
Книжные ориентиры от журнала «Psychologies»
Omiana
- 1 629 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Кажется, я снова пьян! Да это не беда, я же с таким намерением к вам сюда и шел, чтобы напиться, но, дорогие господа и дамы, я, если честно, поражен вашим выбором. Что вы тут пьете в основе своей - какие-то фэнтези и любовные романы, это же, прости господи, "киндер-бальзам" какой-то, "бургонское" ярославского разлива. А ведь у вас тут и коньячок водится, вот хотя бы этот, который я сейчас откупорил - 150-летней выдержки, Островского завода, марки "Бесприданница" - замечательная вещь. Я себе еще рюмочку налью, если позволите...
Так вот, что я хотел вам сказать-то? Ах, да... Ну, так про коньяк про этот самый, про "Бесприданницу". На самом деле, это не только коньяк, это боль моей души, это всё, что у меня есть - мой дом, моя Родина с самой большой буквы. Я тут родился, тут и прописан. Нас здесь не так мало, да вы всех нас знаете: Ля-Серж, Васечка-затейник, хмурый Кнуров, Лариса Дмитриевна - красота наша, Карандышев - злодей, ну, там еще кой-кто по мелочи. Нет, Харита Игнатьевна, конечно не по мелочи, но между нами, не долюбливаю я эту старуху.
Если честно, я их всех недолюбливаю. Ну, а что? Вот, Ля-Серж - за что его любить? За то, что он меня с острова снял, когда я там куковал после изрядного подпития и дебоширства? Спасибо ему за это, конечно, и платье он мне со своего плеча подарил, мерси. Но...! Но человека-то он во мне не видел, я же для него был актёришка-пропойца. Может, я и пропойца, но ты не суй мне в нос при каждом удобном случае, что брезгуешь мной. Я вроде виду не показываю, но мне обидно! Я же - человек! Я знаю - Горький был ещё мал, его дед в Нижнем порол, но "человек" уже тогда звучало гордо!
А Вася? Как он меня обдурил с Парижем этим? А ведь я ему поверил. Еще тот пройдоха - далеко пойдет, а я ему так и сказал. Ну, пусть идет, лишь бы за меня заплатил в трактире. А Кнуров? Он же ко мне даже не обратился ни разу, всё через губу, столько спеси - на сорок человек хватило бы. Карандышев - тот попроще, но дурак дураком. Я хоть и без претензий, но с дураками водиться - себе дороже.
Про Ларису Дмитриевну спросите. Что сказать? Барышня она страсть какая красивая и нежная, что называется не моего поля ягода, это верно. Да только это как посмотреть, она мне тоже ни словечка не подарила, как и Кнуров, но это пока петухи перья распускали. Я Карандышеву простить не могу, что он её застрелил. Оно ведь как могло бы быть, Ля-Серж её бросил, она бы к Кнурову, тот бы годок-другой с ней понянчился, и тоже бросил бы, а то и помер бы, такие как он от удара как мухи мрут. Вот тут бы Лариса Дмтриевна и Робинзону была бы рада. А я бы ей ангажимент организовал, самое то в Муромском или Рыбинском театре примой, пела она очень даже хорошо, а играть это дело немудреное, я бы её ловко обучил. Да только этот Карандышев всем все карты спутал, говорю же - дурак!
И что еще хочу сказать... Тут, у нас, в общежитии бессмертных литературных героев, телевизор тоже есть, так вот под Новый год показывали по одному из каналов фильм, "Жестокий романс" называется. Хорошее кино, жалостное такое, но тоже "киндер-бальзам" - портвейн дешевый, не коньяк. Лучше всех Лариса Дмтриевна вышла, вот она такая и была, совсем не похожа на ту наглую тётку, что на другом канале сватовством занимается. Васечка-жмот и Кнуров-сыч вроде тоже что-то общее имеют с теми, которых я всю жизнь знаю. Особенно актёр Мягков в роли Карандышева мне показался - прямо он и есть. А вот Ля-Сержа ваш гениальный Михалков, как по мне, так подпортил, уж такого вальяжного барина разыграл, уж такого форса напустил, что даже у нас в Костромском театре 150 лет назад играли лучше. Ля-Серж он хоть и не без подлости был, и пыль в глаза пускать любил, только он себя сдерженнее подавал, в нем больше авантажности было, чем чванства.
Но это всё лирика, вот и дошли мы до главного. Актёр Бурков, которому доверили играть меня, не понравился. Во мне больше достоинства было, я себе цену знал, хоть и за чужой счет пил, а этот - промокашка какая-то, тьфу! Не вертье ему - Робинзон не таков!
И еще у меня претензия к режиссёру этому Рязанову, что ли, - зачем он мою роль обрезал и выкинул почти все сцены из четвертого действия, в которых я имел самый настоящий бенефис? Он же, убрав меня - Робинзона, убрал самую главную кислоту, оставив только щёлочь, вот и получилось у него самое настоящее мыло. Я же там - в четвертом действии - не просто так номер отбываю, я там всей этой публике показываю, что в них меньше чести и достоинства, чем в пропащем и спившемся актёришке Аркашке Счастливцеве.
На прощание хочу поднять бокал и сказать, нет, не тост, тосты, это Карандышев - мастер говорить, а я просто хочу выпить за папу нашего литературного - Александра Николаевича Островского, который дал нам имена и жизнь. Правда, имя мне досталось от англичанина Дефо, так я ему долг отдал в пьесе, я же там одно время англичанина изображаю и всё время повторяю "Йес!" Но, между нами - по секрету шепну, когда мы - герои пьесы - собираемся узким кружком в том самом общежитии бессмертных, мы еще каждый раз не забываем выпить и за Антона Павловича Чехова, потому что нам кажется, что мы - самые чеховские из детей Островского. Йес!

Эта пьеса относится к раннему периоду творчества Островского, она написана в 1853 году. На первый взгляд она будет попроще его главных произведений, которые сделают ему громкое имя, и дадут титул "отца русского театра". Причина тому тот факт, что "Бедность - не порок" - классический водевиль со всеми особенностями этого жанра, заставляющего автора как-то втискиваться в приготовленное заранее прокрустово ложе.
Водевиль - это комическая пьеса, сиречь - комедия, со счастливым финалом и музыкальными номерами. "Бедность - не порок" этим условиям соответствует, в ней, как ни в одной другой пьесе Островского, много вставок в виде народных песен. Финал - счастливый, и легкость, с которой разрешается главный конфликт - тоже вполне водевильная.
Еще одно не обязательное, но часто встречающееся отличие водевиля - наличие "говорящих" имен и фамилий действующих лиц. Здесь все тоже соответствует нормам. Главный конфликт, назревающий между гордыней и любовью, выражается в именах братьев Торцовых: Гордей и Любим. А их фамилия - Торцовы - только усиливает степень их противостояния, ведь торец - узкая поперечная грань двух параллельных плоскостей. Дочь Гордея - Любовь - еще одно воплощение той силы, которая должна одержать верх в образующемся противоборстве. Бедный, в смысле - не богатый, Митя тоже носит свое имя неспроста, ведь Дмитрий, посвященный древнегреческой богине земледелия Деметре, означает землепашца, и его отличительной чертой является трудолюбие.
С остальными "лицами" тоже всё наглядно: Коршунов - хищник, Гуслин - весельчак, Разлюляев - пофигист и раздолбай.
И последний факт, указывающий на то, что мы имеем дело с классическим водевилем, это прием, когда о герое, который должен сейчас появится на сцене, как раз "вспоминают" находящиеся на ней действующие лица. В "Бедности - не порок" этот прием используется постоянно.
Но, несмотря на легкость жанра и упрощенность разрешения конфликта, Островский поднимает довольно глубокую тему: что лучше - жизненная успешность, но душевная черствость при ней, отягощенная гордыней - брат Гордей, или простота и доверчивость, доводящая до финансового краха, но любовь к людям и справедливости - брат Любим. Другими словами: что важнее - внешнее или внутреннее.
Островский приходит к однозначному ответу, но в реальности всё было далеко не так просто. Русское купечество входило в эпоху очень жестких изменений, которые ускорятся предстоящей отменой крепостного права, что будет способствовать бурному развитию буржуазных отношений. И старая закваска кондового купечества, которая имела четкие моральные и этические нормы, окажется под гнетом тяжелых испытаний. Гордей Карпыч волей удачно сложившихся обстоятельств сумел опямотаваться и выбрать верный берег, но каждому следующему Гордею это будет делать всё сложнее.
И Коршунов еще ухватит свою добычу, не в этом доме, так в другом - в котором будет разыгран не лёгкий водевиль, а самая настоящая трагедия. И неизбежность этой трагедии прослеживается даже в творчестве самого автора, ведь самые сильные его пьесы, которые ждут его в будущем, будут полноценными драмами: "Гроза" и "Бесприданница". Да и "Волки и овцы", "Таланты и поклонники", "Лес" и другие его блестящие пьесы, хотя и числятся комедиями, несут в себе огромный трагический потенциал. В этом плане Островского можно даже считать предтечей Чехова, который тоже писал комедии, а зрители становились свидетелями трагедий.
Напоследок хочется вернуться к фигуре "непутевого" брата Любима Карпыча, ведь это ему принадлежит фраза, ставшая заголовком пьесы "Бедность - не порок". Сам же Любим представляет целый сонм пороков - пьянство, безделье, попрошайничество, беспечность, - этакий типично русский тип гуляки, но доброго, чуткого и справедливого гуляки. И, как бы в оправдание Любима, который действиями своими спасает любимую племянницу от горькой участи стать женой постылого старика, Разлюляев в финале пьесы оговаривается, говоря вместо "бедность": "Пьянство - не порок". Довольно спорное утверждение, но в этом водевиле оправданное :)

Что-то сподвигло меня обратиться к произведению Александра Островского именно сейчас. Фильм смотреть - это одно, прочитать - совсем другое. И нашла, что прочитала совсем не зря. На многие моменты в фильме не обратила внимания. В частности Робинзона в фильме совершенно не помню. Героиня не так понятна, как после прочтения книги. Паратов - персонаж совершенно невозможный. Как могла в него влюбиться героиня. Не зря говорят, любовь застилает глаза. Эти слова очень подходят к героине пьесы. Сюжет пьесы очень полезный и учит, чтобы никто больше на эти грабли не наступал. Михалков - конечно талантище и то, что он в этом фильме сыграл такую яркую роль говорит о том, как пьеса актуальна и пользуется спросом в кино и в театре. Если у Вас нечитун, пьесы - прекрасный выход из него. Наличие диалогов значительно облегчает чтение и не напрягает. Для всех кто любит театр, кино и русскую классику.

Но знайте, что и самого кроткого человека можно довести до бешенства. Не все преступники — злодеи, и смирный человек решится на преступление, когда ему другого выхода нет.