и микробы,  насекомые и паразиты. Они размножились и набросились на человека, на его  поля и скот, как лисы и ястребы набрасываются на мышей и леммингов.

Наученные  горьким опытом, люди вскоре начали защищаться. Сначала - травами и  кипяченой водой. Потом - наукой. Одного за другим они распознавали своих  крохотных и часто неразличимых простым глазом мучителей, вооружились  пилюлями и мазями, вакцинами и дезинсекталями и приняли вызов природы.  Но природа обладает неограниченными резервами и ресурсами. Один вид  терпит поражение - его место занимает другой, а некоторые крохотные  члены полицейских сил окружающей среды приспособились настолько, что  стали невосприимчивы к контратакам человека. Так и продолжается борьба,  растущим полчищам гомо сапиенс дают отпор все новые охранные отряды  природы, единственная цель которых - восстановить равновесие в  разлаженном перпетуум-мобиле природы.

Человек изобрел магическое слово. Выпустил его изо рта и позволил ему водить себя за нос. Слово это — прогресс. Оно было призвано обозначать движение вперед, от плохого к хорошему, от хорошего к лучшему. Но не от хорошего к плохому. Однако мы на этом не остановились. С великой самоуверенностью внушили себе, что не способны изменить что либо к худшему. И не долго думая стали обозначать тем же словом каждый шаг, отдаляющий человека от природы. Каждое изобретение, каждый искусственный продукт. Прогресс стал определяться не качественными критериями, а часами. Но ведь слово сохраняет свой исконный смысл, значит, прогресс не повернешь вспять, как бы мы его ни измеряли — компасом или часами.
Вот почему ни одно сооружение древних египтян не может быть названо прогрессом по сравнению с тем, что европейцы строили в средние века, хотя в любом конкурсе победил бы Древний Египет. И Венера Милосская не может быть названа прогрессом по сравнению с сюрреалистической композицией из штопора и шестеренки, подвешенных к зонтичным спицам. Слово «прогресс» всегда служит существующему поколению, а потому никогда не выйдет из моды. Мертвым не дано направить развитие в обратную сторону.
Мы любим представлять себе прогресс как борьбу современного человека за то, чтобы больше людей получали хорошую пищу, теплую одежду, просторное жилье, чтобы улучшить медицинское обслуживание больных, устранить угрозу войны, сократить преступность и коррупцию, обеспечить молодым и старым более счастливую жизнь. Но прогрессом называют и многое другое… Совершенствуется оружие, так что им можно убить больше людей на большем расстоянии, — прогресс. Маленький человечек становится исполином, которому достаточно нажать кнопку, чтобы земной шар разлетелся на куски, — прогресс. Рядовой человек отвыкает думать, потому что другие покажут ему, что случится, если он щелкнет тумблером или повернет маховичок, — прогресс. Специализация, достигающая такой степени, что один человек знает почти все почти ни о чем,
— прогресс. Люди ломают себе голову над проблемой свободного времени — прогресс. Действительность становится настолько тоскливой, что мы ищем от нее спасения, сидя и таращась на развлечения, которые нам преподносит светящийся ящик, — прогресс. Когда приходится изобретать пилюли для излечения болезней, вызванных другими пилюлями, — это тоже прогресс. И когда больницы растут как грибы, потому что наши головы перегружены, а тела недоразвиты, потому что сердца опустошены и кишки набиты тем, что подсунула реклама. И когда крестьянин бросает тяпку, а рыбак — сеть, чтобы встретиться у конвейера, потому что на месте поля вырастает предприятие, превращающее рыбную речку в клоаку. И когда города расширяются, а леса и луга усыхают, так что все больше людей проводят все больше времени в метро и автомобильных пробках, и приходится днем жечь неоновые лампы, потому что дома вздымаются до небес, а мужчины и женщины зажаты в тесных каменных ущельях среди шума и гари. И когда ребенку тротуар заменяет луг, когда благоухание цветов и панорама далеких гор заменяются кондиционером и видом на соседние дома. Срубают столетний дуб, чтобы поставить дорожный знак, — прогресс б…

Люди думают, что играют роль лисы, а на самом деле они оказались в роли мыши. Природа напустила всех своих ястребов на двуногую мышь. 5000 лет назад мы, люди, принялись разрушать ландшафт на огромных территориях ради каких-то избранных видов растений и облюбованых нами животных. Мы загнали сами себя в обнесенные стенами города. Начали преображать мир по своим собственным меркам. И посягнули при этом на множество частей перпетуум-мобиле, созданного природой, сложнейшего механизма, безупречный ход которого зависит от каждого колесика в отдельности.

Туриста почитали только за его богатство, а вообще-то видели в нем последнего из глупцов. В самом деле, мотается человек по свету и попусту тратит деньги. Христианин, а готов последнюю рубашку отдать за языческого идола. И чем древнее выглядит идол, тем больше турист за него платит. Вот и хитрят резчики, мочат свои изящные изделия в воде и сушат на солнце, чтобы выглядели старыми и неказистыми и можно было побольше запросить за них. Турист — невежда и мастер задавать дурацкие вопросы. Он не знает, когда начинается дождевой период, не знает, как приготовляют пои-пои, не видит разницы между феи и бананом. Приезжает знакомиться с островом, а проходит, не глядя, через деревню с аккуратными новыми домами куда-то на пустырь, таращится на голые скалы и говорит: «Красота». А некоторые туристы надевают пареу и рвутся танцевать хюлу — такое странное у них представление о прогрессе.