
Военные мемуары
Melory
- 394 книги

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Замерцев Иван Терентьевич
Его путь к должности коменданта советского гарнизона в Будапеште начался осенью 1944 года. Замерцев командовал 11-м стрелковым корпусом, который, выполняя приказ, осуществлял наступление параллельно Карпатам, стремясь отрезать пути отхода вражеской группировки. В этот момент в операцию вмешалось провидение в лице командующего 4-м Украинским фронтом небезызвестным И.Е. Петровым. 1-я гвардейская армия, в которую входил корпус Замерцева, была переподчинена этому фронту и 11-й стрелковый корпус получил новые указания. «Задача, стоявшая перед гвардейской армией, была изменена. 11-й стрелковый корпус получил новые указания, мы начали новый маневр, и наши силы растянулись в глубину более чем на тридцать километров. Корпус продвигался к дороге Львов — Ужгород, важнейшей магистрали, по которой отступала огромная немецкая группировка, стремившаяся во что бы то ни стало прорваться в Карпаты.
Выполняя приказ фронта, мы продолжали двигаться на запад в широкой полосе, а гитлеровцы накатывались на нас сзади. Положение стало критическим, и я забил тревогу: дал несколько шифровок командующему, послал радиограмму и лично члену Военного совета 4-го Украинского фронта Л. З. Мехлису.»
Одна из дивизий попала в окружение, но после упорных боев спустя четверо суток сумела выйти к главным силам. Дивизия, которой командовал полковник Я.С. Шашко, сумела сохранить при этом 90 процентов личного состава. Комдиву не дали даже переодеться, и сразу повезли к командующему фронтом. Затем к Мехлису. Мехлис, в отличие от Петрова, встретил Шашко по хамски.
«— Что за бандит явился ко мне? — такими словами встретил Мехлис комдива Шашко, не дав ему даже представиться и объяснить, почему он оказался в штабе фронта в столь необычном виде. Впрочем, член Военного совета хорошо знал причину: разведчики, «схватившие» Шашко на передовой, говорили потом, что получили на это личное указание Мехлиса.
Такая встреча возмутила Шашко: он был из тех людей, которые проявляют мужество не только в бою...
— Во-первых, я не бандит, а полковник Советской Армии и командир двести семьдесят первой стрелковой дивизии, — резко сказал Шашко. — А во-вторых, прошу на меня не кричать!
Мехлис вскочил, но тут же остановился. Видимо, выражение лица человека, спокойно стоявшего перед ним, заставило Мехлиса сдержаться.
— Вон отсюда! Судить будем!»
Шашко рассказал об инциденте Замерцеву и отбыл в свою дивизию. Но от Замерцева прокурор фронта потребовал материалы на полковника Шашко. «Оказывается, Мехлис приказал судить его как изменника Родины. Никаких «материалов» у меня, разумеется, не было. Больше того, я был уверен, что Шашко воевал честно и мужественно, как подобает советскому офицеру.
Обвинение выглядело просто нелепым. Разве изменник вывел бы дивизию из окружения?
В общем, я заявил, что распоряжение считаю незаконным и выполнить его не могу. Прокурор уехал, даже не попрощавшись.»
В итоге, бюрократическая машина войны закрутилась и вскоре уголовное дело нависло над самим Замерцевым. «…в штабе корпуса мне показали радиограмму, в которой говорилось: «За потерю управления 271-й стрелковой дивизией и отсутствие в течение трех суток связи с ней генерал-майора Замерцева И. Т. с командования корпусом снять и назначить заместителем командира 30-го стрелкового корпуса».»
Ивану Терентьевичу, словно намеренно дали прочувствовать всю мощь и безжалостность военно-управленческой системы для того, чтобы он не сильно брыкался на будущем посту коменданта. А может просто испытывали его – будет он оспаривать несправедливое решение, или сглотнет. Земерцев решил бороться. «Но страдать понапрасну не было желания. Я приказал снять схему боевой обстановки во время наступления корпуса и 271-й стрелковой дивизии, борьбы ее в тылу противника и выхода из окружения. Написал короткое объяснение и тут же отправил все это в Москву, Маршалу Советского Союза Г. К. Жукову, с просьбой оградить от необоснованных нападок.
Вскоре меня вызвал командующий армией генерал-полковник А. А. Гречко. Он сказал, чтобы я никуда не жаловался, так как командующий фронтом все понимает и имеет свои планы: я вновь получу корпус. Однако было уже поздно. Да и не хотелось принимать такое предложение. Ведь в этом случае я, хоть и косвенно, но как бы признавал свою несуществующую вину.»
Двадцать дней длилось расследование. В итоге, Замерцева направляют в распоряжение командующего 2-м Украинским фронтом Р.Я. Малиновского. Под новую должность Ивана Терентьевича уже начали насыпать горящие угли, хотя его многострадальная 271-я дивизия еще участвовала в боях под Коломыей. Из-за нехватки, если не сказать отсутствия снарядов, он приказывает дивизии отступить. «Вероятно, венгры удивлялись, почему советские войска отступают без сопротивления, и опасались подвоха с нашей стороны». Буквально сразу, словно этого и ждали, к нему с проверкой приехал сам командующий 38-й армией Москаленко. Он требует связи с Жуковым и демонстративно докладывает:
«— Да, сейчас сам нахожусь на наблюдательном пункте командира одиннадцатого корпуса, буду вправлять мозги Замерцеву.
— Если армия будет снабжать нас боеприпасами так, как до сегодняшнего дня, то через двое суток противник войдет в Коломыю, — сказал я Москаленко. — Мы не удержим город. У нас нет патронов. Начальник снабжения вот уже неделю сидит в штабе армии. Боеприпасов ему не дают, а к вам не допускают.
— Приезжайте за боеприпасами сами, — сердито произнес Москаленко.
— Не могу. Противник рядом.
— Довольно, — прервал командарм. — Ведите меня на передний край.
Я показал генералу на вражеский танк, преспокойно стоявший в трехстах метрах от наблюдательного пункта.
— Неужели так близко? — удивился Москаленко...
Командарм уехал, так и не «вправив мозги». В тот же день корпус был подчинен новой, 46-й армии. Ночью мы получили от нее достаточное количество боеприпасов, а утром без особого труда отбросили противника на его исходные позиции. Фронт стабилизировался.»
Вскоре после этого Будапешт был взят и новый комендант приступил к своим обязанностям. Его предшественник, генерал-майор Ф.В. Чернышов удивил тем, что не получал никаких распоряжений о своей отставке.
« Это недоразумение, — уверенно заявил генерал. — Скоро все выяснится, и вам придется ехать обратно.
— Познакомьте меня с обстановкой, с делами. Чем и как нужно заниматься в первую очередь?
— Повторяю, это недоразумение. Ну а если будет нужно, научитесь всему сами. Меня никто не учил.
— Вот и поделитесь опытом, чтобы я не повторил прежних ошибок. Для меня это дело новое, и браться за него нужно разумно, без издержек за счет Советской власти.
— Жизнь научит, — твердил Чернышов, уклоняясь от прямых ответов. — Торопиться нам некуда...
— Разве война уже закончилась?
— Война на фронте, — махнул рукой комендант. — А здесь хоть и тяжелая, но мирная жизнь, и мы можем себе позволить отдыхать...»
Приказ о снятии Чернышова еще не пришел, и никто не позаботился сообщить в комендатуру о перемещениях. А ведь еще нужно было начинать общаться с местным населением. «До сих пор я не имел никакого касательства к дипломатии, не знал, как держаться с иностранцами, о чем говорить с ними. А поразмыслив, решил: «Чего тревожиться? Я советский генерал, представитель страны социализма, которая освобождает от фашистов народы Европы. Пусть сами дипломаты соображают, с кем имеют дело, и подбирают нужные слова. А я посмотрю, какой дать ответ». Но первый блин вышел комом – во время беседы с бургомистром Иван Терентьевич в конце разговора сделал резкий жест рукой вверх и гости убежали от него, сославшись на необходимость выполнять первый приказ коменданта о расчистке улиц от завалов. Причина торопливости была простой – венгры думали, что советский комендант будет наводить порядок, пользуясь гитлеровскими методами. «— Извините, товарищ генерал! — взмолилась она. — Я просила подождать, а меня не послушали... говорят, что комендант приказал действовать быстро и грозил повесить обоих на люстре.»
Наряду с советской комендатурой в Будапеште появляется так называемая Союзная Контрольна Комиссия (СКК).
Справка: Союзная Контрольная Комиссия по Венгрии была учреждена в конце января 1945 года. В нее вошли представители Советского Союза, США и Великобритании. Уполномоченные Чехословакии, Польши и Югославии представляли свои страны, действуя через председателя СКК Маршала Советского Союза К. Е. Ворошилова.
Комиссия должна была до заключения мирного договора регулировать и контролировать порядок на всей территории Венгрии и следить за точным соблюдением условий перемирия, заключенного 20 января 1945 года между союзными державами и временным правительством Венгрии. Кроме того, в задачу СКК входило помочь венгерскому народу перестроить свою жизнь на новой, демократической основе.
Практически сразу начинаются конфликты между комендатурой и СКК. Как правило из-за американцев.
«У нас существовал определенный порядок: машины и подводы с продовольствием въезжали в город свободно, без всяких формальностей. Чем больше доставят из провинции продуктов для жителей, тем лучше. Зато вывоз продовольствия из города строго контролировался: мы каждый раз выясняли, для какой цели и по чьему распоряжению это делается. Ведь жителям Будапешта дорог был каждый килограмм хлеба и мяса!
И вот этот порядок стал нарушаться. Американцы начали на своих машинах вывозить продукты и другие грузы в Австрию. А оттуда доставляли различный контрабандный товар и спекулировали, выкачивая у населения Венгрии валюту. Коменданты Кишпешта, Уйпешта, Будафока, 3-го и других районов все чаще жаловались на самоуправство американских и английских военнослужащих, не считавшихся с требованиями советской комендатуры.» Британские солдаты вообще щеголяли удостоверениями членов британского правительства! «Британским представительством выданы удостоверения рядовым и капралам, что они действительно являются членами британского представительства в СКК по Венгрии, на основании которых они разъезжают куда хотят с разными гражданскими пассажирами по всей стране.»
Венгры обращались в советскую комендатуру за помощью, но те не сильно чем могли помочь…
На какое-то время комендатуру вообще подчинили СКК. Но потом этот приказ отменили и переподчинили командующему Центральной группой войск маршалу Коневу. Часто наведывался в Будапешт и Ворошилов, устраивая там приемы и обеды. По поручению же Ворошилова в Будапеште был открыт советский банк. По мере того, как в Будапеште налаживался порядок и отстраивались городские постройки, роль советской комендатуры постепенно принижалась и нивелировалась. Причем делалось это советскими же дипломатами, птенцами из гнезда Молотова. Когда на праздновании первой годовщины освобождения Венгрии венгерское правительство захотело, чтобы в состав президиума торжественного собрания вошел представитель нашей армии, то никто иной, как посол СССР Г.М. Пушкин, осадил «несообразительного» Замерцева.
«— Ну это вы, пожалуй, поторопились, — улыбнулся Пушкин.
— Почему поторопился? Венгрию освобождала только Советская Армия, ни один солдат союзных войск на улицах Будапешта не появлялся. Поэтому естественно, что в президиуме должен находиться представитель Советской Армии.
— Все так, но одного вы не учли, — возразил Георгий Максимович. — Если в президиуме собрания окажется только представитель Советской Армии, да к тому же выступающие наверняка будут больше говорить о нашей армии, то иностранные дипломаты сразу спросят, почему, мол, такой односторонний крен, почему забыты союзники? Что я им отвечу?
— То, что было в действительности.
— А в действительности было то, что жертвы имелись и со стороны союзников, хотя и единицы, и только летчики. Главное, конечно, что они вместе с нами боролись против гитлеровской Германии и ее сателлитов. Кстати, американцы уже интересовались, кто будет в президиуме.»
В итоге, в президиуме остались только венгры, а советские представители сидели в зале вместе с американцами…
В президиуме сидеть советским представителям было зазорно, зато не зазорно было предоставлять в одиночку продовольственную помощь населению Венгрии. «На помощь населению городов Венгрии пришли советские люди. В марте — апреле 1945 года венгры получили из Советского Союза более 15000 тонн хлеба, 3000 тонн мяса, 2000 тонн сахара. Восемьдесят процентов этих продуктов выделили Будапешту.» Американцев, почему-то, не просили присоединиться к этой помощи. Приходилось советской комендатуре и урегулировать проблемы с венгерскими проститутками. Тем более, что домов терпимости в Будапеште хватало. Однажды Земерцеву пришлось искать собачку племянницы Черчилля, а потом и саму племянницу. Англосаксы даже не могли напрячься для этой важной миссии. И действительно, зачем напрягаться господам в пробковых шлемах, если на подхвате есть русский Ваня? «Через неделю мы получили категорическое указание из Москвы: немедленно разыскать в Будапеште племянницу Уинстона Черчилля, оказать ей необходимую помощь и отправить на родину. Но как найти нужного человека в большом городе, когда жители покинули насиженные места и все еще скрываются в подвалах и бункерах?»
Будучи на побегушках у англо-саксов, представители СССР отводили душу на своих бывших соотечественниках, которые приходили в комендатуру с просьбой разрешить им вернуться на родину. Но такой чести удостаивались «не только лишь все». А ведь могли бы использовать эти случаи в качестве агитации в пользу советского строя. Но нет, нельзя было.
«Во время войны Семин окончательно понял, что совершил непоправимую ошибку, покинув родину.
— Вы, господин генерал, не представляете, как невыносимо тяжело не иметь отечества... Жизнь теряет всяческий смысл. Да что говорить, лучше умереть на своей земле, чем скитаться на чужбине!.. Согласен понести любое наказание. Буду выполнять самую тяжелую работу, но свою вину перед родиной искуплю! Только бы разрешили вернуться!» Но резолюция была простой: «отказать!».
«Через несколько часов в комендатуру прибежала хозяйка квартиры, в которой жил Семин. Хозяйка сообщила, что ее жилец вернулся домой в подавленном состоянии, молча прошел в свою комнату. Когда она заглянула туда, Семин был уже мертв. Врач констатировал скоропостижную смерть.
Человек жил надеждой. Исчезла надежда — кончилась жизнь.»
Пока советская комендатура грудью защищала Родину от бывших соотечественников, искала собачек и строила мосты и дороги, американцы занимались «серьезными» делами. Они выращивали для себя послушную законодательную власть в Венгрии. И попутно грабили страну. «К этому времени американцы имели в своих руках золотой запас Венгрии, все венгерские активы, дунайский транспортный флот, большую часть вагонов, паровозов и другие венгерские национальные ценности, вывезенные фашистами в Австрию и Западную Германию.
В завуалированной форме американцы давали понять, что вернут эти ценности и предоставят Венгрии кредиты только при условии, если в стране сохранится буржуазный строй.»
Американцы восторжествуют позднее, а пока, в 1947 году парламент национализировал все банки (и советский?) и предприятия, имевшие более 100 рабочих и служащих. Венгрия берет курс на социализм. Социализм это конечно замечательно, но вот СССР, говорит и обещает одно, а делает совсем другое. «министр иностранных дел СССР выступил на сессии Организации Объединенных Наций с предложением о выводе всех иностранных войск с чужих территорий.» Ну не терпелось ребятам сдать свои позиции поскорее. Но американцы не «лыком шиты». Их ответ Молотову был «круче» ответа Чемберлену. «В ответ на это выступление в Будапеште грянули выстрелы подрывных элементов. Через двое суток на многолюдном и шумном перекрестке проспекта Андраши и кольцевого проспекта Эржебет был убит наповал советский офицер из Союзной Контрольной Комиссии. К нему подбежал другой офицер и тоже свалился, сраженный пулей. Еще двое были ранены. Дом немедленно оцепили наши солдаты. На чердаке, под крышей, они нашли покончившего с собой фашистского звереныша лет семнадцати-восемнадцати. Возле него валялись бесшумная винтовка и патроны американского производства. На следующий день после убийства советских военнослужащих в Организации Объединенных Наций выступил представитель Соединенных Штатов Америки, который, грубо исказив факты, принялся утверждать, что оккупанты не американцы, а Советский Союз. И в подтверждение ссылался на случай в Будапеште. Дескать, возмущенные жители убивают советских офицеров прямо на улице, среди бела дня...»
В общем, против силы и социализм, и христианство абсолютно бессильны. Аминь!

Банями Сечени пользовались вначале не только местное население, но и войска гарнизона, и проходящие части, и тыловые службы, благо теплой воды здесь имелось вдоволь.
Все шло хорошо до лета. Но когда открылись бассейны, в комендатуру хлынул поток жалоб. Жаловались с двух сторон: командиры подразделений на администрацию бань, а администрация на наших бойцов. Назрел конфликт. Пришлось вмешаться Центральной комендатуре.
Комендант района, где были расположены бани, доложил:
— Администрация требует, чтобы солдаты мылись внутри помещения, в закрытых кабинах. Но там тесно, поэтому все подразделения стремятся занять просторные бассейны.
— А какая разница для директора? — удивился я.
— Товарищ генерал, съездите туда сами, — попросил комендант. — Посмотрите, что там творится.
Пришлось поехать. Едва машина, в которой сидели мы с Зусмановичем, остановилась возле бань, появилось советское подразделение. Какой-то дюжий старшина привел роту. Бойцы сразу же «захватили» бассейны: в одном мылись сами, в другом стирали белье.
— Почему моетесь здесь, а не в помещении? — спросил я старшину.
Тот бойко ответил, что времени у них в обрез, в бассейнах же помоются в два раза быстрей и солдаты будут чистые, как новенький пятиалтынный.
И действительно, рота вскоре отправилась обратно. А директор бань начал говорить нам, что в бассейнах моются местные жители, среди них могут случайно оказаться больные. И если советские солдаты заразятся, то спросят прежде всего с него. К тому же каждый раз после стирки в огромном бассейне приходится менять воду. Это долгая история. Местные жители уходят, так и не помывшись. Гораздо проще и безопасней, если солдаты будут пользоваться душем и ваннами.
Осмотрев помещение, мы убедились, что предложение директора вполне разумно. Администрация взяла на себя обязательство создать все необходимые условия. А я пригласил командиров частей и подразделений, проинструктировал их и предупредил, что буду строго взыскивать за нарушение правил.

Много хлопот доставляла нам проституция — эта обязательная «принадлежность» капиталистического строя. В городе официально числилось 38 домов терпимости.
Значительное количество проституток болели венерическими болезнями. Они распространяли заразу, а лечиться не хотели: боялись идти к врачам или не имели денег. Пришлось организовать специальные больницы. Помещали туда в принудительном порядке. Некоторые уличные проститутки убегали из больниц, опасаясь, что после лечения им не выдадут «желтые билеты». Тогда мы нашли госпиталь с высоким забором и крепкими воротами да поставили еще надежную охрану.
При выписке этих женщин предупреждали, что в случае повторного задержания их привлекут к ответственности.

Одновременно с кампанией запугивания реакция начала усиленно распространять слухи о том, что русские по настоянию американцев в ближайшем будущем покинут Венгрию. При этом многозначительно добавлялось: «Вот уж тогда посмотрим...»
Другие издания

