
Дебют известных и знаменитых писателей
jump-jump
- 3 010 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Книга российской писательницы Марты Шарлай раскрывает всем известную сказку Астрид Линдгрен "Малыш и Карлсон" совсем с другой стороны - Сванте (Малыш) в трактовке Шарлай душевнобольной ребёнок, а потом и мужчина, а Карлсон - лишь продукт его болезни. Кристель Зонг - подруга детства Сванте, которая несла все тяготы спутницы больного человека.
"История..." - абсолютный постмодернизм. Роман очень депрессивный, но при этом уютный, автору хорошо удалось передать атмосферу стокгольмского района Вазастан, где жили Малыш и Карлсон, аромат миндального печенья, булочек с корицей, кофе и какао.
Книга не удивляет, но и не разочаровывает - оправдывает все ожидания, обложка также соответствует содержимому. Это идеальное осенне-зимнее чтение. Меланхоличное и пропитанное атмосферой небольшого немецкого городка и шведских черепичных крыш.
По большому счёту, "История..." бессюжетна. Повествование экзистенциально - держится на внутренних переживаниях главной героини Кристель. Но книга от этого хуже не стала, напротив, экшн был бы совершенно неуместен.
Теперь о том, чего мне не хватило - структурированности, систематизации. Когда читаешь роман - плаваешь в экзистенциальном потоке вместе с фрау Зонг. Но до середины книги не осознаешь, что события разворачиваются в послевоенное время, а атмосферы 40-50х годов совсем нет. Также временные промежутки очень смазаны- непонятно в каком возрасте происходят те или иные события. А это важный сюжетообразующий аспект, потому что в романе, хоть и невыразительно, но лирическая линия присутствует. Но и эта лирическая линия угадывается не сразу. Факт, что Кристель была не только подругой, но и девушкой Сванте читателю не совсем очевиден. Все это вносит некоторую сумбурность, в тексте как будто отсутсвует хронологическая и логическая стройность.
Книга абсолютно не детская. С милой сказкой связи нет. Зато атмосфера душевного недуга, психиатрических клиник, военной и послевоенной действительности ( со стороны Германии, что тоже интересно читать - в тексте много акцентов именно на этом факте) в достатке.
"История Сванте Свантесона, рассказанная Кристель Зонг" мне скорее понравилась, чем нет. И, возможно, я захочу когда-нибудь ее перечитать. 7/10.

Итак, «История Сванте Свантесона, рассказанная Кристель Зонг».
Если судить по названию и аннотации – перед нами очередной постмодернистский роман, опирающийся на сказку Астрид Линдгрен. Желающих взять детскую сказку и "перечитать" ее для взрослых сейчас достаточно.
Но если вчитаться повнимательнее, мы видим, что, хоть "речь идет о Малыше и Карлсоне", это ни в коем случае не продолжение Астрид Линдгрен. И хотя в какой-то момент сама Линдгрен появляется в тексте, Карлсон здесь – только метафора. Пусть и "самая лучшая метафора на свете", как наверняка сказал бы человечек с пропеллером.
Книга эта многослойная, темы здесь перекликаются и переплетаются друг с другом, так же, как и судьбы героев. Они именно сплетены вместе, а не просто дополняют друг друга.
Прежде всего Карлсон – это симптом душевной болезни, которой страдает Сванте Свантесон – тот самый Малыш. Они и познакомились с Кристель в больнице, и долгое время преследующий ее образ Сванте – тоже "больничный". Как можно разделить с человеком тьму сумасшествия, ту самую, лучше которой "посох и тюрьма"? Возможно ли, любя кого-то, принять его болезнь, возможно ли успокоить воспаленную фантазию, поверив в нее? А может, и фантазии никакой нет, а больны как раз те, кто в Карлсона не верит?
В романе Марты Шарлай эти люди – неверящие в Карлсона – совершенно точно больны. Больны – пожалуй, нельзя сказать – взрослостью, но можно – обыкновенностью. Именно поэтому, какими бы они ни были, для героини Кристель – они только фон, возможные подсказки в истории, которая одна только ее и беспокоит – истории ее, Сванте и Карлсона. Одержимость – это, собственно, и есть один из главных мотивов книги. Кристель преследует единственного человека – ибо Сванте и Карлсон связаны неразрывно. Эта одержимость, противопоставляющая героиню остальным персонажам книги, роднит ее с юным героем Линдгрен – она кажется ребенком, из тех, кто, по Бредбери, способен заглядывать под розовые кусты и шарить в траве. Сам Сванте говорит ей: «Ты такая маленькая. Очень маленькая. Но мне кажется, ты всё понимаешь... Все становятся взрослыми, забывают, что есть много удивительных вещей. Такие, как ты, никогда не забывают». И вот Кристель – ничего не забывшая – заключена в дом, в брак с Йоргом, который, по ее признанию, никогда не стал бы Питером Пэном – и выходит из своей клетки, пускаясь в поиск, в путешествие, сродни тому, что Кристель описала в сказке.
Эту сказку она пишет в том числе и для соседского мальчика Удо, с которым заводит дружбу. Именно Удо понимает ее лучше всех, задает правильные вопросы; но, когда он трагически погибает – накануне долгожданной для Кристель поездки в Стокгольм, – она почти не реагирует на его смерть. Так сделал бы ребенок – наполовину не поверил бы, наполовину и не заметил бы смерти друга, захваченный новым сиюмоментным занятием. Смерть Удо также и литературный ход: автор показывает нам, что история персонажа заканчивается, когда этот персонаж выполнил свою функцию для Кристель и становится ей неинтересен. Таким образом история абсолютно сосредотачивается на главной героине.
Кристель принимается за поиск со всей тщательностью, анализируя все новые и новые детали, рассматривая каждое воспоминание. Однако, если посмотреть на этот анализ взглядом "со стороны", обнаруживается его кажущаяся мелочность. Разбирать под микроскопом, когда и как повел себя Сванте, какую историю рассказал о Карлсоне, как отреагировали на это остальные, всерьез рассматривать детские игры – а ведь рядом происходят события куда важнее и серьезнее. Европа еще отряхивается после Второй мировой войны, и даже Швеция, которую война не затронула прямо, поколеблена этим событием. Куда сильнее война сказалась на самой героине: : ее отец уехал из Германии из-за нарастающего там фашизма, Йорг, ее муж и сторож, был в эту войну на "неправильной" стороне, но совершил поступок, без всякого пафоса характеризующий его как Человека с большой буквы. Йорг скрывает этот поступок от жены, мучается своей до сих пор непрощенной виной, кажется, что и Кристель– его искупление. Он заботится о женщине, чьи мысли, по сути, заняты другим, принимает все ее поступки с некой жертвенностью, как будто жаждет наказания.
И в этих историях, к Карлсону и Сванте отношения не имеющих, мы видим еще один мотив – "потерянного поколения". Хотя Кристель и ее семья, не говоря уж о Сванте, не принимала во Второй мировой участия, тем не менее послевоенная пустота царит и здесь: вопросы, на которые не может быть дан ответ, разбомбленный Дрезден, смерть отца – явная метафора смерти догитлеровской Германии – все это затронуло само существо Кристель. И быть может, именно сосредотачиваясь на личном поиске, личной идее: найти Сванте, – Кристель отгораживается от "большого" мира, где возможно подобное.
Итак – поиск; цель его – не утвердить или оспорить существование Карлсона, но найти наконец Сванте. Как Ларс в сказке, написанной Кристель, она идет в поход за самым важным, что есть у нее в жизни. И конец – если смотреть на него взглядом читателя любовных романов – вполне счастливый. Если смотреть взглядом реалиста – что будет дальше с Кристель и Сванте, абсолютно неприспособленными к быту? Мир вокруг них – не Остров потерянных детей, и вряд ли им там найдется место. Но дело еще и в окончании поиска. Кристель обрела желаемое, насколько оно теперь будет ей нужно? На протяжении книги не раз возникает ощущение, что не Малыш, а сама Кристель придумала Карлсона. Теперь между Кристель и Сванте нет больше преграды в лице Карлсона, который был препятствием, но в то же время и защитой, отделяющей ее от реальности. Последний поступок, хоть и продиктованный детской натурой героини, возможно, заставит ее повзрослеть, но нужно ли ей это? О чем же роман – об обретении или о потере? Вряд ли можно ответить однозначно.
Напоследок – о языке, которым книга написана. Язык не просто богатый – он "микроскопичный". При этом, хотя героиня весьма эмоциональна, сам по себе текст прохладен – и от этого трагедия персонажей только глубже.
Здесь есть и еще один пласт – тот, где пересекаются автор романа и автор книги, положившей ему начало. Читатель в эту встречу – точнее, невстречу – верит; и здесь, кажется, можно снять с книги все "обвинения" в постмодернизме. Кристель вполне могла бы рассказать Астрид Линдгрен эту историю – из нее могла бы вполне родиться сказка. Марта Шарлай также вполне могла встретиться с Линдгрен и начать с ней диалог – в общем и неделимом пространстве текста. И однако, если толчок, начало и дано сказкой про Карлсона, "История Сванте Свантесона" – книга отдельная, глубокая, и читать ее нужно ни в коем случае не как продолжение или апокриф, но как самостоятельную, достойную вещь.

Что может быть аппетитнее свежих плюшек и малинового варенья? Подобный аромат всегда окутывал историю Малыша Сванте. Уютным домашним облаком. А как иначе, ведь вечный спутник этого ребенка, «лучший мужчина в самом расцвете сил» – известный обжора! Но, не смотрите на название, роман Марты Шарлай – это отнюдь не о Сванте. Книга о Кристель. А её история пахнет дождем, терракотовой крышей и одиночеством.
⠀
Она живёт в послевоенной Германии и трудится редактором во второсортном беззубом издательстве. Подобно принцессе из сказки, заперта в башне, охраняемой добрым, но немногословным мужем-великаном Йоргом. Ибо Кристель скорее не живёт, а существует. Потому что жизни нет. Жизнь осталась там, в далеком детстве. В Стокгольме, с милым принцем, чьи небесные глаза так дороги, а его больная фантазия о друге с пропеллером за спиной так волшебна. И ненавистна.
⠀
Строго обязательные составляющие для чтения: ненастная погода, горячий напиток и внутренняя меланхолия. Правда я нарушила правила, ибо у меня не было ни того, ни другого, ни третьего.
⠀
Сложно однозначно сказать, о чём книга. Сероватый Фройденург, щемящая тоска, бесконечная любовь к сказкам Андерсена и неумолимая вера в чудо. Каждый увидит в таком фактурном наборе что-то своё — вот она любимая литературная магия.
⠀
Где же ты, Карлсон, который живет на крыше? Спасёшь ли ты его?
⠀
Справедливые негодования: Кристель Зонг ведёт себя глупо. Ещё бы, замужняя женщина, профессиональный редактор, а до сих пор ищет ответы, не видит всей правды, не желает.
⠀
Тебе сколько лет, Кристель? Пора повзрослеть!
⠀
Но Кристель не хочет. Ведь разве плохо верить в чудо, в красивую, но слегка пугающую фантазию? Почему Сванте Свантесон обязательно болен? Может это просто несчастный доверчивый ребёнок, обманутый коварным волшебным существом.
⠀
Текст Марты Шарлай витиеват, по вечерам здесь рассказывают сказки, а по ночам старушка Линдгрен приходит поболтать. О чем для меня он? О праве. О праве верить в то, во что больше никто желает. О праве гулять по крышам с голубоглазым принцем, не желая жить с могучим, хоть и невероятно заботливым великаном. О праве на свой, пусть и немного сумасшедший мир.
⠀
Правильно ли это? Не знаю. Но никто ведь не осуждал Питера Пэна, не желающего взрослеть. До последнего время, скажем так.
⠀
Не будем осуждать и Сванте с Кристель.
⠀
⠀

Там чердачные окошки соседей – их видно из собственных окон четвёртого этажа. Там запах домашнего печенья будит по утрам. Старушка-соседка непременно угостит. Сванте позвонит и скажет: «А не прогуляться ли нам по крышам?»

Читатель ищет в книгах того же, чего ищет путешественник в своих поездках по городам и странам — новизны картин и ощущений, новых событий и чувств. И с этой точки зрения роман выжившего солдата — подлинное произведение литературы, ибо открывает ту сторону, которую мирный обыватель знать не знает: отправляет читателя к самой смерти, чтобы затем вывести его оттуда невредимым.

Карлсон — если допустить, что он только идея, — самая прекрасная идея на свете.











