Малое собрание сочинений

К. не стоит упускать из виду, что процесс непубличный, — суд может, если сочтет нужным, его открыть, но законом публичность не предписана. Вследствие этого и материалы суда, в первую очередь обвинительное заключение, недоступны обвиняемому и его защите, так что им или по большей части, или вообще непонятно, против чего возражать в первом ходатайстве; в нем лишь случайно может обнаружиться нечто имеющее отношение к делу. По-настоящему существенные и подкрепленные доказательствами ходатайства можно составить разве что позже, по мере того как в ходе допросов обвиняемого выясняются или угадываются отдельные пункты обвинения и их обоснования.

Он вообще не злоупотреблял своей близостью к Хастереру, всегда держался вежливо и скромно — но, что еще важнее, прекрасно представлял себе иерархию в компании и вел себя с каждым сообразно его положению. Хастерер постоянно углублял его познания в этой области: правила неофициальной субординации были единственными, которые сам прокурор не нарушал даже во время самой жаркой дискуссии. Поэтому и к молодым людям в дальнем конце стола, не обладавшим почти никаким статусом, он обращался лишь ко всем сразу, словно это были не отдельные личности, а слепленная в комок однородная масса.

Ведь адвокат - и даже самый ничтожный из них хоть отчасти представляет себе все обстоятельства - никогда не пытается ввести в судопроизводство как бы то ни было изменения или улучшения, в то время как почти каждый обвиняемый, даже какой-нибудь недоумок, при первом же соприкосновении с процессом начинает думать, какие бы предложения внести, чтобы улучшить постановку дела, и часто тратит на это время и силы, которые можно было бы с гораздо большей пользой употребить на что-либо иное. Единственно правильное - это примириться с существующим порядком вещей. И если бы даже человек был в силах исправить какие-то отдельные мелочи, что является нелепым заблуждением, то в лучшем случае он чего-то добился бы для хода будущих процессов, но себя самому он только нанес бы непоправимый вред, привлекая внимание и особую мстительность чиновников. Главное - не привлекать внимания! Попытаться понять, что суд - это грандиозный организм - всегда находится, так сказать, в неустойчивом равновесии, и, если ты на своем месте самовольно что-то нарушить, ты можешь у себя же из-под ног выбить почву и свалиться в пропасть, а грандиозный организм сам восстановит это небольшое нарушение за счет чего-то другого - ведь все связано между собой - и останется неизменным, если только не станет, что вполне вероятно, еще замкнутее, еще строже, еще бдительнее и грознее. Лучше предоставить всю работу адвокату и не мешать ему.

Многие, например, считают, что эта притча никому не даёт права судить о привратнике. Каким бы он нам не казался, он слуга Закона, а, значит, причастен к Закону, значит, суду человеческому не подлежит. Но тогда нельзя и считать, что привратник подвластен просителю. Быть связанным с Законом хотя бы тем, что стоишь на страже у врат, неизмеримо важнее, чем жить на свете свободным. Тот человек только подходит к Закону, тогда как привратник уже стоит там. Закон определил его на службу, и усомниться в достоинствах привратника - значит усомниться в Законе.