Петр I (эксклюзивное подарочное издание)

• Что ж тебе присоветовать, Миша... Много есть способов для умного, а для дураков всегда сума да тюрьма... Вон, хоть бы тот же Володька Чемоданов две добрые деревеньки оттягал у соседа... Леонтий Пусторослев недавно усадьбу добрую оттягал в Москве у Чижовых...
• Слыхал, дивился... Да как ухватиться-то за такое дело - оттягать? Шутка ли!
• Присмотри деревеньку, да и оговори того помещика. Все так делают...
• Как это - оговори?
• А так: бумаги, чернила купи на копейку у площади подьячего и настрочи донос...
• Вон, Левка Пусторослев пошел к Чижову на именины, да не столько пил, сколько слушал, а когда надо, и поддакивал... Старик Чижов и брякни за столом: "Дай-де бог великому государю Федору Алексеевичу здравствовать, а то говорят, что ему и до разговенья не дожить, в Кремле-де прошлой ночью кура петухом кричала"... Пусторослев не будь дурак, вскочил и крикнул: "Слово и Дело!" - Всех гостей с именинником - цап-царпап - в приказ Тайных дел. Пусторослев: "Так, мол, и так, сказаны Чижовым на государя поносные слова." Чижову руки вывернули и - на дыбу. И завертели дело про куру, что петухом кричала. Пусторослеву за верную службу - чижовскую усадьбу, а Чижова - в Сибирь навечно. Вот так умные-то поступают...
• Степка поднял на Михайлу немигающие, как у рыбы, глаза.
• Володька Чемоданов еще проще сделал: донес, что хотели его у соседа на дворе убить до смерти, а дьякам обещал с добычи третью часть. Сосед-то рад был и последнее отдать, от суда отвязаться...
• Не опытен я по судам-то, Степан Семеныч.
• А кабы ты был опытный, я бы тебя не учил... По судам ходить опыт нужен... А то гляди - и сам попадешь на дыбу... Так-то Миша, с сильными не связывайся, слабого - бей...

Скрипнула половица. Софья вскинулась, пронзительно глядя на дверь, будто влетит, сейчас в золотых ризах огненнокрылый погубитель. Губы задрожали, — опять облокотилась о бархатный подлокотник, опустила на ладонь лицо. Шумно стучало сердце.Наклоняясь под низкой притолкой, осторожно вошел Василий Васильевич Голицын. Остановился без слов. Софья так бы и обхватила его, как волна морская, взволнованным телом. Но притворилась, что дремлет: сие было приличнее. — устала царевна, стоявши обедню, и почивает с улыбкой.— Софья, — чуть слышно позвал он. Наклонился, хрустя парчой. У Софьи раскрылись губы. Тогда душистые усы его защекотали щеки, теплые губы приблизились, прижались сильно. Софья всколыхнулась, неизъяснимое желание прошло по спине, горячей судорогой растаяло в широком тазу ее. Подняла руки — обнять Василия Васильевича за голову, и оттолкнула:— Ох, отойди... Что ты, грех, чай, в пятницу-то...

— Король бы какой взял нас на службу — в Венецию, или в Рим, или в Вену... Ушел бы я без оглядки... Василий Васильевич Голицын отцу моему крестному книгу давал, так я брал ее читать... Все народы живут в богатстве, в довольстве, одни мы нищие... Был недавно в Москве, искал оружейника, послали меня на Кукуй-слободу, к немцам. Ну, что ж, они не православные, — их бог рассудит... А как вошел я за ограду, — улицы подметены, избы чистые, веселые, в огородах — цветы... Иду и робею и — дивно, ну, будто, во сне... Люди приветливые и, ведь, тут же, рядом с нами живут. И — богатство! Один Кукуй богаче всей Москвы с пригородами...