В излучине Дона

Полковник в отставке Петр Павлович Лебедянский передает обстановку трех дней во время прорыва немецкой армией обороны советских войск в излучине Дона. Чтобы предотвратить окружение наших войск и прорыв противника к Волге, советское командование бросило в бой 1-ю танковую армию. П. П. Лебеденко командовал танковой бригадой во время кровопролитного боя на правобережье Дона.

Жанры

Рейтинг LiveLib

5,0

1 оценка

5
100%
4
0%
3
0%
2
0%
1
0%

Ваша оценка

Прочитали 1Хотят прочитать 5

Рецензии

Аноним6 июня 2020 г.
«-Зачем пытаться лбом прошибить стену?»
«Я до сих пор не могу понять, почему нас не информировали о настоящих целях 1-й и 4-й танковых армий…»

Петр Павлович Лебеденко, полковник.
Снова переносимся в дни, предшествовавшие Сталинградской битве. Но для того, чтобы Сталинградская битва увенчалась нашей победой, не мешая немцам веровать в свою, в дело Ставка пускает свой излюбленный конек военной тактики «на живца». Чтобы немцы раньше времени не испугались, а продолжали азартно вкидывать на фронт все новые и новые силы, им расчетливо скармливали наши разрозненные и необстрелянные войска. В двадцатых числах июля сорок второго года 6-я немецко-фашистская армия протаранила оборону советских войск в излучине Дона и ринулась в образовавшуюся тридцатикилометровую брешь. Против нее бросили в бой только что сформированную, но еще полностью не укомплектованную 1-ю танковую армию. Бригаде Лебеденко также предстояло быть брошенной в этот огонь. Но разве наши могли идти вперед легким путем? Конечно нет! Ведь немцы не любят не ослабленного противника. Вместо того, чтобы проследовать сразу в конечный пункт назначения ( Черкасово), который находился в всего лишь в двух километрах, приказ гласил, что двигаться следовало в обход ( а это лишние 70 км). Но самое интересное не это, а то, что бригаде дальше не сообщили о том, что их бросают в бой, что они движутся на фронт. И действительно, разве нормальный человек мог поверить в то, что в бой бросят необученных, необстрелянных людей, вчерашних курсантов? Они думали, что принимают участие в корпусных учениях. «Я вопросительно смотрю на начальника штаба. Он пожимает плечами:
— Может, комкор не хочет беспокоить сон сталинградцев?
— Возможно, возможно, — соглашаюсь я.
— Случись что серьезное, нас бы двинули напрямик, — раздумчиво продолжает Грудзинский. — По всей вероятности, затевается корпусное учение.» Кстати, командир корпуса накануне провел совещание и ничего не сказал о предстоящем участии в военных действиях. Не дали новоявленным воинам и карт. А топографических карт не было совсем. Сразу вспоминаются мемуары с описанием хитрых преподавателей в большевистских военных училищах, которые практически отказались от топографии и обходились вместо нее памятным листком. Когда после продолжительного марша колонна танков прибывает в конечный пункт, то ее встречает представитель командира корпуса и Лебеденко получает выговор за опоздание на семь минут! Петр Павлович проглатывает обиду и интересуется, как долго будут длиться учения. « — Надолго учение? К концу дня закончим?Бросив на меня молниеносный взгляд, Родин глубоко затягивается, морщится и как-то неопределенно тянет:
— Посмотрим…
— Разрешите ехать?
— Да, да, пожалуйста. Только вот что, — вдруг спохватывается Родин, — по прибытии в Черкасово обратите внимание на маскировку. Выставьте охранение и вышлите в сторону Калача разведку.»
О том, что впереди бригаду будут «встречать» немецкие танкисты, не было сказано ни слова. Словно коровы на бойню наши танкисты ехали в пекло и обсуждали планы учений.
«— Дней через десять не то еще будет, — говорю ему, — дай только срок. Вот проведем батальонные учения, потом выйдем в поле всей бригадой, отработаем оборону, наступление, отстреляемся ночью и днем, а после этого, пожалуйста, давай нам фронт.» А ведь до того Лебеденко пришлось повоевать в Крыму, в смысле поучаствовать в сдаче немцам Крыма. Он уже должен был заподозрить неладное. Ведь и в Крыму все было тайно и покрыто мраком. В потом пришло осознание реальности: «После крымских боев в бригаде сохранилась лишь треть личного состава. А техника почти вся на той стороне Керченского пролива осталась лежать грудами исковерканного металла.» Но не мог Петр Павлович поверить в то, что подлость была системой советского военного командования и настраивал своих танкистов на учения. Сутки они сидят в Черкасово, командир корпуса даже не появляется. Офицеры связи, отправляемые в штаб фронта не возвращаются назад. Вот сразу же чувствуются заботливые руки командующих фронтом, Семы и Васи (Тимошенко и Гордова). В качестве командующего армией покрутился там и Москаленко, тот самый, который при расстреле Берия присутствовал. Вот эта вот компания и правила бал в последние летние месяцы 1942 года под Сталинградом. Армии Москаленко (1-й танковой) дали шесть дней на формирование, но не позволили ничего формировать и бросили в бой сразу, как есть. Недоукомплектованная, она была брошена в самую гущу боев, как говорится, прямо с колес. При этом соединения, расположенные в разных местах, не имели надежной связи между собой и со штабом армии. Наши танкисты, брошенные в пекло, все-таки дают отпор немцам. Тогда Вася придумывает тонкий ход: приказ о переформировании. «Он требовал танковые батальоны бригад переформировать по штатам отдельных батальонов и на следующий день отправить в 62-ю армию. От бригад остались только порядковые номера и штабы. Снова началось сколачивание танковых подразделений. Теперь давалось это значительно труднее. С батальонами ушли опытные кадры, а поступало в основном необстрелянное пополнение. К тому же обнаружились неполадки в технике. Многие танки приходили без радиостанций и с недоделками.» В эту вот кучу-малу и попадает Лебеденко и его танкисты. « — Ты, Петр Павлович, рвался на фронт, — криво улыбнулся Николаев. — Пожалуйста, твое желание сбывается. Только не понимаю, как мы будем выглядеть там с необученными экипажами. Я почесал в затылке и ничего не ответил. Подумал лишь: почему от нас утаили цель ночного марша? И пожалел о впустую потраченном дне в Черкасове. Сутки — невеликий срок, но за это время можно было по крайней мере дать всем экипажам отстреляться. А то в бригаде были и такие, кто не сделал еще ни одного выстрела из орудия.» Где противник никто не говорит, карт по-прежнему не выдают. Да их просто нет в стране развитого большевизма. «И в соответствии с приказом Пушкина сообщаю, как атаковать «Полевой стан», оттуда повернуть к Ложкам, овладеть ими и закрепиться.
— Задача ясна, товарищ полковник. Но без карт командирам рот трудно будет ориентироваться.
Опять эти карты! Все командиры рот и взводов новые, местность им незнакомая, и не мудрено, если в суматохе боя они собьются с пути. А допустить этого нельзя.» Немецкая артиллерия и авиация уже готовятся оказать новым танкистам «теплый» прием. Хотя в первые бои и этого не потребовалось. Неопытные танкисты, привыкшие повторять все за своим командиром сразу стали жертвами своего послушания и неопытности. «
Помогла им заминка, происшедшая в рядах советских танков. А случилось так, что в машине Берковича взорвался снаряд, и она остановилась. Приняв остановку за сигнал, прекратила движение вся рота. Противник воспользовался этим, снял с прицепов противотанковые орудия и открыл огонь. В контратаку пошли более мощные, чем наши семидесятки, фашистские Т-IV.
Вот тут-то и начались потери. Немецкие снаряды легко пробивали броню Т-70. Задымил один танк, затем другой. Следовало быстро маневрировать, но водители, не имевшие еще необходимых навыков, действовали медленно. В роте Берковича осталась половина танков…» А дальше все было просто: изо дня в день остатки наших танков, коих было все меньше и меньше бросали в бой на немцев. Причем, если Петр Павлович пробовал возмущаться этой бессмысленностью, ему говорили, что впереди него находятся малочисленные группы противника и стыдно ему должно быть, за то, что он не может их разбить в пух и прах. «Но задача корпуса на 26 июля остается прежней, и потому, видимо, командование не стало менять в нем некоторых формулировок. В частности, отсутствует подлинная оценка сил противника, его все еще именуют «мелкими группами». — Ничего себе, «мелкие группы»! — сердится Николаев. — Только против Довголюка действовали двадцать танков, да артиллерия, да пехота. Нас обязывали в течение дня уничтожить противника, а остатки отбросить на шестьдесят километров от Дона.» В конце каждого дня проводились совещания с руководством корпуса, где чудом выживших клеймили позором и обвиняли в трусости! А они ведь были неопытными юнцами и даже не осознавали, как им следует поступать. «Больше всех достается Довголюку. В спешке, а может, просто не уловив разницы между учебным маршем и боем, его экипажи пошли в наступление с брезентами на броне. Брезент же, испачканный в масле и бензине, легко воспламеняется от разрывной пули или раскаленного осколка. Были и такие случаи, когда при атаке танковые орудия были повернуты назад. А кое-кто не догадался даже снять чехлы со стволов.» Инструкция от руководства всегда была одинаковой: «Предупредите, чтобы на свои силы рассчитывали. С воздуха поддержки да и артиллерийской не будет. Пусть люди знают, что их ждет. Уверен, что они правильно все поймут.» Вот так и шла эта утилизация техники и человеков. Рядом жил своей жизнью Сталинград, на который смотрели в бинокли немецкие солдаты и недоумевали тому, что русские и не думают готовиться к войне. Иногда немцы совершали рейды в наш тыл на захваченном советском танке. Изредка Москаленко подбрасывал подкрепление из тяжелых танков. Но подкрепление уничтожалось за считанные минуты. Уничтожалось по причине безалаберности и несогласованности действий наших солдат. А может им тоже говорили, что они следуют на обычные учения? «Перестраиваясь на ходу в боевой порядок, тяжело сминая грунт, десятка КВ с ревом выносится на склон высоты, с достоинством богатырей переваливает гребень и скрывается из виду. — Куда их черт понес без разведки?! Должны же они знать, что там у немцев все настороже, и танки и артиллерия. Комиссару вторит подошедший Грудзинский: — Разведчики Суха обнаружили впереди противотанковые минные поля.» Вот так и сгинуло все пополнение сразу. «Завидев нас, капитан вдруг всхлипывает, икая, давясь словами, начинает нервно выкрикивать:
— Та-а-нки… про-о-пали та-а-анки…
Из его бессвязной речи мы с трудом поняли, что, перевалив высоту и спустившись к ее подножию с северной стороны, КВ уткнулись в минное поле. Произошло замешательство. Этим воспользовалась вражеская артиллерия, без хлопот расстреляв неподвижные танки.»
Такая утилизация длиться день за днем. Но приказы не обсуждаются, не так ли? Тем более, что Москаленко строго следил за этим! «Прощаясь, Яборов вдруг спрашивает:
— Слыхал новость? Впрочем, откуда тебе слышать. К нам сегодня приезжал генерал Москаленко. Туча тучей. — Яборов оглядывается и, понизив голос, продолжает: — Сразу вызвал Пошкуса — и ну выдавать. «Кто вам, — говорит, — дал право критиковать приказы? На каком основании считаете, что корпус используется неправильно? Я вынужден отстранить вас от должности».
Александр Адамович побледнел, но ответил твердо: «Товарищ командующий, не знаю, откуда у вас такие сведения, но могу сказать одно: они заведомо ложные».
Но атаки ничего не давали, они были безрезультатными. Утилизировались уже танки, поступающие сразу с конвейера СТЗ. Правда, они и не отличались качеством. «— Прямо с СТЗ.
— А где рота?
— Две машины остались за переправой, неисправность в трансмиссии обнаружилась. У третьей уже на этом берегу мотор отказал. Остальные шли за мной, да что-то отстали.» но все эти поломанные и некачественные танки на бумаге выдавались за качественное пополнение и Лебеденко ничего не мог сказать в свое оправдание. Ведь по бумагам у него было не мало танков!
Лбом они долго пытались прошибить пресловутую стену, и никто им не говорил зачем. Наоборот, периодически в бригаду являлись комиссии для того, чтобы выяснить «почему за неделю корпус успеха не добился, а потери понес большие.» Какая же должна была быть выдержка у Петра Павловича, чтобы не пристрелить там всех этих проверяющих, вместе с Москаленко заодно.
Вся эта бесовщина продолжалась до тех пор, пока не убрали Гордова и Москаленко и 1-ю танковую армию не передали в оперативное подчинение 62-й армии.
Бои за пресловутую высоту 169.8 продолжались до тех пор, пока практически весь состав (регулярно пополняющийся) не был «утилизирован». Только тогда Лебеденко открыли столь желанную правду. «— Видите ли, — помедлив, говорит Пошкус, — танки и батарея вам все равно бы не помогли.
— Почему же? — удивляюсь я.
— Да потому, дорогие товарищи, что сил у противника в несколько раз больше. Ну, не прорвался бы он у вас, так потеснил бы соседей, и все равно вам пришлось бы отходить.»
Едва ли не смеясь ему сообщили, что все это время его заставляли сражаться против 18 дивизий и двух танковых армий (около 400 танков).
«Понимаете, к чему я это говорю? Четыреста! А у вас сегодня сколько было танков?
— Двенадцать, — отвечаю я.
— Двенадцать? — переспрашивает комкор. — Ну вот, как говорится, комментарии излишни.»
А потом, когда шокированный Петр Павлович спросил, что же ему делать, командир корпуса дал ему убийственно правдивый ответ:
« — Войск у вас нет. Двигайте с тылами и спецподразделениями через Дон. В Черкасове ждите наших указаний.» Круг снова замкнулся на Черкасове и на ожидании. Лебеденко повезло в том, что смерть не дождалась его на войне и он выжил… А другим не повезло… Аминь!

Читать далее
2
249

Все рецензии

Цитаты

Аноним6 июня 2020 г.
Просто меня беспокоит обстановка на фронте, завтрашний бой и то, что вместо Т-34, нужных нам позарез, шлют с СТЗ технику вчерашнего дня — латанные на скорую руку Т-60 и вот эти, отживающие свой век БТ-7. Понимаю, что где-то Т-34 еще нужнее, но ведь и мы бьемся насмерть, и у нас тут все на пределе. Хотя бы подкинули бригадам по десятку новых тридцатьчетверок. А что сделаешь на БТ-7 с его сорокапятимиллиметровой пушкой, одним пулеметом и тонкой броней. Т-60 тоже не лучше.
0
277
Аноним6 июня 2020 г.
Задача наша — выбить противника из Липо-Логовского.
— Без артиллерии и авиации ничего не получится, — неосторожно заявляет Румянцев.
— Наступать без солидной поддержки — значит просто губить танки, — по инерции вторю я.
Из-под запыленных бровей Родин окидывает нас насмешливым взглядом. Губы его кривятся в злой усмешке. Он делает глубокую затяжку.
«По-настоящему курить стал», — мысленно отмечаю я.
— Артиллерия, авиация, солидная поддержка, — передразнивает нас комкор и в сердцах сплевывает. — Тоже мне, теоретики объявились! Скажите, какие умники!
— Есть приказ. Надо бить противника сейчас и тем, что имеется, а не ждать, когда он навалится!
Читать далее
0
230
Аноним6 июня 2020 г.
— Разве не видишь, Дмитрий Егорович? Фашистов бьем.
— А где они?
— В тех скирдах, замаскировались…
— С ума сошли! В скирдах же наши, и там наши, — Кузнецов ведет рукой вправо, — а гитлеровские по ту сторону скирд. Протрите глаза.
Вид у моего комиссара растерянный и побитый. В сердцах я показываю ему кулак и скрываюсь в башне, бросив коротко и зло:
— Давай туда, скорее!
Через несколько минут мы у цели. Остановив машины возле самой скирды, спрыгиваем на землю. От горы золотистой соломы с биноклем в руке спешит навстречу Румянцев.
— Так это вы стреляли? — не удержав лукавого смеха, говорит он, узнав про нашу «догадливость». — А я-то никак не пойму, откуда это в спину бьют. Теперь понятно: не можешь забыть те танки, что у тебя отобрали!
Читать далее
0
92

Все цитаты

Подборки с этой книгой

Все подборки

Другие издания