Non-Fiction. The best of the best
elena_020407
- 232 книги

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
В зеркалах: Дмитрий Быков
Разбор творчества через биографию, разбор биографии через творчество - мне это всегда казалось неприличным , бестактным. Все равно что залезть в квартиру писателя и начинать по расположению мебели, аккуратности и (куда без этого!) грязному белью судить о личности. Возможно такое отношение справедливо, но только в том случае, когда автором биографии движет желание унизить и уличить классика. В случае же всеобщей и всепонимающей любви Дмитрия Быкова к Пастернаку этот прием - самый безошибочный и плодотворный.
Текст Быкова умный, плотный, собранный. Не имеет ничего общего с невнятным борматаньем и гуденьем, которыми так точно Быков охарактеризовал многие ранние стихи Пастернака. Несвойственны Быкову и экзальтация, импульс – сплошь анализ и разбор, но яркие, увлекательные, лишенный безжизненности, свойственной априори этим понятиям. Секрет автора в недюжинном уме. Я оценила его еще читая статьи Быкова как главного редактора литературного журнала "Что читать. Обо всем на свете через книги". Не знаю, много ли людей на этом, самом читающем сайте рунета, знают об этом журнале. Как по мне, так он - лучшее, что было в моих руках о литературе. Мой роман с Быковым начался еще тогда. Потом новый виток обожания - его стихи. И вот - кульминация, биография любимого нами обоими Пастернака, с встречающимися на каждой странице отсылками к Живаго. Могла ли я не покориться книге? Не могла.
Как же приятно, что биографическая проза Дмитрия Быкова столь же упоительна, как и поэзия. Плотная, выверенная, остроумная, аналитическая – эти же качества свойственны и для его лирики. Отличия же в том, что на этот раз в творчестве нет постоянного упадка, поиска себя, разочарования в людях - он нежно любит Бориса Пастернака и не стесняется эту любовь разложить по полочкам биографии. О, он любит не слепо - прекрасно видя их общность, равноуровненность (простите мне такое смелое заявление), он как будто прошел всеми теми же тропами душевных скитаний, что и Пастернак. От того в его любви ни грамма осуждения, но нет и близко желания замолчать слабые стороны личности великого поэта. Для него достаточно того, что Борис Пастернак – велик, это раз; и того, что все недостатки и огрехи - поиск пути, а не черствость, ограниченность души, - это два. Быков не строг к нему. Он любит Пастернака. Быков отождествляет себя с Пастернаком (да простит мне автор эту бестактность, но этот вывод очевиден). Быков многое прощает Пастернаку. Осуждение вообще - признак мещанства, невеликого духовного развития.
Самая острая, полемичная часть биографии Пастернака - его уходы от одной женщины к другой. Эту часть жизни, за которую многие корят Пастернака, подразумевая легкомысленность, эгоизм, Быков объясняет жизненной необходимостью возродиться, перевоплотиться как личности и поэту. Без преувеличения он считает это угрожающим жизни, а самое главное – дару Пастернака. Справедливо ли такое суждение? Что здесь следствие, а что причина? Он уходил, потому что нужно было переродиться или перерождался, потому что новая, свежеиспеченная любовь всегда перерождает, молодит, освежает? Думаю, он и сам не мог до конца ответить на этот вопрос.
Не оставлен без внимания и самый острый вопрос карьеры – гонения власти и отказ от Нобелевской премии. Скандалы, интриги, расследования… Увлекает, но меня, как и Быкова, не слишком. Раздутые дела отдают фарсом и далеки от настоящей жизни и личности Пастернака. Вот о ней – поистине много в книге. Быков так глубоко залез в нему в душу, что читается биография как тонкий психологический роман о глубоком и выдающемся человеке.
Это книга не просто биография, это переосмысление. Личности, окружения, эпохи, творчества, сказанного и подразумеваемого, внутреннего и наносного - последнее только в виде отшелушивания. Вряд ли в книге можно найти объективный, беспристрастный источник информации. Но вы абсолютно точно найдете в этой книге чрезвычайно умного, увлекающего и развивающего собеседника.

Это книга из серии «всё, что вы хотели знать о Пастернаке и даже намного больше». Ну, неужели кто-нибудь поверит, что Быков возьмёт и напишет книгу о поэте, пусть и любимом, и этим ограничится? Что он не изложит попутно ряд мыслей об истории, литературе, России, Германии, революции, Марине Цветаевой, быте, бытии, христианстве в разных его проявлениях и прочая, и прочая? Быкова слишком много, чтобы вместиться в одну книгу, поэтому книга разбухает, как на дрожжах. Автора периодически хочется призвать к порядку и потребовать элементарной дисциплинированности мысли, ибо мысль растекается по древу, уносится в эмпиреи, ходит по кругу и вообще ведёт себя, как ей вздумается. Но призывать Быкова к порядку всё равно, что пытаться утихомирить разбушевавшегося Карлсона. Кто-то хочет почувствовать себя Фрекен Бок?
Забавнее всего то, что, несмотря на все выверты и подвыверты, книга получается по-своему стройная, интересная и вполне отражающая личность Пастернака. Да-да-да, личность Быкова отражается ещё больше, но тут уж деваться некуда. А если серьёзно, то это невероятно симпатичная книга, в которой есть всё, о чём можно мечтать, читая биографию: знание материала, хороший русский язык, азарт и нежность к герою. Что же до панибратства, в котором милейшего Дмитрия Львовича любят упрекать, то меня напротив удивило, насколько автор корректно держит дистанцию. Временами, правда, возникает ощущение, что беседует Быков сам с собой, но кто сказал, что это плохо?

Рецензировать Быкова, да ну, бред какой-то, это он рецензирует, а у меня так, даже неловко...
Я встретилась с Быковым случайно, незапланировано и совершенно непредсказуемо, но разве не так порой и приходит настоящая любовь...
А что бы вы сделали на моем месте, если бы вдруг узнали, что про вашего любимого поэта написали книгу в 900 страниц, в которой все все все, от прекрасного начала до не менее прекрасного конца, от первой любви и первого стиха до страстных поэм, до каждой любви, до Марины, Ольги и всех кто между ними, вы не набросились бы как я с жадностью и страстью? Вот, вот и я набросилась...
Как же мне понравилась эта книга, как же она мне понравилась.
Болтливость Быкова, на которую жалуются, мне как раз по душе - мне трудно наговориться с умным и профессиональным собеседником, и первая любовь к Быкову - "Советская литература" - восхитив содержанием, расстроила краткостью.
Что еще сказать? Это огромная, подробнейшая, интереснейшая книга о любимом Пастернаке. Это очень удачное сочетание обширнейшей биографии и интереснейшего литературоведения в одном флаконе. Это восхитительно (вот, не удержалась все-таки, тут серьезные люди, а ты опять со своими телячьими восторгами!)...А впрочем, каждый решает сам.

Зинаида Николаевна позвала Пастернака в дом; он подошел к ней, оставив за калиткой гонца из союза.
— Что там?— прошептала она.
— Требуют моей подписи под одобрением казней.
— Ты подписал?
— Нет, и никогда не подпишу.
Зинаида Николаевна бросилась Пастернаку в ноги и умоляла ради их будущего ребенка подписать проклятый документ.
— Если я подпишу, я буду другим человеком,— ответил он.— А судьба ребенка от другого человека меня не волнует.

Я сам от себя должен узнать, что я - порядочный человек... А не от вас. (Борис Пастернак)

Мандельштам
1
У Ахматовой был любимый тест для новых знакомых: чай или кофе? Кошка или собака? Пастернак или Мандельштам?
Тут в полной мере сказалась присущая ей тяга к простым и точным решениям. Два полюса человеческой натуры в самом деле легко определить при помощи этих трех дихотомий: два наиболее выраженных варианта — «Чай, собака, Пастернак» и «Кофе, кошка, Мандельштам» — во всем противостоят друг другу. Пастернак и Мандельштам — особенно в тридцатые годы — являют являют собою выраженные, наглядные противоположности.
И это при том, что во множестве перечней, в спискахсимпатий и антипатий, в разносных или восторженных контекстах — их имена стоят рядом, намертво спаянные общностью времени, друзей, связей, эпохи и даже судьбы. Вечный удачник Пастернак и хронический неудачник Мандельштам не избежали Голгофы — каждый своей; конечно, никто не сравнивает лагерной бани, в которой умер Мандельштам, с переделкинской дачей, на которой умер Пастернак,— но убили-то обоих. Для одних устойчивый союз «Мандельштам и Пастернак» означал все чуждое в искусстве: заумь, выпендреж, снобизм. Существовали даже термины — «мандельштамп» и «пастернакипь», которыми обозначалось эпигонство. Для других «Мандельштам и Пастернак» — две непременно соседствующие фотографии под стеклом на столе, два синих тома «Библиотеки поэта».
Любовь к Мандельштаму и Пастернаку равно считалась знаком фронды. Некоторые даже умудрялись обоим подражать. Пастернак и Мандельштам превратились в интеллигентском сознании семидесятых не то в Розенкранца и Гильденстерна, не то в Глазенапа и Бутенопа.












Другие издания


