
Лучшие книги для детей от 3 до 12 лет
Cherry-girl
- 357 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Книга хорошая, добрая, но именно той линией, что касается общения и приключений двух мальчишек. Гаврик и Петя из разных семей, разных слоев общества, но это ли помеха настоящей дружбе и взаимовыручке. Да и вместе влипать в приключения веселее. К тому же, помимо всяких детских забав, вроде игр в картонки от сигарет или в ушки, найдется место и недетским – как-никак на дворе 1905 год, первая революция. Белеет парус одинокий мне больше всего и понравился описаниями дружбы, природы, моря, Одессы. Все очень ярко, колоритно, так что словно чувствуешь сам и беззаботность лета, детства. А вот политический подтекст как раз отнесу к минусам. Понятно, что это было требование эпохи, да и казалась в советское время эта линия, я думаю, вполне уместно.
Пожалуй, во второй части Хуторок в степи она занимает уже более значительное место, мальчики взрослеют, все гораздо серьезнее. Здесь уже нет той яркости, лёгкости слога. Путешествие семейства Бачей за границу, хотя автор и уделяет внимание достопримечательностям, описано, кажется, только для того, чтобы упомянуть встречу с Горьким, письмо к Ленину в Париж и беседы социал-демократов на террасе в Швейцарии. Не могу не отметить, что сложившийся в первой части образ отца семейства, здесь стал еще более неприятным. Учитель, интеллигент, как говорит сам Катаев про него, ведет себя как истерик и тряпка.
Все, на что он способен, это слова праведного негодования по тому или иному поводу, что приносит ему один только вред, да на крики в адрес своих сыновей. Семья его погружается в нищету, а он даже не хочет воплотить в жизнь непродуманный, но все-таки, какой-то план выхода. Тетка Пети предлагает возделать участок земли, а выращенное продать. Отец же только выдает какие-то невразумительные сентенции по поводу того, что никогда не был и не будет собственником земли, она-де принадлежит Богу. У тебя дети голодают практически, идейный наш. Видимо, тут и по интеллигенции проехались. Зато революционеры прямо куют будущую победу, не гнушаясь использовать и детей и всех спасут. Да, да, даже интеллигенцию защитят от рыночной мафии.
Повторюсь, книга хорошая, я уверена, нравится многим. Но какие-то книги можно полюбить только в детстве, как было у меня с трилогией Рыбакова. А тут, увы, время ушло.

Когда-то очень давно в раннем отрочестве эта книга мне очень понравилась. Интересно было наблюдать за дружбой двух таких разных мальчиков.
Сейчас по истечению не одного десятка лет при повторном прочтении, с высоты жизненного опыта, в первую очередь, обратила внимание на образный и поэтичный язык автора. Все герои книги стоят как живые перед внутренним взором. Кроме того в произведении присутствуют неодушевленные, но наделенные особой душой (уж простите за тавтологию, но другого слова не подберу) персонажи - Черное море и дореволюционная Одесса с ее неповторимым колоритом.
Валентин Катаев выплеснул на страницы книги свои детские воспоминания. В самой первой главе ярко описано как мальчик прощается с летним морем перед возвращением в город. А мне все казалось, что это автор прощается со старым миром. Ведь после восстания на броненосце "Потемкин" Российская империя уже никогда не будет прежней...

Я точно знаю, что никогда не читала повесть В. Катаева «Белеет парус одинокий….». Но как только я прочитала первое предложение, мощное чувство дежа-вю накрыло меня, а крупнозернистый слог Катаева казался до боли родным и милым. В памяти возникали вездесущие Пети, Гарики и матросы Жуковы, улыбавшиеся мне в текстах школьных диктантов, изложений и со страниц хрестоматии. Отрывки и отрывочки, встреченные мной в детстве, постепенно начинали складываться в единую картину. И картина оказалась просто замечательной, остро пахнущая революционной гарью и морем.
Ещё тогда, знакомая с двумя героями этой повести только вскользь, я поражалась этой необычной дружбе. Совершенно разные мальчики: разные семьи, разное воспитание. Сближает их страсть к приключениям и умение ввязываться в разные неприятности. А неприятностей в предреволюционной Одессе хоть отбавляй. И вот тут наскакиваю на первый подводный камень.
Прекрасно понимаю, что советский писатель Катаев создавал повесть о революции, об идеях всеобщего равенства, о людях, приближающих революцию. Скорее всего, появление этой повести было предопределено необходимостью, сегодня такое произведение назвали бы «социальным заказом». Прекрасно понимаю, что мальчики были лишь проводниками этой социальной идеи. Или должны были быть. Потому что Катаев создал всё-таки повесть о двух мальчиках, об их приключениях, о романтике мальчишеских открытий и опасных забав. А революционная борьба стала фоном, но фоном весомым, и где-то даже необходимым. И вот уже бегут Гаврик и Петя с гимназическим ранцем, набитым патронами, на выручку отбивающимся от жандармов бастующим. А вот несчастного избитого дедушку Гаврика волокут в полицию за укрывательство мятежников. А вот матрос Родин Жуков спасается бегством от преследователей на шаланде бедняков.
Удивительно и то, что в зрелом возрасте «Белеет парус одинокий» читается не мене увлекательно. Мастерство Катаева позволило приблизиться к героям, почувствовать себя босоногой девчонкой, пробежаться по шумным улицам Одессы, погоревать вместе с маленьким Павликом над горьким и несладкими, но такими нарядными ёлочными пряниками, побыть рядом с робкой Мотей. Детство здесь просто бьёт ключом. А образы Пети и Гаврика созданы яркими, интересными и психологичными.
И ещё - море! Здесь, на страницах книги, ощущаешь море, чувствуешь на губах его солёный вкус, слышишь шум волн и жадные крики чаек, чувствуешь запах сырой рыбы. Море - везде!

Разве может быть в девочке что-нибудь более привлекательное и нежное, чем то, что она сестра товарища? Разве не заключено уже в одном этом зерно неизбежной любви?

Дети о папиросах:
" Надо быть круглым дураком, чтобы покупать такую дрянь."

Однажды, ложась спать, Петя услышал из столовой голоса папы и тети.
– Невозможно, невозможно жить, – говорила тетя в нос, как будто у нее был насморк.
А мальчик прекрасно знал, что она здорова.
Петя стал слушать.
– Буквально нечем дышать, – продолжала тетя со слезами в голосе. – Неужели вы этого не чувствуете, Василий Петрович? Мне бы на их месте совестно было людям в глаза смотреть, а они – боже мой! – как будто бы это так и надо. Иду по Французскому бульвару и глазам своим не верю. Великолепнейший выезд, рысаки в серых яблоках, ландо, на козлах кучер-солдат в белых перчатках, шум, гром, блеск… Две дамы в белых косынках с красными крестами, в бархатных собольих ротондах, на пальцах вот такие брильянты, лорнеты, брови намазаны, глаза блестят от белладонны, и напротив два шикарных адъютанта с зеркальными саблями, с папиросами в белых зубах. Хохот, веселье… И, как бы вы думали, кто? Мадам Каульбарс с дочерью и поклонниками катит в Аркадию, в то время когда Россия буквально истекает кровью и слезами! Ну, что вы скажете? Нет, вы только подумайте – вот такие брильянты! А, позвольте спросить, откуда? Наворовали, награбили, набили карманы… Ох, до чего же я ненавижу всю эту – простите меня за резкость – сволочь! Три четверти страны голодает… Вымирают целые уезды… Я больше не могу, не в состоянии, поймите же это!
Петя услышал горячие всхлипывания.
– Ради бога, Татьяна Ивановна… Но что же делать? Что делать?
– Ах, почем я знаю, что делать! Протестовать, требовать, кричать, идти на улицу…
– Умоляю вас… Я понимаю… Но скажите, что мы можем?
– Что мы можем? – вдруг воскликнула тетя высоким и чистым голосом. – Мы всё можем, всё! Если только захотим и не побоимся. Мы можем мерзавцу сказать в глаза, что он мерзавец, вору – что он вор, трусу – что он трус… А мы вместо этого сидим дома и молчим! Боже мой, боже мой, страшно подумать, до чего дошла несчастная Россия! Бездарные генералы, бездарные министры, бездарный царь…
– Ради бога, Татьяна Ивановна, услышат дети!
– И прекрасно, если услышат. Пусть знают, в какой стране они живут. Потом нам же скажут спасибо. Пусть знают, что у них царь – дурак и пьяница, кроме того еще и битый бамбуковой палкой по голове. Выродок! А лучшие люди страны, самые честные, самые образованные, самые умные, гниют по тюрьмам, по каторгам…












Другие издания


