Three Stories

Зачем плавать, если волн нет, бояться нечего, не от чего падать.

Если любишь кого-то, всем об этом говори, говори, как сильно их любишь.

Он был джентльменом; двенадцатилетний джентльмен; он был джентльменом всю свою жизнь

− Знаешь, что? – сказал он. – Если бы я умер или что-то в этом духе, знаешь, что бы я делал?
Ответа от меня он не ждал.
− Я ещё послонялся бы тут, − сказал он. – Я ещё какое-то время послонялся бы поблизости.

Океан ужасал. Он был полон шаров для боулинга.

Она не такая умная и все такое, но это хорошо. Тебе не придется с ней много спорить. А еще она не поймет, в чем твои издевки, а значит, не обидится.

Я наблюдал за ней. Она никогда не понимает, о чем ты говоришь. Блин, это здорово! И боже, у нее потрясные ноги!

Он написал, что, когда возился в гараже, нашел перчатку Кеннета. Холден сообщил, что на большом пальце перчатки было то, чего он раньше не видел, и вообще, что бы это ни было, он это скопировал. Это были строчки Браунинга: «О нет, смерть не завяжет мне глаза и не прикажет усмириться / И отползти назад». Не такие уж веселенькие строчки выбрал этот парень с серьезнейшей болезнью сердца.

Он знал, что я шучу, но едва улыбнулся, видел, как я подавлен. Не нужна мне была такая улыбка.

В лицо он улыбается, но при первом удобном случае норовит нагадить.