Повести и рассказы

"Отец Сергий", "Крейцерова соната", "Анна Каренина".

"Детство", "Отрочество", "Юность".

Целая жизнь между двумя трилогиями. Целая жизнь.
Теперь-то понимаешь, что 28 лет - возраст осмысления детства, отрочества и юности, - Господи, что это? Ничто. А здесь целая жизнь прошла.

Какая разница как звали главного героя? Стива Касацкий, Николай Иртеньев, - никакой разницы в псевдонимах главного героя. Пусть их, псевдонимов, будет миллион, или даже два. Миллиард не выразит количество сущностей, заключенных в глыбе, имя которой - "Лев Толстой".

Бескомпромиссность Касацкого-Толстого уже на первых страницах: быть с женщиной, уже бывшей "под кем-то". Именно так - "под кем-то". Но ведь "кто-то" - сам Государь. Было ли понятно уже "из этой истории", что о.Сергий не убежит от судьбы в постели с купеческой дочкой? Да ничего не было очевидным. Никакой истории невозможно вывести из одной точки на плоскости.

А что, отрубленный палец - индульгенция=гарантия от бездны падения на всю оставшуюся? Как оказалось нет, вовсе нет, совершенно нет, абсолютно нет. А сколько соблазнов было вывести из кульминации, казалось бы, неравной борьбы с искушением и тогдашней победы над ним,искушением, сколько соблазнов: ну уж сейчас точно нет. Никаких искушений! Ничего темного, цепляющегося грязью дорожной, кандалами каторжными, ничего теперь не удержит Стиву=о. Сергий от прямой дороги на небеса. Ничто не в силах -ни человеческих, ни в небесных. Оказалось: уход-побег из рая -ещё впереди.

Чаша оказалась уж больно глубокой. Толпы,ожидающие твоего благословения и простой помощи, - это ли не повод сказать: Господи, спасибо! Жизнь - удалась! Но оказалось: за поворотом - новый поворот. И никто не знает будет ли последний? И если будет - где он, этот поворот?

Нет ответа. И у Толстого его не было. А потому и трагедия: каких только вопросов он не задавал себе - где ответы? А поскольку странник-то - ещё тот, тот, кто пойдет до самого конца,то не будет ему успокоения. Потому что нет его, успокоения на бесконечном пути вопросов, практически безответных, практически риторических. Например: если ли предел искушениям? Искушениям плоти в особенности?. Хватит ли сил преодолеть?Пусть не все, но много, очень много. Чего внутри каждого - святого и грешника - чего больше? Добродетели? Греха и соблазнов? И самое ужасающее: сколь долго ты бы не шел по предназначенной тебе дороге, пусть не становится короче и, тем более - проще. Ни опыт, ни знание не говорит тебе: прекратится ли когда-нибудь эти искушения? Хоть когда-нибудь прекратится?

Трагедия: искренность веры, стремления познания и себя, и веры, и себя в вере, - всё абсолютно искренне. От сердца. Накал переживаний зашкаливает. Как и количество нюансов при описании мгновения почти вселенской славы, сделанных автором. Который сам прошел этот искушающий значимостью своей персоны путь. Но искренность - условие необходимое, но недостаточное для ответов на конечные, проклятые вопросы. И вообще ориентиры скрываются, исчезают. "Не видно ни зги". Куда идти? - вопрос, оказавшийся неподъёмным даже для титана.

Даже в конце, в самом-самом конце жизни, Толстой увидел, нет, снова обратился к войне-мировской идее опрощения и возвращения к "людям божиим". Без Платона Каратаева, но с Пашенькой, давнишней своей знакомой. Которая, по представлениям автора, и жила самой что ни на есть "божией жизнью". Простой, а потому истинной жизнью божьего человека. Во что с трудом верится. Потому что простота, как и искренность, - это вовсе не гарантия чего-либо. Не пропуск это, но скорее карман, в котором пропуск этот должен был бы находиться.

Но в чём же смысл той жизни, которая прошла перед читателем? Родион Раскольников на каторге и Стива Касацкий, оправленный за бродяжничество по сути туда же, - не единственный ли художественный вариант, подсмотренный у Достоевского, вариант уставшего от жизни, себя и раздумий яснополянского гения?

Повесть, написанная в виде рассказа попутчика в поезде, некоего Позднышева, который описывает свои взгляды на брак и любовь (и не только), а также рассказывает, как из ревности убил свою жену. Соответственно этому и произведение распадается на две части: "теоретическую", в которой излагаются взгляды самого Толстого, проповедующего идеалы воздержания, и "рассказ о жизни", где описываются мучения Позднышева в несчастливом браке, а также испепеляющая его ревность, в итоге приведшая к убийству жены.
Взгляды Толстого, изложенные в этой книжке, категорически не близки мне, они не логичны, не научны, попросту неверны. Из частной истории несчастливого брака не могут быть выводимы с необходимостью настолько общие выводы о необходимости безбрачия, воздержания и т.п.
Но все эти рассуждения из "теоретической" части хороши уже тем, что заставляют задуматься и искать контраргументы.
Что же касается второй части - рассказа о ревности - то тут писательское мастерство налицо; внутренняя психология ревнивца показана до физиологичности правдоподобно (хотя и не могу судить об этом со знанием дела), есть что-то даже от Достоевского: такое же погружение в тёмные глубины человеческой натуры.
В общем, вещь очень спорная и противоречивая, но в то же время сильная.

Толстой - точно мой автор. Даже такое неоднозначное произведение как "Крейцерова соната" мне очень нравится. Давайте по пунктам разбираться, что в ней хорошо, на что можно закрыть глаза, а на что нельзя.

Я не согласна с тем, что Толстой унижает женщин. Толстой говорит о том, что женщины пользуются своей внешностью и мужской чувственностью, выставляя напоказ своё тело, чтобы заполучить мужа. Разве не прав?

Далее он утверждает (через Позднышева, но нет никаких сомнений, что именно так и думал сам Лев Николаевич), что чтобы быть действительно равной в правах женщине нужно перестать заниматься украшательством своей внешности, прикрыть наготу и развиваться духовно - лишь тогда она сможет обрести себя как личность. Не об этом ли твердят феминистки?

Уже в послесловии (которое к слову я боялась читать, но в итоге оно лишь добавило очков основной повести) Толстой говорит об отсутствии плотской любви как о недостижимом идеале жизни на земле. И тут надо вспомнить, что Толстому было за 60, когда он писал это. Вероятно, если бы у него тридцатилетнего была возможность прочитать это произведение, он бы согласился, посмеялся и поехал к проституткам.

О том, что при снижении либидо жизнь начинает играть другими красками и люди начинают задумываться о том, на что раньше у них нехватало времени - я слышала не раз. Так что тем, кто считает это убеждение Толстого сумасшествием, могу посоветовать перечитать это произведение после 70.

Но всё же есть кое-что, что оставило неприятное ощущение после прочтения: ощущение, что во время чтения ты находился в голове у помешанного. Эта болезненная ревность и подозрительность давила и коробила.

В остальном же - как всегда гениально.

Своеобразное построение сюжета. Книга начинается со спойлера: на первых же страницах читатель узнаёт, что главный герой - Иван Ильич - умер. А потом идет рассказ о его жизни, семье, карьере... и болезни, которая случилась внезапно, не-вовремя, слишком рано. Смертельная болезнь заставляет ИИ (и читателя вместе с ним) задуматься о смысле жизни. Разочарование, сомнения, переоценка ценностей...
Как сказал великолепный Вуди Аллен, было бы здорово прожить свою жизнь наоборот, начать со смерти, а закончиться оргазмом. Увы, но так не бывает.
Среднестатистический человек не соотносит смерть и тяжелые болезни с собой. Это инстинкт самосохранения. Нам кажется, что смерть случается с кем то другим, а с нами - не случится или случится бог знает когда, не скоро...
А Лев Николаевич, похоже, много думал о смерти.
Человеку важно осознавать конечность жизни. Начинать думать о ее смысле как можно раньше. То ли или не то? Так ли я живу? Буду ли я с удовлетворением вспоминать свою жизнь, если внезапно окажусь на смертном одре? О чем буду сожалеть, чего стыдиться? Осознав конечность жизни, успеть исправить ошибки. Исполнить свое предназначение. Не откладывать жизнь. И каждый отпущенный день жить полной жизнью. Ценить жизнь. Наслаждаться. Совершенствоваться. Дарить счастье. Излучать счастье. Быть счастливым.

Не читайте эту коротенькую повесть! Не читайте, если не хотите потерять душевный покой в мыслях о хрупкости жизни и здоровья! Не читайте, если не хотите понять, что на пороге смерти бОльший ужас, чем сама смерть, - одиночество, осознание никчемности прожитой жизни, понимание того, что никого твоя смерть не огорчает, а лишь тяготит процесс умирания.

Не припомню никакого другого произведения столь же насыщенного тоской по уходящему, невозможностью изменить прожитое, глубиной ужаса от приближения неизбежного. Это написано больно, щемяще и, несмотря на некую "скидку" на мещанский образ жизни героя, очень страшно. Честно говоря, мне больше всего хотелось избавиться от мещанства героя, сделать его жизнь более полезной. По моему убеждению, умирать страшно и подвиг совершившим, и жизнь прожившим, и ничто не гарантирует вам любовь близких. А Иван Ильич был уж слишком бесполезен или "приятен". Тем не менее, гениальное произведение, гениальное в своей краткости, бездонности, глубине проникновения в душу.

Но до чего же тяжелый осадок:(

Мне становится грустно и жалко, когда по «Отцу Сергию» люди начинают судить о вере в Бога, христианстве, смирении и тд и тп. Потому что о подлинной вере, о смирении и о смысле жизни в книге очень мало. Не с моими скудными способностями рассуждать на эту великую тему, но высказаться хочется.

На самом деле Сергей Касатский - как, впрочем, и сам Толстой - искал не самого Бога, а совершенства, которое сам себе нарисовал. Вместо того, чтобы позволить Богу наполнить душу миром и любовью, он сам из неё постоянно искореняет - вернее, пытается искоренить - пороки. Он без конца вырывает из клумбы сорняки, вместо того, чтобы посадить там цветы и оставить всех и себя в покое. Он не видит мир, жизнь, людей такими, как их сделал Бог. У него своя линейка, и в этом, на мой взгляд, вся его трагедия.

Сергий знает, что гордость и похоть - плохо. Вот он и полет, и полет, и полет свою клумбу. А сорняки там всё растут и растут. Потому что, чтобы не росли сорняки, надо засадить всё цветами так, чтобы сорнякам не было места.

Эта странная помолвка на девушке, которую он не любит, не знает, не понимает. Как он к ней несправедлив, как эгоистичен! Это бегство в монастырь не ради Бога, а от отчаяния и обиды. Эти бесконечные терзания и метания, и собственное кропотливое «улучшение», которое при таких гигантстих затратах энергии - так ни к чему и не приводит...

В Библии есть очень точное выражение, характеризующее такое поведение: «самовольное смиренномудрие». К сожалению, даже и в конце повести, Сергий так и не пришёл к истинному Богу. Снова у него вместо искренней, живой, полной любви и радости жизни в мире, который создал Бог, с людьми, которых создал Бог, с Самим Богом - только поиски и опять новый рисунок того, как «должно быть».

И в этом весь поздний Толстой. Искания, отчаяния, попытки - и одно сплошное несчастье. Однако, повесть искренна, и в этом её главная ценность.

Однажды мне посчастливилось поговорить с католической монашкой. Она была уже совсем старенькая, сухонькая такая, но светилась любовью как начищенная монетка. Мне с ней было оооооочень классно поболтать. Как будто возле тёплого солнышка сидишь, такие люди вправду редкость. Напоследок она меня благословила, и вообще воспоминания о ней у меня самые светлые. Я кинулась к ней с расспросами.

• А почему вы монашкой стали? Почему замуж не пошли?
• Ты знаешь, я с детства знала, что пойду в монастырь. С самого начала знала, что буду Богу так служить.
• Ну неужели вы ни в кого не влюблялись?
• Ни разу. И замуж мне никогда не хотелось.
• Да как так? Вот прям ни разу?
• Нет.
• И ни разу не захотелось в мир?
• Нет. Я же с детства в монастыре. Это моё.
• А что вы там делаете? Всё время молитесь и поёте?
• Ну почему! Мы и шьём, и убираемся, и овощи выращиваем, много чего.
• Я одно время тоже думала в монастырь, но недолго; замуж вышла. И мне очень хорошо.
• Значит, это то, что тебе Бог определил. Каждому своё.

  Я когда сравнила этот разговор с этими всеми... потугами отца Сергия... В-общем, жалко мне и его, и Толстого, и все эти титанические надрывы, когда на самом деле всё просто и ясно. Мне кажется, если бы читатели видели в повести именно эту бесплодность человеческих усилий, а не дорогу к Богу, было бы правильнее и лучше. А истинная дорога к Богу - покаяние... Всё в Библии.

Этот рассказ Льва Николаевича включают в тройку его величайших произведений наравне с романами "Анна Каренина" и "Война и мир".

Начинается он с конца - то есть со смерти того самого Ивана Ильича. Обычный государственный служащий, не умеющий жить умирает, а все думают какие передвижки начнутся в бюрократической иерархии. Казалось бы, ничего нового. Как говорится, "все мы вышли из гоголевской шинели". Но всё оказалось не так просто.

Толстой описывает процесс умирания героя. То, как он проходил все стадии: от злости и неприятия до жалости к себе и желания понимания.

Все мы читали книги или смотрели фильмы про смертельно больных людей. Чаще всего это подростковые лав стори или рассказ о людях, переживающих смерть близкого. Никогда ещё я не видела такого рассказа, в конце которого мне не только хотелось утешить раннее нелюбимого мною персонажа, но и донести до всех мысль: любой может оказаться в такой ситуации. Вам тяжело, а какого им. Может им просто хочется, чтобы кто-то побыл с ними рядом и приласкал, а не смотрел как на мусор и не считал обузой.

Очень сложно рассказать о чувствах после этого рассказа. Большую часть мне было скучновато, но последние 10 страниц зацепили. Причём мне кажется, что я на самом деле хотела в этом посте написать не то, что в итоге написала. Сложно выразиться.