Собрание сочинений.

Уцепившись рукой за что-то вверху, он боком пролез в пройму окна. Теперь обе ноги висели наружу, и надо было только отпустить то, за что он держался, - и спасен. Прежде чем отпустить, он глянул вниз. Там шло какое-то торопливое подготовление: собирались, выравнивались отражения окон, вся бездна распадалась на бледные и темные квадраты, и в тот миг, что Лужин разжал руки, в тот миг, что хлынул в рот стремительный ледяной воздух, он увидел, какая именно вечность угодливо и неумолимо раскинулась перед ним.

Около русского гастрономического магазина встретили знакомых, чету Алферовых. "Холодина какая", - воскликнул Алферов, тряся желтой своей бородкой. "Не целуйте, перчатка грязная", - сказала Лужина и спросила у Алферовой, с улыбкой глядя на ее прелестное, всегда оживленное лицо, почему она никогда не зайдет. "А вы полнеете, сударь", - буркнул Алферов, игриво косясь на лужинский живот, преувеличенный ватным пальто. Лужин умоляюще посмотрел на жену. "Так что, милости просим", - закивала она. "Постой, Машенька, телефон ты их знаешь? - спросил Алферов. - Знаешь? Ладно. Ну-с, пока, - как говорят по-советски. Нижайший поклон вашей матушке".

"Он какой-то несчастненький, - сказала Лужина, взяв мужа под руку и меняя шаг, чтобы идти с ним в ногу. - Но Машенька... Какая душенька, какие глаза... Не идите так скоро, милый Лужин, - скользко".

«Странно у вас тут живут, — продолжал господин. — Мир открыт со всех четырех сторон, а тут отбиваются чарльстончики на весьма ограниченном кусочке паркета». «Я тоже уеду, — сказал Лужин. — Я достал проспекты». «Чего моя нога хочет, — воскликнул господин. — Вольному страннику — попутный ветер. И какие чудесные страны… Я встретил немецкого ботаника в лесах за Рио Негро и жил с женою французского инженера на Мадагаскаре». «Нужно будет достать, — сказал Лужин. — Очень вообще привлекательная вещь — проспекты. Все крайне подробно».