Разговоры с Гете в последние годы его жизни

«Разговоры с Гете» Иоганна Петера Эккермана, долголетнего секретаря Иоганна Вольфганга Гете, представляют собой один из ценнейших источников для изучения личности великого немецкого писателя, его взглядов на литературу, искусство, историю, философию, естествознание и пр.

Жанры

Рейтинг LiveLib

4,4

36 оценок

5
61%
4
25%
3
11%
2
3%
1
0%

Ваша оценка

Прочитали 44Хотят прочитать 212

Рецензии

Аноним23 ноября 2017 г.
Разговор с душой...
Однажды Эккерману приснился странный сон : тревожное, тёмное небо светилось бледно-жёлтым светом, затянутое лёгкой дымкой.
Незнакомые люди, в каком-то незнакомом городе - путанные ландшафт и биография сна, - смотрели с трепетом ожидания на небо. Вдруг, сверкнули две огненные точки, затанцевали в небе, с небом, приблизились к земле, осветив удивлённые лица людей мистическим светом.
С ослепительным блеском и грохотом, звёзды упали неподалёку в синий полумрак листвы в парке.
Из за деревьев вышли два молодых человека - Мефистофель и Фауст.
В какой-то момент мне подумалось, что, возможно, сама неприкаянная жизнь Эккермана, словно бы срывающаяся звездою в ночь, несла в себе отсвет иного, тайного предназначения : Эккерман - это Мефистофель, сошедший со страниц к своему творцу, дабы Гёте смог закончить своего Фауста.
Задача была решена, ибо Фауст был закончен незадолго до смерти Гёте, под чётким руководством "Мефистофеля", написавшего потом свои воспоминания о встрече, разговорах со своим "творцом".

(Эжен Делакруа - Фауст скрепляет кровью договор с Мефистофелем.
Данный эпизод чем-то похож на стихотворение Есенина, написанное кровью перед самоубийством.
Вся остальная жизнь Фауста после этого вспыхнула дивным стихотворением, путешествием-мытарстом души, словно бы без вмешательства демонического в любовь, искусство и жизнь, жизнь человека пуста и бледна.
К слову, Эккерман обмолвился однажды о том, что в рождении Гёте участвовало нечто демоническое.)
Дальше...
И если у Достоевского чёрт мечтал перевоплотиться в "семипудовую купчиху", то чёрт Гёте встал на этот желаемый путь, начав с более лёгкого веса, перевоплотившись в чудаковатого и милого бюргера, как и положено падшим ангелам, не помнящего о своём небесном - или адском - происхождении, но смутно томящегося по некой заветной цели, считающего потерянным день, если бледное зеркало листа не отразит его душу, мир, и... что-то ещё, некую чернильную тень, которую он столько раз видел во сне.
В то же время, в разговорах и преподавании, он странно ощущал свою ранимую податливость и растворение в собеседнике, отрекаясь от себя, и чувствуя, видя лишь то, что чувствует собеседник.
И вот, эти два качества идеально совпали, дополнили друг друга, когда Эккерман встретился с Гёте : его кругло бьющееся сердце, стало подобием шарика на конце ручки, записывающей мельчайшие движения души своего творца - Гёте.
Интересно, понял ли Гёте, кто всё это время был рядом с ним?
Догадался ли он, что все их нежные споры с Эккерманом о его "теории о цвете", были символическим продолжением диалогов Фауста и Мефистофеля о свете и тьме, о мистических тенях жизни и смерти, незримо сквозящихся в синих тенях на вечернем снегу, в карих пульсациях листвы в парке на осеннем ветру, отбрасывающих на лицо земли, с удивлёнными, большими глазами цветов, свои тревожные, сиреневые тени?
Можно представить забавно-умилительную улыбку Эккермана, когда Гёте сердился и страдал оттого, что он, Эккерман, как и многие другие, критически относились к учению Гёте о цвете : к критике своего творчества Гёте относился спокойно, ибо им восхищались миллионы, и вся критика была некой гомеопатической специей ко всем этим хвалам, но критика его учения о цвете - падала на обнажённую, незащищённую душу художника, похожего на Фауста, смутно догадывающегося, что за всеми этими спорами о цвете, о свете и тьме, решается судьба его души, переходящая то к богу, то к дьяволу.
Неким апокрифом встреч Фауста и Мефистофеля, перед читателем ласково вспыхивают образы старого Гёте, подобно мальчишке с вечно-юной душой, натягивающим лук Эккермана : стрела задумчиво, устало летит в карее небо, и, словно бы передумав лететь дальше, быстро возвращается, к разочарованию Гёте.
Мефистофель-Эккерман грустно улыбается, ибо видит, что над гением, над увлекательным разговором Гёте об Одиссее и Елене Прекрасной, которую семилетней похитил Тезей ( после этого разговора Гёте увеличил возраст Елены - трагический вздох благодарности Елены! - в последующем издании "Елены" до 10 лет. Фактически, с новым изданием девочка подросла), порхают ангелы, внимательно слушая Гёте - и немую мольбу Елены где-то в сумраке веков, - и потому стрела, задев серебряное крыло ангела, упала на землю.
За образом стрелы отрикошетившей от яркого воздуха, от незримого крыла ангела, следует разговор о Байроне и его трагической гибели ( разумеется, никакой стрелы, попавшей в ангела, в книге нет, - а значит и мольбы Елены не были услышаны, ибо Гёте описал то, что было с Еленой после 10 лет : её "пустили по рукам" - но есть разговоры о Байроне, судьбой которого Гёте восхищался, ибо судьба Байрона - живое воплощение "бури и натиска" (Sturm und Drang),
словно бы поэзия Гёте перелилась через край, дивно сбывшись инфернальной судьбой Байрона : фактически, Гёте спиритуалистически проживал в Байроне ту жизнь, которую не осмеливался и не мог прожить сам.)
Словно стрела метеора, жизнь Байрона, сделав в синей глубине неба нежную параболу, исчезла, таинственно пропала, словно бы пронзив крыло ангела, унесшего её с собой в ночь.
Гёте размышляет о судьбах гениев, подобно Байрону, окончивших жизнь молодыми.
Можно согласиться с Гёте : подобные гении словно бы достигают максимума своей жизни.
Я бы сказал, что время вокруг душ гениев, словно вокруг массивных звёзд, течёт медленнее : секунды - превращаются в минуты и часы, дни - в недели и месяцы. Время течёт прозрачно и темно, и человек умирает с внутренним возрастом ангела, в возрасте 200-т, 500-т, или даже 1000 лет, с лёгкой сединой крыльев, души.
Гёте говорит, что Байрон уже не смог бы сделать больше, ибо достиг горизонта своего творчества, а за этим горизонтом событий - растёт уже не мысль, задыхающаяся и упирающаяся о стены прежних форм и чувств, но душа : яркая смерть - последнее творчество гения, ибо дальше он творит уже не описывая звёзды, но творит среди звёзд, звёздами творит.
И как же грустно после всего этого читать мысли Гёте ( да-да, именно читать мысли Гёте, ибо если бы не Эккерман, то эти мысли немо протекли бы в душе Гёте) о романе"Собор Парижской Богоматери" Гюго, который он назвал самой мерзкой книгой из всех, когда-либо написанных.
Мол, в книге Гюго нет ни человека, ни правды.
По замыслу Гёте, произведение должно состоять из 3 частей : поиск, буря и заря. У Гюго же, как и у многих русских писателей, буря в душе и жизни - иногда постоянная константа, и ищущий не всегда видит не то что ближнего, но даже себя, а заря вовсе может быть и не рассветной.
Но разве в конце Фауста была правда жизни? Какой злой дух посмеялся над Гёте, нашептав ему в сердце тёмной музой этот шаблонный конец, словно бы отвлекая людей от чего-то и сладострастно причиняя себе боль, растравляя забытую рану?
Разве Гёте не смухлевал, ибо Фауст, которому к концу жизни было 100 лет, символизирующий человечество, с его гением, пошлостью и злом, возможно, и не заслуживал спасения. А кто его спас? Маргарита? Поруганная, изнасилованная, почти достоевская красота, которая должная была спасти мир?Эта истина-Елена, которой возможно и нет?
Что ж, это вполне христианско-экзистенциальный финал : спор выигрывает вовсе не бог. Умирает, распинается уже не бог, но человечество, искупающее свои грехи и грехи, молчание бога.
Человечество искренне думает, что спаслось : оно в раю, его окружают ангелы и шелестящий свет. Человечество проникает в рай всё дальше и дальше, улыбаясь солнцу и звёздам, но... происходит нечто странное : крылья ангелов темнеют. Свет - вянет. Звёзды - срываются с неба огненной паутиной, и человечество, Фауст с Маргаритой, грустно обнявшись, словно тело и душа, трагически понимают, что оказались в аду.
Недалеко от них стоит Мефистофель, темно улыбаясь своими распростёртыми крыльями.
Интересно, с каким трагическим непониманием Гёте прочитал бы романы Достоевского?
Увы, Гёте и сам стоял на горизонте своего творчества, эпохи, жизни. На его бледное лицо ложились призрачные отсветы встающего, нового солнца искусства, но он уже не мог спуститься в рай нового творчества, новых чувств, и словно Моисей, смотрящий с горы на Иерусалим, на рай обетованный, видел свою смерть, описывал свою смерть.
Кстати, о "Иерусалиме"... В книге инфернально сбылось нечто мефистофельское.
Гёте сравнил Байрона с Торквато Тассо ( освобождённый Иерусалим) : пылающий куст терновника обративший в пепел священный ливанский кедр.
Сравнение хорошее, яркое, и вроде бы ничего необычного тут нет, если бы не одно но : ровно через год после этого разговора в театре произошёл загадочный пожар, ужаснувший весь город.
Говорят, возле театра видели загадочного иностранца с тростью, похожей на тёмный луч, и тёмного, большого кота, похожего на дым.
Под дотлевающими обломками театра кто-то обнаружил лишь одну несгоревшую рукопись, обласканную огнём : гётевскую трагедию "Тассо".
Итак, Фауст в раю замечает нечто подозрительное. Буквы в его имени - написанные на какой-то рукописи - мигают, словно перегоревшие лампочки, мигают 1, 3 и 5 буквы. Наконец, Фауст превращается в безумного мастера, поэта Тассо, заключённого в тюрьму для душевнобольных - преисподнюю.
Гёте говорит, что он и сам не знает, в чём смысл Фауста, но он бы мог выразить его так : "с горних высот через жизнь в преисподнюю".
В конце-концов - продолжает Гёте,- не нужно искать в произведении - впрочем, как и в жизни, - глубинных и абстрактных смыслов, истины. Нужно просто положиться на впечатления, довериться жизни, которая вознесёт душу ввысь, ибо красоту и любовь можно творить, обрести и в аду, в самом тёмном грехе, в ночи которого малейшая звезда сверкнёт и прорастёт зерном добра и света.
И разве так уж важно, что победа бога в споре с Мефистофелем, Маргарита, рай и добро - окажутся лишь гениальным бредом измученного в аду человечества, Фауста?

Михаил Врубель - Демон и Ангел с душой Тамары.
Читать далее
21
1,9K
Аноним2 мая 2015 г.
Неожиданно зачитался эккермановскими «Разговорами с Гёте в последние годы его жизни».
Неожиданно потому, что интерес к жизни Гёте ограничивался весьма поверхностным знакомством с его творчеством. Как будто «не мой» автор, да и отношение к немцам настороженное. Поэзию Гёте трудно оценить без знания в совершенстве немецкого языка. Пьесы ставятся редко, да и материал стародавний. Не то, что Гете, да сейчас даже Гессе кажется старомодным. Другие произведения из собрания сочинений? Читал, в основном, хрестоматийное. Трактовка «Фауста» более чем двусмысленна. «Вертера» в свое время воспринял даже отрицательно, а его автора как поджигателя психической эпидемии самоубийств. (Запомнил одну сентиментальную повесть русского юноши, написавшего подражание «Вертеру» и застрелившегося в 16 лет). Ну, и еще кое-что. Мы все учились понемногу.
С литературой о Гете тоже не сложилось. Странноватый ереванско-базельский культуролог предлагает оригинальные интерпретации, но при этом мильон экзальтаций и антропософскую начинку. Они очень носились с Гете, и Штайнер, и А.Белый, когда находился под влиянием, и сейчас Свасьян. Но мне это мало подходит.
Честно говоря, листал записки И.П.Эккермана от нечего делать и – втянулся, правда, не быстро и не сразу. Описывается же почти идеальная жизнь, такая, какой она и должна быть. Культурное напряжение, талант, творчество, увлекательные беседы, переписка, музыка, живопись, театр, общение с интереснейшими людьми. И всё из первых рук! Гете – счастливейший из людей, таких немного. По качеству жизни сегодня мало кто сравнится со знаменитым веймарцем, да и некоторые его современники жили не иные сегодня, несмотря на весь комфорт. Скорее всего, весь этот научно-технический прогресс не такое уж и благо, если так страдает высокая культура. Замечательное было время, когда можно было получать чистый восторг от чтения, драматургии или созерцания красоты. А погруженный в разнообразную флору дом Гете (воспоминания стерлись) или описываемый Эккерманом сад – это же уголки настоящего земного рая. Где такое сегодня найдешь?!
Записанные умным и внимательным учеником гетевские размышления о природе творчества, о великих, таких как Шиллер, Шекспир, Мольер, Байрон (особенно), Гердер, Лессинг, Вальтер Скотт, Наполеон, Делакруа… и еще имена сегодня почти неизвестные, именной указатель как один из интереснейших частей тома. И - реакция на страшное наводнение в Петербурге, похвалы старого роялиста Священному союзу, слова о непостигаемом ни рассудком, ни разумом демоническом, предупреждение Нибура о наступлении нового варварства, наблюдение за природой и упрямая апологетика «Учения о цвете» – да мало ли что ещё – охват имен и тем просто поражают ограниченное воображение человека 21 века. Казалось бы, люди прежних эпох должны восхищаться будущим, и должно было бы быть все наоборот, но куда там!
Вспоминаются насмешки над самонадеянным юнцом, который прислал Гете письмо с предложением написать вторую часть его «Фауста». (И этот студентик такое, кажется, написал). Это же труднее, чем достроить Кёльнский собор!
И удержать культурное напряжение на уровне, заданном Гете, не удалось. Гении стали иссякать, а вместе с их уходом чудовищно падает культурный уровень.
Культура превращается в цивилизацию, поначалу лишаясь головы.
***
Для сравнения, дабы почувствовать, ЧТО ушло, стоит сравнить нынешнее неумелое многословье, ну, хотя бы с «Мариенбадской элегией». Юная, 19-летняя Ульрика отказывает старику, но разочарование от краха последнего увлечения гений преодолевает поэзией – такой уже больше не будет. Иные времена - иные нравы.
Читать далее
9
840
Аноним5 мая 2012 г.
Гёте сверхпозитивен, он хвалит почти всех классиков и значимых современников. Ругает, кажется, только "Собор парижской богоматери" Гюго и теорию цвета Ньютона. Больше всего Гёте хвалит Шиллера, Мандзони и Байрона. Однако упрекает последнего в том, что он, будучи гением, не несёт читателю добро. В этом он напоминает Толстого, попрекавшего Чехова в том, что его пьесы, видите ли, не имеют необходимого нравственного посыла. Иногда Гёте говорит несусветные глупости:

Для меня убежденность в вечной жизни вытекает из понятия деятельности. Поскольку я действую неустанно до самого своего конца, природа обязана предоставить мне иную форму существования, ежели нынешней дольше не удержать моего духа.

Если каждый будет выполнять свой долг, усердно и добросовестно трудясь в сфере своей непосредственной деятельности, то и всеобщее благо будет достигнуто.

Но вообще он очень неглуп, а его взгляды достаточно широки. Он интересуется химией, метеорологией, теорией цвета и классификацией птиц, он знаком не только с литературой Англии, Франции, Италии, но даже Индии и Китая. Он смыслит и в политике, делая предсказание о том, что первый греческий президент долго не продержится и объясняет почему. Оно сбылось. Мне удалось выбрать немало занятных цитат.
Читать далее
7
631

Все рецензии

Цитаты

Аноним11 октября 2014 г.
Любое настроение, более того, любой миг бесконечно дорог, ибо он — посланец вечности. - Гете
8
407
Аноним11 октября 2014 г.
Далее разговор зашел о том, что мне следовало бы учиться английскому языку, Гете очень на этом настаивал прежде всего ради лорда Байрона, удивительной личности, никогда ранее не встречавшейся и вряд ли могущей встретиться в будущем.
7
386
Аноним5 мая 2012 г.
— Собственно, диалектика, — сказал Гегель, — не что иное, как упорядоченный, методически разработанный дух противоречия, присущий любому человеку, и в то же время великий дар, поскольку он дает возможность истинное отличить от ложного.
— К сожалению, — заметил Гете, — эти умственные выверты нередко используются для того, чтобы ложное выдать за истинное, а истинное за ложное.
7
296