Полина Сергеевна

— Я понимаю, что это звучит несколько абсурдно — умирать по знакомству, по блату, — говорила Полина Сергеевна. — Точно бесплатную путевку в элитный санаторий получить. Но ведь не в санаторий — на небеса. Обычно люди терзаются тем, как жизнь прожить, а я — как умереть. Хотя Сократ говорил, что мы должны упражняться в умирании. Признаться, я не очень хорошо понимаю, что философ имел в виду. Я совершенно точно знаю, что не хочу видеть скорбных лиц моих близких, не хочу прощаний, благодарностей, слез, соболезнований — всего того, что по традиционным представлениям должно происходить в последний час. Я не боюсь боли, но крайне боюсь унижения болью и беспомощностью. Я хочу уснуть и не проснуться. Упаси вас бог подумать, будто я склоняю вас к нравственному преступлению, к эвтаназии. Но ведь можно мне спать и спать… до конца? — спросила Полина Сергеевна.

— Можно, — коротко согласился доктор.

Полина Сергеевна открыла дверь, села рядом с водителем.

— В храм, — попросила она. — Отвезите меня в церковь.

— Адэрэс не знаэте?

— В любую церковь.

— Мечеть знаю, а храм… Новодэвычка годиться?

— Новодевичий монастырь годится.

Водитель о чем-то с ней разговаривал, что-то спрашивал, кажется… она отвечала невпопад.

В другой ситуации ей, привыкшей к комфортабельным автомобилям, показалось бы страшным передвигаться в ржавой консервной банке на колесах. Полина Сергеевна ничего не замечала.

— Приехали, — сказал молодой мусульманин и остановил машину.

— Спасибо, сколько я вам должна?

— Мать, ты мне ничего не должна. К богу ездят бэзплатно.

— Очень афористично. Возьмите. — Полина Сергеевна вытащила из кошелька деньги, не считая, не глядя сколько, положила на приборную доску: — Берегите себя! Без вас вашим родным придется тяжело.

Полина Сергеевна не верила в бога. Ее дед громил церкви, детей не крестил. Ее родители были атеистами, честными партийцами, и дочь, понятно, не крестили, в церковь не водили. Сама Полина Сергеевна не пришла к богу, у нее не было религиозной тяги, она соглашалась с утверждением, что человека любить труднее, чем бога. К религиозному буму последних лет она относилась со сдержанной иронией, как к модной, но не вредной тенденции. Ходить в церковь лучше, чем в кабак, молиться лучше, чем пить водку. Ни горести прежних лет, ни роковая болезнь, стоявшая на пороге — отчетливый звук тикающих часов, заведенных на два-три года, — не подвигли ее просить высшие силы о милости. Полина Сергеевна не ощущала симптомов болезни, а сознание краткости отпущенного времени неожиданно обернулось благодатью. Она ценила каждый прожитый день, была благодарна судьбе за день завтрашний, который проживет. Общение с родными и друзьями, книги, фильмы, спектакли, закаты и восходы, дождь, снег и ветер, деревья, цветы, каждая травинка, переполненные троллейбусы, автомобильные пробки, снующие по улицам пешеходы — все окружающее обретало особый смысл и наполняло радостью созерцания.

Полина Сергеевна не обращалась к богу, к высшим надчеловеческим силам, потому что до определенного времени могла сама справиться с горестями и несчастьями. Это время неожиданно оборвалось.

У многих солдат «на память» о войне остались в теле осколки, не найденные во время операции в госпитале. Осколки врастали, покрывались соединительной тканью, и удалять их становилось опасно, хотя инородный кусочек металла мог привести к гибели. Люди живут в суматохе ежедневных хлопот и забот. И даже зная, что у них в подполе лежит бомба замедленного действия, не торопятся ее обезвредить. Ведь не взорвалась год, месяц назад, вчера не сработала, значит, и завтра, бог даст, все обойдется. Подобной беспечностью семья Полины Сергеевны ничем не отличалась от тысяч других семей.