
Современная русская литература: список для чтения
olastr
- 141 книга

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Давно пора появиться масштабному роману о перестройке, думала я — а оказалось, он давно написан, прямо по горячим следам, и уже лет двадцать дожидается у меня в списке. Роман-осмысление постперестроечной эпохи, где действие происходит с 1985 по 2005 год (опубликован в 2006-м).
Что сразу бросилось в глаза, так это сходство с «Человеком без свойств» (новый Музиль явился):
1) смена эпох и закат империи,
2) огромный объем — 1,5 тысячи страниц,
3) написано в жанре развернутых размышлений — не столько хроника, сколько микс политических, философских и искусствоведческих трактатов и интеллектуальных диалогов,
4) место действия и персонажи — светские салоны и «элита»,
5) все женские персонажи карикатурны,
и наконец
6) ГГ, который считает себя выдающейся личностью.
Столпотворение персонажей напомнило гигантские картины Ильи Глазунова «Мистерия ХХ века» и «Великий эксперимент», где среди несметной толпы и Ленин, и Ельцин, и сам художник. Впрочем, автор романа тоже художник, у него свои картины есть. И главный герой — художник. Художественная линия, размышления об искусстве и главки об основах ремесла — самое живое и ценное в книге, я их потом отдельно перечитала подряд.
ГГ чтит традиционное искусство, в противовес авангарду, и надеется, что его картины потрясут и изменят людей. И сам — сплошная русская традиция, до того напоминает Чацкого.
После романа Катаева «Алмазный мой венец» с панорамой дореволюционной, революционной и раннесоветской эпохи, после «Таинственной страсти» Аксенова с панорамой 1960-80-х, этот мегароман показался их естественным продолжением. И сатирический стиль перекликается, и игра с именами персонажей. В рецензиях радостно расшифровывают: Ситный — экс-министр культуры Швыдкой, Тушинский — Явлинский, художник Сыч — Олег Кулик, Гузкин — Брускин и т.д.
Спустя 20 лет читать роман не поздно, даже интереснее. Это попытка не только изобразить, но и объяснить ту эпоху, и можно сравнить объяснения и прогнозы с наступившей реальностью, чего были лишены первые читатели. Автор рассматривает мир комплексно, не проводя границ между, например, политикой и искусством:
Сам автор в одном из интервью сказал:
В романе, кстати, предлагается учредить государственный праздник — День интеллигента. Идея классная. Может, уже учредили, а я не заметила.

Вот и подошли к концу два кирпича. Аннотация сравнивает этот роман с "Живаго" и другими мастодонтами русской классики. Не знаю, мне кажется, слишком много здесь политического трактата, чтобы стать классикой. Хотя что-то есть в этом сравнении: изобильный, с длиннотами, повторениями, страстный, пристрастный, с душой написанный роман. И новую глобальную Империю, а также актуальное авангардное искусство (что, по мысли автора, одно и тоже) автор ненавидит не меньше, чем Лев Толстой Наполеона. Если вы в "Войне и мире" пропускали рассуждения о капле и сфере, об "управлении духом битвы", то даже и не беритесь за "Учебник", не одолеете. Книга на 70% состоит из "рассуждений". Другое дело, что рассуждения не отвлеченные, а самые "горячие": что произошло с Россией и миром за последние 30 лет, почему вместо людей сейчас рисуют "кватратики и пятна" (автор уверен, что эти вещи напрямую связаны), что будет дальше (и прогнозы самые неутешительные). Хотя герои тоже есть, следить за их нелепыми и грустными похождениями интересно. Кроме того, за героями легко угадываются персонажи из реальности. О своих убеждениях автор говорит определенно, настаивает на них и равнодушным остаться не получится - придется к ним как-то отнестись.
Книга оправдывает и своё название - "Учебник рисования". Микроглавки о технике письма, подготовке холста, институте ученичества у художников, способах и смысле воплощения образа работают на общий смысл произведения, но и отдельно от него, сами по себе вызывают желание пройти по Третьяковке с аудиогидом, вспомнить, как это интересно - разглядывать выражение лиц у прислуги на втором плане картины, или узор тарелки в натюрморте.
Ещё к достоинствам можно отнести язык - не вызывает отторжения, не приходится бороться с материалом, можно сосредоточится на смысле. Мне понравилось, но нельзя сказать "Читать всем, обязательно!". На любителя.

Моё знакомство с творчеством Максима Кантора началось с его прекрасных, глубоких статей об искусстве в журнале STORY. Увидев название книги "Учебник рисования" - я радостно решила, что весь этот огромный том (4 тысячи с лишним страниц убористым шрифтом) будет исключительно про живопись. Оказалось - лучше. Эта книга включает в себя
учебник по истории живописи,
сборник советов художникам
картины из жизни интеллигенции России 1980-2000х годов,
семейную сагу,
политический роман,
сатиру на новую Россию,
историко-социальный анализ XX века,
философские эссе о развитии цивилизации и многое другое.
Все это соединено в общую ткань повествования, особняком стоят только искусствоведческие фрагменты - они идут в начале каждой главы под отдельной нумерацией.
Итак, перед нами текст-махина, текст-глыба. Чем обусловлен такой объем? Выводы, делаемые автором по ходу книги, непривычные и даже шокирующие - если не объяснить их предварительно, не проиллюстрировать обширными примерами, то от них хочется просто отмахнуться.
Сюжет "романной" части книги крутится вокруг некоего альтер-эго писателя, Павла Рихтера - живописца из семьи философов. Он живет среди реальных, вымышленных, собирательных персонажей, представляющих российское общество банкира Михаила Дупеля, философа Кузина, спикера Басманова, молодого реформатора Димы Кротова, проститутки Анжелики, художника Струева и десятков других узнаваемых лиц. Уверена, размышлений на тему "прототипы героев Максима Кантора" буде еще очень много. Мне эта историко-социальная игра напомнила "Историю одного города" Салтыкова-Щедрина - те же то ясные, то смутные ассоциации, иногда угадываемые не логикой, а каким-то чутьем из области коллективного бессознательного.
Например, образ хорька - законодателя мод столицы, парламентария и борца за прогресс - который заставил всех говорить на своем языке повизгивания и урчания, смотреть сквозь пальцы на свои звериные выходки, попросту забыть о здравом смысле. В самом деле, если включить телевизор - там же сплошное царство хорька и хорьковой "речи".
В "философской" части книги автор описывает XX век, объясняет его катаклизмы и немного предсказывает будущее.
Пересказывать содержание большой умной книги - дело неблагодарное, но если суммировать предельно кратко и очень-очень грубо, то описывается конфликт христианской культуры (культ любви, с его вершиной в искусстве Возрождения) и язычества (культ силы, с его возвращением в авангардных течениях XX века). Коммунизм, фашизм, рыночная экономика, демократия - все явления толкуются в масштабах этого извечного противостояния человеческой истории.
Прочитать эту книгу - настоящий труд. Сотни страниц проглатываются на одном дыхании, а отдельные главы требуют вдумчивого перечитывания. Книга - горькая (хотя бОльшая часть "романной" составляющей читается легко, как развлекательный роман), и выводы несёт неутешительные. Любители искусства найдут в ней великолепный, всеобъемлющий анализ самого явления живописи, ее развития и влияния на мир. Интересующиеся политикой и экономикой будут в восторге от точных и ироничных описаний механизма управления современным миром и Россией в частности (конечно, он может показаться спорным). Я советую прочитать эту книгу, хотя бы выборочно - чтобы посмотреть на историю и современность под иным углом зрения, получить толчок для размышлений.

Искусство классицизма порождало политику классицизма, экономику классицизма и войны классицизма. Искусство романтическое порождало романтических политиков, романтическую экономику и романтические войны. Искусство авангарда породило авангардных политиков, авангардную экономику и авангардные войны. Так неужели искусство демократического западного мира шестидесятых годов не должно было рано или поздно создать для себя соответствующие экономику, политику и войну?
Точно так же, как теоретики конструктивизма пролагали дорогу конструктивным формам насилия, так и теоретики деструкции сделали все от них зависящее, чтобы деструкция стала реальностью. Вы хотели деструкции – извольте! Теперь ее будет в избытке.

Перикл старался походить на скульптуры Фидия статью и решимостью, а не наоборот; Александр Великий брал в походы «Илиаду», воображая себя Ахиллесом; Сталин и Дзержинский осуществили на деле проекты Малевича и конструктивистов. Вы хотели мир, расчерченный на квадраты? Извольте: вот, мы, политики, сделали все в точности, как вы просили. Политика — реализованный проект искусства.

В мире, где развитие экономики связано с устранением реального продукта и заменой его на символ; в мире, где финансовое могущество выражается в отсутствии денег и обороте долгов; в мире, где христианское искусство сделало все возможное для того, чтобы избавиться от конкретного образа и заменить его беспредметным знаком — в таком мире любой противоречивый лозунг прозвучит убедительно.










Другие издания
