Собрание сочинений.

"Вы совершенно мокрый", - сказала она с улыбкой, он взял из ее руки зонтик, и она еще теснее прижалась к нему, и сверху барабанило счастие. Одно мгновение он побоялся, что лопнет сердце, - но вдруг полегчало, он как бы разом привык к воздуху восторга, от которого сперва задыхался, и теперь заговорил без труда, с наслаждением.

И так она хорошо смеялась, словно тихо переливалась через край.

Комната принимала всё более натянутое выражение, как будто чувствовала, что о ней говорят. <…> Узоры обоев, капустообразные розы, правильно чередуясь, доходили с трёх сторон до двери, - но дальше расти было некуда, уйти из комнаты они не могли, как не могут выбраться из тесного круга смертные, прекрасно согласованные, но на плен обречённые мысли.

И когда потом он лег в постель и слушал поезда,насквозь проходившие через этот унылый дом, где жило семь русских потерянных тней, - вся жизнь ему представилась той же съёмкой , во время которой равнодушный статист не ведает, в какой картине он участвует.

Как известно давно, правосудие на то и заведено, чтобы за деньги называть белым то, что черно.

Порядок – это значит не делать того, что хочется, и делать то, чего не хочется. Это значит выколоть себе один глаз, чтобы лучше видеть другим. Это значит рубить леса, чтобы прокладывать длинные, прямые дороги. Это удобно, удобно… Но, боже мой, до чего это некрасиво!

Иной раз против сильных требуются слабые.

...было бы быть, — только на коре русского языка могло вырасти это грибное губьё сослагательного...

А сил не было потому, что не было у него определённого желанья, и мученье было именно в том, что он тщетно искал желанья. Он не мог принудить себя протянуть руку к лампе, чтобы включить свет. Ему казался немыслимым чудом этот простой переход от намеренья к его осуществлению.