
"... вот-вот замечено сами-знаете-где"
russischergeist
- 39 918 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Владо Жабот считается знатоком славянской мифологии и христианских традиций. Читая роман, я чувствовала недостаток знаний и пыталась отыскать информацию о древних славянских преданиях, но это оказалось не так просто. Основываясь на ключевых событиях сюжета, можно назвать основные даты:
☩ день памяти Святого Николая - 6 декабря по юлианскому календарю
☩ ночь Святой Луции - 21 декабря по юлианскому календарю
☩ Рождество - 25 декабря по юлианскому календарю
Профессор Михник обещал устроить «истинно нашу, подлинно нашу мистерию» накануне Рождества. Волчьи ночи. Отыскала другое название - Большие Велесовы Святки, традиционное время для проведения магических обрядов и гаданий.
На том мои поиски и закончились.
Несколько слов о самом романе. Основную роль писатель отдаёт не событиям и героям, а страхам, чувствам, силам природы, атмосфере - всему тому, что сложно выразить словами и чему не всегда находятся логические объяснения.
Ключевой конфликт - христианских и ведических традиций - окутан атмосферой страха и сомнения, смятения и неудовлетворённости. Главный герой, причетник и органист Рафаэль Меден, пытается вырваться из оков, навязанных Михником и Эмимой, на стороне которых древние силы, но оказывается слаб и безволен. Временами он порывается бить в колокола, но чаще отыскивает оправдания своему бездействию.
Уже в первой главе, читатель видит пошатнувшуюся веру главного героя (факт, который он пытается заглушить жганьем).
Поэтому неудивительно, что церковный дом захватывают иные силы. Они быстро перестраивают всё на свой лад, перекрашивая стены в красный, развешивая картины с изображениями Пана, сатиров, нимф, стаи волков с обнажённой красоткой, меняя мелодию колокола... Сам же Рафаэль отправляется в трактир, которым заведовала Ага (Яга?), где слушает предания о Врбане (профессор может быть Врбаном; они с Эмимой пара и потому часто появляются вместе) и волчьих ночах, напивается в хлам, сбивается с пути...
Иногда сложно понять, реальны ли образы и картины или рождены больным подсознанием, отравленным алкоголем и желанием забыться. В продолжении сюжета герой сбивается с пути много раз, он не старается искать верное направление, каждый раз выбирая тропинку наугад. Думаю, это метафорические блуждания, которые охватывают нас при потере верных ориентиров.
Покоряет произведение литературным языком - почти поэтическим. Постоянно проводила параллели с Гоголем. Думаю, Николай Васильевич и Владо Жабот нашли бы тему для общения. Настроение "Вечеров на хуторе..." и "Волчьих ночей" совершенно разное (возможно, для сравнения больше подошёл бы "Вий"), но связывает их общий интерес к славянским мифам и сказаниям, а пишут они об этом так, что не сомневаешься - с верой в написанное.

Литературное произведение, отмеченное премией "Кресник" за 1997год. Премия присуждена совершенно заслуженно, на мой взгляд. Главное достоинство этого романа - его невозможно отложить в сторону или бросить. Его недосказанность и непонятность притягивают. Сложно определить временной период, в котором разворачивается сюжет. Но, скорее всего, это начало прошлого века или даже раньше. На первый взгляд, автор просто изобразил небольшой отрезок из жизни глухой словенской деревеньки незадолго до Рождества, в период, известный в словенской мифологии как "Волчьи ночи".
Главный герой Рафаэль пытается противостоять местным суевериям, которые фактически опутали его сознание. Это очень трудная задача, поскольку его разум давно замутнен алкоголем и он не способен на решительные действия. Все, на что его хватает, так это - скитаться по заснеженным окрестностям, да вести (предположительно воображаемый) диалог с дьяволом и его спутницей. Описание зимы настолько натурально, что я вместе с Рафаэлем проваливалась в сугробы и мерзла от холода пока он шел от церкви к трактиру. И вообще меня покорила атмосфера, созданная автором, а так же его слог. Пишет он очень хорошо, язык богатый, что видно даже по описанию интимных сцен, которые не вызвали негатива или отторжения.
Суеверия интересны, но не очень понятны. Что за шкура Врбана, зачем с ней производят какие то действия и к чему это может привести - осталось вне моего понимания. Жаль, что переводчик почти не оставил комментариев о словенских верованиях, потому что найти что-то в интернете не получилось, а сюжет держится именно на мифологических образах и языческих обрядах.
По ходу чтения начали мучить вопросы. Что за хор и зачем он нужен в деревне где даже нет священника? Почему никто не чистит дорогу к церкви? И т.д. и т.п. В один прекрасный момент пришло озарение (даром что ли у меня в прочитанном и Кафка есть, и Перуц, и Майринк?) что, по всей видимости, практически ничего из описанного наяву не происходит. Все это лишь галлюцинации вечно пьяного Рафаэля. Может, конечно и не все, но я не смогла отделить реальное от воображаемого.

Чем необычнее книга, тем сильнее мне обычно хочется ее осилить. А еще меня вдохновляет тот факт, что автор не просто писатель, а еще и специалист в какой-то области знаний, которую талантливо беллетризирует. Во В. Жаботе всё это сошлось, и атмосфера «Волчьих ночей» своей хтонической напряженностью и саспенсом напомнила мне историю гоголевского Хомы Брута - конечно, на свой - словенский - манер.
Сюжет всеобъемлющ, он не сосредоточен на причинно-следственной событийности, а «растекается мыслью по древу»: некий причетник (а по совместительству вполне состоявшийся алкоголик) Рафаэль Меден накануне Рождества сталкивается с ужасающим неведомым, не вполне понимая это и даже не очень веря, что такое возможно, и постепенно погружается в сводящие его с ума иррациональные языческие страхи, восходящие к попыткам архаического человека противостоять пугающей неизвестности и неопределенности существования. Я иногда думаю, каково было тем древним людям жить, продираясь нарождающимся сознанием сквозь реальность, расставлять в ней свои, человеческие, метки, раскладывать обереги и совершать ритуалы, когда есть только свое неясное Я, а кругом - безмолвное или говорящее на непонятном языке Ничто? Все неустойчиво, зыбко, чуждо и безлико… Хотя время в романе не обозначено, Рафаэль идет своим, вполне современным, путем (а потому что нет у него другого) – он пытается познать, использовать защитный механизм рациональности против мощи непознаваемого, где судьба и случай звучат дуэтом. Ему просто суждено проиграть.
Прекмурье, Врбье, где происходит действие, - словенская окраина, затерявшийся не просто в снегах, а в пространстве-времени край с его тишиной, пустотой, кажимостью и опасной невидимостью. Промельк, отзвук в этой экзистенциальной заброшенности не дотягивают до зримого и звучащего, образа, звука и смысла – все на уровне ощущений, догадок, интуитивного чувства, как эхо растворяющихся в снежной слепоте. Автор создает тяжелую атмосферу какое-то семиотического пограничья, где ни в чем не можешь быть до конца уверен, а указателей нет, и спросить не у кого. Рафаэль время от времени пытается сориентироваться в этой двусмысленности, но запойное пьянство, напряженная потребностная сфера, одиночество, скука и апатия делают свое дело – его засасывает в неопределенность, и в конце концов он сливается с ней. Так рождается авторская фантасмагория происходящего, в которой гоголевские, кафкианские и языческие мотивы сливаются в какой-то безумный хоровод на фоне усиливающейся метели, заметающей все смысловые ориентиры. Герой постоянно блуждает – и по реальным снегам, и по лабиринтам собственного все больше затуманивающегося сознания.
Книга насквозь феноменологична – она возвращает читателя к первичным ощущениям: способности расслышать смыслы в невнятном бормотании, увидеть знаки во внезапно захлопывающихся дверях или потерявшихся и снова возникших следах, различить одно от другого, поэтому читается своеобразно. Чтение и построение рафаэлевой реальности осуществляется где-то «ниже» привычных эмоционально-смысловых траекторий, апеллируя к древней природе читателя, ее биологическим истокам, заставляя почувствовать в себе эволюцию человеческого в человеке. Конечно, прочитав анонс, я ожидала от книги и большего, и более оригинального, но понимаю, что автор и без того сделал все, что мог.

Люди здесь упрямые, своевольные и сложные, между ними часто вспыхивают ссоры, они злы и эгоистичны — охотнее всего и лучше всего поют тогда, когда напьются, когда выражают в песне всё подспудное: о любви и о затаённых чувствах, то, о чём не решаются откровенно говорить между собой. Так или иначе, песни о влюблённости и любовных переживаниях становятся отражением всех этих чувств, при этом поющему не надо отваживаться на исповедь о своей жизни, ведь уже известный и близкий всем текст обо всём скажет сам.

Тело — это всего-навсего инструмент. Который нужно тащить в гору, обходя терновник, из-за которого гора кажется особенно высокой, а склоны — крутыми, короче говоря, всё это — сплошное препятствие, которое проклинаешь и преодолеваешь, как можешь и умеешь…

Он почувствовал, что именно страх, по сути дела, и является тем бременем, тем злым духом, который уродует взгляды и мысли, который преследует и вводит в заблуждение, против которого надо звонить особо ценным колоколом, в борьбе с которым надо любить, и надеяться, и быть смиренным. Такой страх заползает в человека и захватывает власть… на корабле, который плывёт в никуда.












Другие издания


