Век просвещения

А сам Вето божился как,
А сам Вето божился как,
Что он, де, Франции не враг,
Что он, де, Франции не враг.
Но не сдержал обет,
Пощады ему нет!

Карманьола, 1792

Богатая книга, яркая, а вместе с тем не очень шаблонная, не очень приторная, не очень латиноамериканская. Это несоответствию заранее созданному в голове стереотипу привлекает, удивляет даже. Ну а знакомство с биографией автора подкрепляет и интерес, и понимание – почему текст так обильно усыпан галлицизмами и прочими французскими аллюзиями (возможно, именно поэтому в книге соизмеримо меньше того самого латиноамериканизма).

Автор рассказывает нам о Французской революции почти без Франции, рисуя ее картину через призму Карибского бассейна, который он называет новым Средиземным морем. Перед нами почти в виде Danse macabre (крови, по крайней мере, будет много) пройдут несколько сонная Куба, пылающие города Гаити, эпизодический Париж, баскский городок на границе с Испанией, Гваделупа с гильотиной, поля смерти Кайенны и напуганный Суринам. Опять Куба, опять Кайенна, кипящий Мадрид. В таком подходе, когда о большом рассказывают через мелкие штрихи, чудится совпадение с мыслью Лукача об исторических романах . Кроме этого мне показалось, что в фокусе на островах Карибского моря есть параллель со знаменитой книгой Бенедикта Андерсона о зарождении национализма .

Проза (по крайней мере, в русском переводе) завораживающая. Очень густая, насыщенная, многослойная даже. Кроме очевидного разговора про стадии революции (роман, вероятно, особенно рельефно воспринимался на Кубе в начале 60-х) Карпентьер рассказывает нам о людях, готовых жить новой конъюнктурой. Герой хоть и хранит портрет Неподкупного, но агентом Директории стал, да и Наполеона не чурается. Ломается, гнется, дурит, изменяет себе, топчет идеалы.

Трудно, ох трудно не видеть параллели с нашей историей. И в стадиях революции, от романтического всемирного пожара к термидору, и в отношении к людям, от лозунгов братства и все флаги в гости к нам к закручиванию гаек. Карпентьер много пишет (хотя не стоит забывать, что это художественная проза) об участии иностранцев во Французской революции, о посулах и репрессиях, о прокламациях и попытках экспорта революции. Все это мы видели, что на примере финских коммунистов, что на примере немецких.

А еще меня пленяет тот пласт искусства, к которому обращается Карпентьер для создания фона. Это, во многом, тот же пласт, что питал Пушкина, по крайней мере множество книг по названиям совпадают с теми, что мелькают на страницах «Евгения Онегина». Для меня это уже геология, все эти Радклиф и Ричардсоны, так далеко в строение литературы я не заглядывал, а для Пушкина и, судя по всему, Карпентьера это были живые книги, создававшие их мир.

P.S. Пытался найти неаполитанскую картину из дома героев, изображающую взрыв собора, связывающую части повествования. Не нашел, возможно это фантазия автора, но наткнулся на забавный факт. Англоязычное название романа (‘Explosion in a Cathedral’) не совпадает с испанским и русским, и в какой-то переведенной на русский с английского книге переводчик поленился уточнять цитату из эпиграфа и просто перевел английское название на русский.

P.P.S. В книге полно псевдоэпиграфов – все они подписаны именами великих людей, но представляют собой выдернутые из контекста словосочетания. Это, конечно же, сильно разжигает любопытство.

"Век просвещения" начинается на Кубе в дома успешного негоцианта в час его смерти. Юные наследники покойного, дети Карлос и София и племянник Эстебан, внезапно ставшие богатыми и свободными, с удивлением и восторгом привыкают к своему новому положению. Отгородившись от мира в богатом дворце, они ведут легкомысленное и беззаботное существование, пока однажды в их доме не появляется странный посетитель, а вместе с ним - и дух времени.

Роман огромный. И по объему, и по содержанию. Действие из Кубы переносится во Францию, затем на Антильские острова и Французскую Гвиану, а сюжет от истории одной кубинской семьи плавно переходит к масштабному историко-философскому портрету эпохи. Сначала кажется, что просвещение, по мысли автора, равно раскрепощению. Именно такой путь к свободе должны пройти София и Эстебан (и мне показалось, что автор провел героев по этому пути чуть дальше, чем было необходимо). Но постепенно историко-философская линия романа усложняется, автор подробно описывает как трансформировалось мировоззрение людей, как менялось отношение к науке, религии и семье, как старые общественные институты теряли влияние, а новые мыслители становились "властителями дум". В романе нашлось место не только художественному описанию событий Великой французской революции в метрополии и на заморских территориях, но и их анализу, раскрытию подтекста и обобщению - чем заканчивается Время Великих Перемен. И почему прекрасные лозунги (на словах) превращаются в ужасные поступки (в действительности).

Алехо Карпентьер, Век просвещения: Роман/ пер. с исп. Я. Лесюка. – М.: ИХЛ, 1968.

Великая Французская революция на Антильских островах – вот тема романа. Сюжет строится вокруг судеб двоюродных брата и сестры Эстебана и Софии и разорившегося торговца, франкмасона, а потом якобинца и диктатора во французских владениях на Карибах Виктора Юга. Написано потрясающе хорошо, «плотно» (если читать не отрываясь), в духе латиноамериканской прозы – т.н. «магического реализма». Разница та, что Маркес изображает дикие неокультуренные страсти, пылкие нравы и могучую природу, а Карпентьер, с его хорошей пластикой, яркой изобразительностью и громадным лексиконом, предпочитает культуру и цивилизацию тех лет (конец ХУ111 – начало Х1Х века). Прерываться при чтении нельзя потому, что ритмика, синтаксис и лексические построения, буйство красок и языка и самая манера широкого описательства (а не сцен или психологии) завораживает при непрерывном воздействии. А отвлечетесь, текст покажется неактуальным и наукообразным, скучным.

А каков сам герой! Сперва масон и авантюрист, потом деятель Конвента и революционный генерал, диктатор Гваделупы, корсар, освободитель рабов и сам рабовладелец, организующий карательные экспедиции, - с таким не соскучишься, от такого не устанешь (и это понимает Софья, главная героиня). Алехо Карпентьер показывает нам, как, с какой мощью и азартом можно сочинять, если по-прежнему верить в силу слов, как верили просветители, энциклопедисты, прозаики до изобретения фототипии и видеоряда братьями Люмьер. Софья привлекательна и немного жалка – то и дело сдается на милость победителя, вояки и комманданте, мечется между потребностями комфорта и приключений, устроить же личное счастье не умеет и в конце концов гибнет, защищая Мадрид. Ни ей, ни Эстебану так и не удается преодолеть разрыв между книжной, просветительской культурой и дикой жизнью океана, джунглей, негров.

В этом смысле, в эмоциональном, роман разочаровывает, а побеждает в нем изощренная стилистика, эрудиция автора да идеи просветительства. Немало страниц посвящено гильотине и каперству. Вместе с автором посещаем практически все крупные острова архипелага, а также Гвиану, извлекаем много полезных сведений. Роман рассудочный, рациональный – так писал бы Вольтер, иллюстрируя идею. Возникают далековатые аллюзии и даже насмешки над Фиделем Кастро, Адольфом Гитлером и Иосифом Сталиным, просто потому, что автор, живя после них, обобщал уже и их опыт, но прямых сопоставлений нет.
Алексей ИВИН

Отличная книга. Я её читала лет двадцать назад, сейчас перечитывала по методу Пьера Менара: от прочитанного когда-то осталось очень смутное ощущение, что всё кончится плохо, а основные сюжетные коллизии выпали из памяти. Осталось ещё чувство, что книгу стоит перечитать, и оно было правильным.

Единственное запомнившееся настроение оттуда - вечный отпуск, как я это теперь называю: первая часть, когда два брата и сестра остаются сиротами после смерти отца, и поскольку им уже лет по двадцать и они могут жить как хотят, устраивают себе мечту: огромный дом со множеством комнат, заваленный книгами, музыкальными инструментами, физическими приборами, красивыми вещами, можно весь день валяться в постели и ложиться за полночь, никуда не надо выходить, потому что слуги приносят любую еду и всё необходимое, можно выписывать журнали и новые книги, музицировать, делать опыты, читать, лёжа в гамаке, и так целый год. Дальнейшие приключения героев совершенно выветрились из памяти, но эта картина полного блаженства стала самым ярким в мировой литературе описанием именно моего счастья.

Изображение иррациональных корней Века разума тут отличное. На этом уровне только Умберто Эко. Просвещение - это магия и волшебство, это столь же горячая вера, как религия, с которой борется этот век, но направленная на другие предметы. Очень большая тема, и подступы к ней можно начинать с этой книги.

Роман показывает, как много иррационального реализовалось в Век Разума, сколько волюнтаризма и жизненой силы действовало под маской бесстрастной рациональности, как отличались сухая теория и вечно зеленеющая практика. Идеи Революции в Новом Свете - отдельная большая тема, прекрасно прописанная. Республиканцы, которые отменяют рабство, но поскольку не могут вписать в общество новых граждан, продают их голландцам, у которых рабство не отменено, и утешаются тем, что до Революции в этих водах занимался работорговлей корабль, принадлеждавший аристократу, другу Руссо, называвшийся "Общественный договор". Великий поход карибских племён на север, в царство майя, который длился не одно поколение, и закончился грандиозной катастрофой - столкновением с первыми испанскими кораблями, пришедшими в Новый Свет. Неукротимый республиканец Бийо-Варрен в ссылке (это я ещё помнила). Самое удивительное, что полностью выпала из памяти такая важная масонская линия. Если бы меня спросили несколько лет назад, я бы положа руку на сердце ответила, что в этой книге нет ни слова о масонах - только приключения, только любовь.

Характерный финал - главная героиня гибнет, принимая участие в бунте - "потому что надо же что-то делать, нельзя сидеть сложа руки". Такой узнаваемый мотив онижедетей - нужны перемены, нужно участвовать, продумывать результаты не для них. Это героизировано и опоэтизировано очень сильно. Вариант осмысленной деятельности не видно: конформизм или бессмысленный бунт.