Вий. Повести и рассказы

Все прочее время отдавалось гульбе - признаку широкого размета душевной воли.

Хотелось бы взглянуть в ее спальню...там-то, я думаю, чудеса, там-то, я думаю, рай, какого и на небесах нет. Посмотреть бы ту скамеечку, на которую она становит, вставая с постели, свою ножку, как надевает на эту ножку белый, как снег, чулочек...ай! ай! ай! ничего, ничего... молчание.

— Терпи, козак, — атаман будешь!

— Нет уз святее товарищества!

— Что, сынку, помогли тебе твои ляхи?

— Батько! где ты! слышишь ли ты всё это?
— Слышу!

«Отчизна есть то, чего ищет душа наша, что милее для неё всего».
«Есть ещё порох в пороховницах?!»
«Нет уз святее товарищества!»
«Терпи, козак, — атаман будешь!»

Бульба был упрям страшно. Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжелый XV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников… Вечно неугомонный, он считал себя законным защитником православия. Самоуправно входил в села, где только жаловались на притеснения арендаторов и на прибавку новых пошлин с дыма.

- Вам известна та часть города, которую называют Коломною. - Так он начал. - Тут все непохоже на другие части Петербурга; тут не столица и не провинция; кажется, слышишь, перейдя в коломенские улицы, как оставляют тебя всякие молодые желанья и порывы. Сюда не заходит будущее, здесь все тишина и отставка, все, что осело от столичного движенья.

Дай Боже тебе всего, добра всякого в довольствии, хлеба в пропорции!