Собрание сочинений в пяти томах. Том 3. Идиот (часть IV). Бедные люди. Село Степанчиково и его обитатели

Да этот косноязычный, разве он не зарежет? Да побьюсь об заклад, что он зарежет! Он денег твоих, десяти тысяч, пожалуй, не возьмет, пожалуй, и по совести не возьмет, а новью придет и зарежет, да и вынет их из шкатулки. По совести вынет! Это у него не бесчестно! Это «благородного отчаяния порыв», это «отрицание», или там чорт знает что…

Чёрт возьми, никак нельзя умереть без объяснений...

Говорит: «Хочу его счастливым видеть», – значит, стало быть, любит.

Люди и созданы для того, чтобы мучить друг друга...

Он, бедный-то человек, он взыскателен; он и на свет-то божий иначе смотрит, и на каждого прохожего косо глядит, да вокруг себя смущенным взором поводит, да прислушивается к каждому слову, – дескать, не про него ли там что говорят?

Мне всегда было интересно, как люди сходят с ума и потом опять выздоравливают. Особенно если это вдруг делается.

В князе была одна особенная черта, состоявшая в необыкновенной наивности внимания, с каким он всегда слушал что-нибудь его интересовавшее, и ответов, какие давал, когда при этом к нему обращались с вопросами. В его лице и даже в положении его корпуса как-то отражалась эта наивность, эта вера, не подозревающая ни насмешки, ни юмора.

— Подхожу сегодня к зеркалу и смотрюсь в него, — продолжал Фома, торжественно пропуская местоимение я. — Далеко не считаю себя красавцем, но поневоле пришел к заключению, что есть же что-нибудь в этом сером глазе, что отличает меня от какого-нибудь Фалалея. Это мысль, это жизнь, это ум в этом глазе!

“Чрезвычайно странные люди!” — подумал князь Щ., может быть, в сотый уже раз с тех пор как сошелся с ними

Все в нем было порывисто, смутно и лихорадочно; очень может быть, что слова, которые он выговаривал, были часто не те, которые он хотел сказать. Взглядом он как бы спрашивал: можно ли ему говорить?