Ваша оценкаЦитаты
Аноним8 июня 2018 г.На деле война была куда ужаснее, чем можно представить, читая ее описания двадцатых-тридцатых годов. А уж тем более — чем описания военного времени. Ллойд-Джордж знал об этом уже тогда. «Это все ужасно, — сказал он, — не в человеческих силах это выносить, я чувствую, что не в состоянии терпеть и далее это кровопролитие». Он был убежден: если когда-либо войну удастся описать адекватно, люди немедленно потребуют ее прекращения.
1229- Аноним8 июня 2018 г.Читать далее
Обобщенный характер этой книги озадачил некоторых читателей. Они ждали историографического труда в привычном смысле, а получили нечто совсем иное: книгу, где исторические факты используются лишь для того, чтобы усилить элегический эффект. <...> Моя книга — труд эссеиста, который взялся писать ее, еще не будучи ученым, хотя многих, возможно, ввел в заблуждение тот факт, что вышла она в именитом издательстве Оксфордского университета.
Впоследствии я понял, что действовал в рамках традиции, которую продолжил и укрепил сэр Мартин Гилберт: его труды о Первой и Второй мировой войнах неизменно окрашены эмоциями. Излагая голые факты о различных сухопутных и военно-морских операциях, он часто завершает рассказ, воспроизведя для читателей счет от мясника и подспудно приглашая их разделить скорбь автора. Гилберт занимает особое место место в когорте современных историков. Его глубокое сострадание к тем, кто подвергся бессмысленному уничтожению в годы Холокоста, заставляет его каждую секунду помнить о том, что несчастные жертвы организованного массового насилия двадцатого столетия представляют собой не цифры, а людей: младенцев, детишек, мальчиков, девочек, женщин, мужчин — и озадаченных происходящим призывников.
Создается впечатление, что для Гилберта историография — вещь не просто бессмысленная, но и бесчеловечная, противоестественная в своем бездушии и бессердечии. История для него — наука не точная, а безусловно гуманитарная, и заниматься ею могут только те, кто способен глубоко сопереживать людям. Его произведения, равно как и работы других приверженцев «эмоциональной» традиции, обеспечили этим авторам презрительное прозвище «Соплежуйная бригада» (так обозвала их одна из лондонских газет). Кроме того, и по сей день встречаются люди, которые полагают, что Первая мировая война была весьма полезным событием.
<...>
Как мне кажется, выпавшим на ее долю успехом книга эта в немалой степени обязана невыразимо трогательной фотографии обложке — портретом скорбного молодого солдата в резиновых сапогах, необходимых для ежедневной работы в подтопленных окопах. Этот снимок я совершенно случайно обнаружил в Военном музее, и мне сразу пришло в голову, что выражение лица юноши безошибочно указывает на его принадлежность с двадцатому столетию. Я не видел ни на одном лице столь явственного понимания, что человек обречен на бессмысленную смерть. Хочется думать, что этот образ, как и вся моя книга в целом, помогут завербовать еще несколько добровольцев в состав «Соплежуйной бригады».
П. Ф.
Филадельфия, 20001236 
Аноним13 июня 2016 г.Однажды, уже под конец войны, к успевшему завоевать репутацию пацифиста Сэссуну обратился с речью Уинстон Черчилль — Сэссун нанёс ему визит в Министерстве вооружений. «Война, — сказал Черчилль, — нормальное занятие для мужчины». Сэссун недоумевал: «Неужели он говорил всерьез?.. Дело в том, что он потом уточнил: "Война и садоводство"». С этим не поспоришь.
199
Аноним23 октября 2015 г.Читать далееЕщё более откровенно ирония кроткого неведения представлена в стихотворении "In the Cemetery" ("На кладбище"), одной из пятнадцати кратких "Сатир на обстоятельства", которые и дали название всему сборнику. Здесь лирический герой - это могильщик, который объясняет случайному прохожему, что спор нескольких матерей о том, чей ребёнок в которой могиле погребён, лишён всякого смысла. На самом-то деле, говорит могильщик, когда через кладбище рыли дренажную канаву,
...we moved the lot some nights ago.
And packed them away in the general foss
With hundreds more. But their folks don't know.
(мы всех их переместили несколько ночей назад. / И свалили их в общую кучу / С сотнями других. Правда, родня их ничего не знает.)Одиночные могилы, общие могилы, дренажная канава - всё едино:
...as well cry over a new-laid drain
As anything else, to ease your pain!
(над свежевырытой канавой можно плакать так же, / Как и над чем угодно, только бы облегчить боль!)Само понятие общей могилы в основном ассоциируется с двадцатым веком. Во Франции и в Бельгии находятся 2500 британских воинских кладбищ. Внимательный наблюдатель, глядя на ряды надгробных плит, наверняка заподозрит - и совершенно справедливо, - что тела под ними, по большей части, захоронены в общих ямах, а плиты расположены рядами, чтобы создать иллюзию, будто каждый боец нашёл свой собственный последний приют. Гарди пророчествует:
... all their children were laid therein
At different times, like sprats in a tin.
(все их дети были положены там, / В разные времена, как шпроты в банке.)188
