Notes from Underground, White Nights, The Dream of a Ridiculous Man, and selections from The House of the Dead

Я поднялся в мой пятый этаж. Я живу от хозяев, и у нас номера. Комната у меня бедная и маленькая, а окно чердачное, полукруглое. У меня клеенчатый диван, стол, на котором книги, два стула и покойное кресло, старое-престарое, но зато вольтеровское. Я сел, зажег свечку и стал думать.

Я сел у стола тихо, вынул револьвер и положил перед собою. Когда я его положил, то, помню, спросил себя: «Так ли?», и совершенно утвердительно ответил себе: «Так».

Вы прекрасно рассказываете, но нельзя ли рассказывать как-нибудь не так прекрасно?

Кровь и власть пьянят: развиваются загрубелость, разврат; уму и чувству становятся доступны и, наконец, сладки самые ненормальные явления.

Благонравие и порядок он простирал, по-видимому, до самого мелочного педантизма; очевидно, он должен был считать себя чрезвычайно умным человеком, как и вообще все тупые и ограниченные люди.

Сегодня был день печальный, дождливый, без просвета, точно будущая старость моя.

Я человек больной... Я злой человек. Непривлекательный я человек. Я думаю, что у меня болит печень.

Человеколюбие, ласковость, братское сострадание к больному иногда нужнее ему всех лекарств.

Всякое самовольное проявление личности в арестанте является преступлением.