Отсутствует в электронном виде.
Duke_Nukem
- 379 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Есть книги, которые, в общем, определили эпоху и стали классикой еще при жизни автора. Так произошло с монографией американского литературоведа, историка, культуролога, в общем ученого-гуманитария, Пола Фассела, который был к тому же ветераном Второй мировой войны. Однако по некоторым причинам конфликтом, который привлек его как исследователя, стала не Вторая, а Первая мировая война, а точнее память об этой войне в англо-саксонской, или, уже, британской культурной традиции.
Фассел виртуозно препарировал тексты о войне, как опубликованные (среди наиболее известных, например, автобиографии Сэссуна, Грейвза, Бландена), так и неопубликованные (девники, письма и восопминания из обширного архива Имперского военного музея в Лондоне). Сложив из этих текстов причудливый паззл, в котором нашлось место окопам, трупам, иронии, страху, надежде, литературным аллюзиям, романтике, мифу, гомоэротике и много чему еще, Фассел создал выпуклый портрет Великой войны, доказав, что и в 1975 г. (год выхода книги) мировой конфликт 1914-1918 гг. остается в памяти британского общества и напоминает о себе через язык, литературу, привычки, суеверия, ритуалы, коммеморативные практики и т.д.
Книга Фассела неоднократно с 1975 г. переиздавалась в Британии и США, была переведена на множество других языков, и вот наконец-то добралась и до России. Русский читатель долгое время был обделен текстами о Первой мировой войне, написанными англичанами (единственным из огромного количества художественной и нон-фикшн литературы был роман Олдингтона "Последний герой"), но теперь положение потихоньку исправляется. И хотя все еще нет переводов романов и автобиографий Мэннинга, Форда, Грейвза, Бландена, Сэссуна, Бриттен и многих, многих других выход монографии Фассела дарит надежду, что огромный пласт английской литературы, настоящая Атлантида Первой мировой, откроется через сто лет после войны и читателям из России.

На деле война была куда ужаснее, чем можно представить, читая ее описания двадцатых-тридцатых годов. А уж тем более — чем описания военного времени. Ллойд-Джордж знал об этом уже тогда. «Это все ужасно, — сказал он, — не в человеческих силах это выносить, я чувствую, что не в состоянии терпеть и далее это кровопролитие». Он был убежден: если когда-либо войну удастся описать адекватно, люди немедленно потребуют ее прекращения.

Обобщенный характер этой книги озадачил некоторых читателей. Они ждали историографического труда в привычном смысле, а получили нечто совсем иное: книгу, где исторические факты используются лишь для того, чтобы усилить элегический эффект. <...> Моя книга — труд эссеиста, который взялся писать ее, еще не будучи ученым, хотя многих, возможно, ввел в заблуждение тот факт, что вышла она в именитом издательстве Оксфордского университета.
Впоследствии я понял, что действовал в рамках традиции, которую продолжил и укрепил сэр Мартин Гилберт: его труды о Первой и Второй мировой войнах неизменно окрашены эмоциями. Излагая голые факты о различных сухопутных и военно-морских операциях, он часто завершает рассказ, воспроизведя для читателей счет от мясника и подспудно приглашая их разделить скорбь автора. Гилберт занимает особое место место в когорте современных историков. Его глубокое сострадание к тем, кто подвергся бессмысленному уничтожению в годы Холокоста, заставляет его каждую секунду помнить о том, что несчастные жертвы организованного массового насилия двадцатого столетия представляют собой не цифры, а людей: младенцев, детишек, мальчиков, девочек, женщин, мужчин — и озадаченных происходящим призывников.
Создается впечатление, что для Гилберта историография — вещь не просто бессмысленная, но и бесчеловечная, противоестественная в своем бездушии и бессердечии. История для него — наука не точная, а безусловно гуманитарная, и заниматься ею могут только те, кто способен глубоко сопереживать людям. Его произведения, равно как и работы других приверженцев «эмоциональной» традиции, обеспечили этим авторам презрительное прозвище «Соплежуйная бригада» (так обозвала их одна из лондонских газет). Кроме того, и по сей день встречаются люди, которые полагают, что Первая мировая война была весьма полезным событием.
<...>
Как мне кажется, выпавшим на ее долю успехом книга эта в немалой степени обязана невыразимо трогательной фотографии обложке — портретом скорбного молодого солдата в резиновых сапогах, необходимых для ежедневной работы в подтопленных окопах. Этот снимок я совершенно случайно обнаружил в Военном музее, и мне сразу пришло в голову, что выражение лица юноши безошибочно указывает на его принадлежность с двадцатому столетию. Я не видел ни на одном лице столь явственного понимания, что человек обречен на бессмысленную смерть. Хочется думать, что этот образ, как и вся моя книга в целом, помогут завербовать еще несколько добровольцев в состав «Соплежуйной бригады».
П. Ф.
Филадельфия, 2000

Однажды, уже под конец войны, к успевшему завоевать репутацию пацифиста Сэссуну обратился с речью Уинстон Черчилль — Сэссун нанёс ему визит в Министерстве вооружений. «Война, — сказал Черчилль, — нормальное занятие для мужчины». Сэссун недоумевал: «Неужели он говорил всерьез?.. Дело в том, что он потом уточнил: "Война и садоводство"». С этим не поспоришь.




















Другие издания

