История народов
Prosto_Elena
- 254 книги

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
В истории восточных царств раннее развитие деспотизма вообще представляет одну из наиболее характерных черт политической эволюции. Необходимость общей защиты от вражеских нашествий приводила к установлению центральной военной власти, сначала временной, потом постоянной, и, опираясь на свое военное значение, эта власть делалась политическою силою, которая мало-помалу подчиняла себе и внутреннюю жизнь, тем более что в сущности она являлась наследницею более ранних родовых и племенных властей и в делах внутреннего порядка.

Египет пред ставлял собою, с самого начала достоверной для нас истории своей, государство, управлявшееся по началам бюрократической централизации. Историки в этом отношении сравнивают его прямо с Византийскою империей, которая сама была плодом долгого развития римской государственности, да и то испытавшей еще на себе иноземные влияния. Конечно, бюрократическая централизация Египта сложилась не сразу: это был очень долгий процесс, вроде того, какой пережила, например, Франция, постепенно сложившаяся из феодальных владений в единую монархию с зависимым от неограниченного короля чиновничеством. Что привело Египет к такому государственному устройству, это такой вопрос, на который мы можем ответить лишь предположительно, не имея в руках твердых и определенных фактических данных.

Монархия могла существовать, как правомерный образ правления, и по греческим политическим воззрениям, но монарх в сознании греческих мыслителей был правителем государства, а не собственником его и господином. Равным образом и римский император, или «принцепс», как его называли, первоначально не был господином, а только первым и высшим должностным лицом, или магистратом республики. То понимание государства, которое было выработано гражданскими общинами греко-рим ского мира, требовало различения между понятиями государства и монарха. Формуле Людовика XIV: «Государство — это я», которая могла бы быть принята любым восточным деспотом, греко-римская политическая мысль, воспитавшаяся на иной государственной традиции, могла бы противопоставить изречение прусского «короля-философа» XVIII в., Фридриха II, который го ворил, что «король есть только первый слуга государства». Имен но в этом самом смысле один из лучших римских императоров II в., Адриан, и любил повторять, что, управляя государством, он всегда помнит, что это общенародное, а не его личное дело (ita se rem publicam gesturum, ut sciret populi rem esse, non propriam).















