Семья Тибо (комплект из 3 книг)

Рейтинг LiveLib

3,9

142 оценки

• 5
  29%
• 4
  46%
• 3
  23%
• 2
  2%
• 1
  0%

Ваша оценка

Отметить эмоции

Прочитали 155Хотят прочитать 360

Рецензии

Написать рецензию

• 

  Аноним23 февраля 2018 г.

  Семейная челюсть, квадратные яйца и инстинкт возмущения

  "Вы, Тибо, всегда были чересчур реалистом и потому так легко поддаётесь обаянию утопий!"

  Немудрено впасть в священный транс, как тот пёс из анекдота, сказавший при взгляде на баобаб: "Это неописуемо!" Роман-река, восемь самодостаточных книг в одной, два десятелетия работы, Нобелевская премия, "последний психолог в европейской прозе". Бр-р-р. Встряхнулись и описываем - ибо всё описуемо. "Семья Тибо" - именно та книга, которой кажется, понятная книга с предсказуемыми успокоительно классическими внутренностями, - многоступенчатая сага, умозрительная конструкция, устроенная согласно традиционной формуле "эпоха + некое семейство", где сюжет нетороплив, словно онтогенез дерева, и зависит не столько от внешних событий - адище Первой мировой, многоречивые социалистические конгрессы, отдаленный гул русской, прости господи, революции - сколько от умения автора менять интонацию и угол зрения, а львиная доля внимания уделяется поискам персонажами своего "я", утраченного времени и хоть какого-нибудь смысла жизни. "Эпохой" что угодно не назовут - это, понятное дело, когда трясёт по полной программе и мир ощутимо рушится, а "семейство" - конечно, все люди вообще, для оперативности суженные до собирательных образов и чистых функций. Ниша эта более чем надежно освоена Л. Н. Толстым, но дю Гара подражание совершенным образцам ничуть не смущает (он его и не думает вуалировать), равно как и возможные сравнения не в его пользу: мол там не дотянул, сям не воспарил, небо над Аустерлицем бледновато, дуб неубедительный, Наташа недостаточно резво скачет - не беда. Автор явно по велению сердца вступает на это поле претенциозных экспериментов, но оно широкое, всем места хватит, только вот передвигаться по нему нужно с миноискателем - шаг вправо - впадёшь в мессианский тон, шаг влево - не отмоешься от тривиальных мыслей второстепенных героев, которые благодарные потомки непременно станут цитировать рядом с твоими инициалами. Или не станут, неблагодарные.

  Вот и я готова спекульнуть на второстепенном в ущерб (или во благо, нет, точно в ущерб) основному. Там внутри есть не самый внятный персонаж, большую часть отведенного ему времени призванный вызывать брезгливую жалость - это секретарь самого увесистого Тибо, Отца с большой буквы. Персонаж этот зачем-то карлик (давно уже пора мне разъяснить роль карликов в мировой литературе, преследуют они меня, недобро сверкая глазами) и маньяк-изобретатель, одержимый мечтой осчастливить человечество совершенно необходимыми инновациями, и важнейшая из них - сделать яйца квадратными. Куриные. Чтоб не раскатывались, были удобны в транспортировке и складировании, и не требовали подставки за чинным завтраком. Ещё у него есть задача фиксировать существование прочих действующих лиц вопросительным приветствием: "А, это вы?", - но не суть. Эти трогательные яйца для меня - самый выпуклый образ романа и его незапланированное олицетворение. Весь он такой - геометричный во вполне практическом смысле, заботливо выращенный квадратно-гнездовым способом, укреплённый сложной системой противовесов ради устойчивости вложенных в него идей, наилучшей их освещенности со всех сторон и гарантированной доходчивости. Не каждый посчитает это недостатком, но меня раздражает, когда точки сборки блоков слишком заметны.

  Вот два папаши: Тибо - воплощение надёжного буржуазного духа, оплот и ревнитель католической веры, общественной морали и личной нравственности, благотворитель и домашний деспот, никем не любимая неповоротоливая громадина - его образ явно недостаточен, чтобы быть единоличной персонификацией отмирающей Франции, тут нужен Фонтанен - эфемерный отец дополнительного семейства, неудачливый авантюрист, прельстительный негодяй, слабак и, знамо дело, гугенот. Изничтожать первого будут долго, в мучительных подробностях физических и душевных мук, с описанием агонии в формате отдельного романа, второй испустит легкомысленный дух, не приходя в сознание, оставив по себе короткую записку типа "Привет семье!" Да-да, отцы умрут, и это в такой же мере спойлер, как и то, что все рано или поздно уважать себя заставляют, не сумев выдумать ничего лучше. Более того, умрут и дети (которых предсказуемо по двое с каждой стороны - у одних волевая челюсть, у других - обаятельная улыбка), но не поголовно, а только стратегически важные и симметричные (автор уверен, что у Смерти, как и у прочих всадников Апокалипсиса, есть точнейший инструмент для вскрытия характера). Но до этого они вдоволь покопаются в полученном прогнившем наследстве, повоплощают собой Францию переломного момента: неопределившуюся, неуверенную, потерявшую почву под ногами и царя в голове, то фатальным образом заблуждающуюся на свой счет, то прорывающуюся к недосягаемым высотам прекрасных истин. Им всем придётся очень много говорить и писать, дю Гар не примет ничьей стороны и в каждого вложится равномерно и по максимуму. Если есть в начале серая тетрадь, полная юношеских грёз и заблуждений, будьте спокойны, с другого конца появится и черная, вся сплошь размышления на пороге небытия. На каждую речь аббата найдётся проповедь пастора, в каждом социалисте - свой социал-патриот, каждому атеисту - окоп под огнём, на каждую темпераментную морфинистку - персональный паровоз, и весь мир познания - за каждую слезинку ребенка. И если где-то кто-то спросит: "Кто прав, Ленин или Плеханов?", в другом месте обязательно прозвучит вопрос: "Муссолини - красавчик?". Каждому миру - своя война.

  Что же станет с родиной и с нами - непонятно, пролетарии всех стран - необъединимы, добро и зло - неразличимы и несущественны, мыслей много, а героев - маловато будет, и в определённый исторический момент автор начинает в качестве подкрепления добавлять одноразовых целыми пачками, они тоже все говорящие - окулисты, художники, дипломаты, водопроводчики, каждой твари по паре - чтение становится почти невыносимым, превращается то в стенограмму ораторских выступлений, то в сводку с фронтов, то в пламенное воззвание наивного визионера о нравственной эволюции, вообще не в литературу... всё будет не так или вовсе не будет, яйца не только раскатываются, но неминуемо бьются, текст прокручивается на холостых оборотах, пока читателю не остается единственный возмущённый вопрос: на фига? в смысле, зачем? Всё правильно, именно он-то и был главным. Но это до сих пор неописуемо.

  Читать далее

  78

  6,5K
• 

  Аноним28 февраля 2018 г.

  Роже Мартен дю Гар. Еще месяц назад я была не в курсе даже существования человека с таким именем. Как выяснилось - зря. Теперь мне кажется, что творчество этого писателя нужно если не проходить в школьные годы, то хотя бы рекомендовать к прочтению в более взрослые годы. Хотелось бы, чтобы это имя было на слуху. "Семья Тибо", можно сказать, дело всей жизни дю Гара. Где-то этот роман пересекается с судьбой писателя, где-то с произведениями, повлиявшими на него.

  Изначально роман издавался как восьмитомник, каждый со своим названием, со своей целью. Но все же это целостное произведение, несмотря на перерывы в повествовании в несколько лет. Я читала двухтомник, в который вошли все части, кроме "Лета 1914" и Эпилога. И говорю я о всех этих частях как о первом томе.

  Я не люблю "Войну и мир", но я люблю "Отверженных". С первых строк "Серой тетради" мой мозг сверлила мысль: "Это же как у Гюго, то же настроение, те же ощущения, эта книга проникает в меня, я начинаю этим жить". Я буквально влюблялась в каждую строку, смаковала, растягивала. Да, что-то было затянуто и перетянуто, но чувство наслаждения и блаженства присутствовало все время. Правда, где-то с середины тома оно стало трансформироваться. Не исчезать, а превращаться из производного от "Отверженных" в самобытное, настоящее чувство.

  В "Серой тетради" мы впервые знакомимся с семьей Тибо. Три человека, три мужчины, но такие разные. Словно однополярные магниты они отталкиваются друг от друга. Не потому, что не любят, а потому, что они настолько целостные личности, которым сложно быть вместе с кем-либо.

  Оскар Тибо. Глава семейства, потерявший жену во время рождения младшего сына. Всю жизнь посвятил общественным нуждам. Занимал многие почетные посты и был почетным членом многих организаций. Создал исправительную колонию для детей-аристократов, куда и сослал своего младшенького по назначению. Считает себя католиком, но на самом деле веру обретает лишь перед смертью, и то сомнительно. Щедр, но только если об этой благотворительности будут говорить. Короче, публичный человек и работает на публику. Самой яркой частью во всем романе для меня была "Смерть отца". Вот здесь было мое полное погружение. Мне казалось, что я там, с Антуаном и Жаком, переглядываюсь вопросительными взглядами, ищу в мимике и жестах ответ на немой вопрос: когда? может хватит? прекратить мучения? Рак и сейчас страшен, когда медицина шагнула на много шагов вперед, а сотню лет назад, ни помощи при дыхании, ни оборудования, ни обезболивания. Очень тяжело. И читать, и представлять, и даже существовать в первые дни после прочтения этого тома.

  Антуан Тибо. Доктор. Не сказать, что одаренный, но такой добротный. С планами на будущее. Амбициозен, целеустремлен(ен), старателен. Может многое, и операцию на коленке сделать, но специализируется на детской терапии. А почему? Потому что там сложнее, и заслуга будет больше. Говорю же, амбициозен. Такой человек - каменная стена, если только найдет на вас время, ибо всегда куда-то торопится и вечно занят. Но в целом очень положительный человек. Женщины это видят, и льнут к нему, но вот он не видит женщин. Единственная, заслужившая его внимания - Рашель - не оценила этого дара. Может потому, что она сама была для него даром? Сразу было понятно, что это случайно, ненадолго и навсегда. Этакая роковая любовь. Рашель мне импонирует, я ее понимаю, но как же я ее ненавидела за эту ее мимолетность, легкость, преходящесть. Она погубила его, он так и не оправится.

  Но есть одна женщина, которая создана для Антуана. Думаю, искра между ними прошла еще в первую их встречу. И они все поглядывают друг на друга, но дальше светских бесед дело не доходит. Это госпожа де Фонтанен. Надеюсь, судьба над ними сжалится, и они увидят друг друга полностью. Красивая была бы пара.

  Жак. Вот кто мне не понравился. Будучи подростком, он был неуравновешенным, диким, скверным. Может отец был прав отправив его на исправление? Вроде бы поменялся, поступил в Эколь-Нормаль - престижное учебное заведение, все прекрасно, ты будешь заниматься своим любимым делом - литературой. Но тут запутался в девчонках. Женни, Жиз, люблю, не люблю... Никто его не понимает, никто его не любит. Раздражает. Но в итоге стал кем-то другим. Таким же несогласным со всеми и вся, но по крайней мере постарался направить свой нрав в нужное русло, туда, где он и его качества не будут противоречить общей цели. Просто он всю жизнь был революционером, тем, кого не устраивает нынешнее положение вещей.

  Начинается 1914 год. Начинается новая часть романа. Она занимает практически весь второй том, и именно с него начались мои страдания. Не люблю читать про войну, про политику. Кто что подумал, кто что имел в виду, кто на кого не так посмотрел. В личностных отношениях это интересно, в отношении же государств - это непонятно, сложно и нудно. Я не очень разбираюсь (мягко говоря) в тактике и стратегии, поэтому все обсуждения складывающихся ситуаций проникали в мой мозг и беспрепятственно вытекали обратно. Спасали главы, где Жак был с Женни. Личное в этой войне было мне интереснее.

  И все же судьба сложилась так, что Жак уехал без Женни. И снова революционный водоворот захватил его. Жак моментально забывал об окружающем, когда думал о подвигах, которые сможет совершить со своими товарищами. Вы заметили как быстро он отвлекается? Едва попрощавшись с Женни, он тут же о ней забывает и думает о восстании. Но когда он на своем задании - все мысли только о Женни. Что же произошло в воздухе? Мейнестрель не справился с управлением? Миссия не выполнена. Пилот погиб, а Жак тяжело ранен, его находят свои же, но принимают за шпиона. Никто воды не даст, врач придет в последнюю очередь. Там правда показался Антуан, или ему пригрезилось? Буквально через несколько минут повествование оборвется, а я опять уйду рыдать. Меня не удивляет то, что произошло, меня поражает каким образом это было сделано. Без особой необходимости, просто так, бесславно, безымянно, неожиданно...

  1918-й год. Война подошла к концу. Женщины не разгибают спин в госпиталях, мужчины, побывавшие на передовой - сломлены и ранены. Семьи Тибо и Фонтанены собираются вместе, снова разговоры и сожаления о прошлом и будущем. Все изменилось. Все выживают, все помогают. Даниэль был ранен, оправился, но останется навсегда искалеченным. Он живет лишь ради матери. Жиз и Женни работают в госпитале. Все они растят маленького Жан Поля - единственное наследие некогда мощного рода, единственное, но незаконное. Антуан отравлен газами. Он пытается излечиться, но вскоре понимает, что он угасает. Он ведет дневник, которым заканчивается этот роман. Заканчивается роман, дневник и жизнь.

  
  

  Вот таким было знакомство. Общались с одной семьей, жили с ней, а узнали целую страну, целую войну, целую эпоху. ТО, что мне довелось прочесть это произведение определенно добавит мне поводов для гордости. Не знаю, решусь ли я перечитать эту книгу или советовать кому-либо. Но это был ценный опыт.

  Читать далее

  69

  1,8K
• 

  Аноним28 февраля 2018 г.

  Tea beau

  #спойлеры, #одинсплошнойспойлер, #пересказ, #нерецензия, #идитенах

  Мы с Эдди сидели в креслах друг напротив друга, косплея советского "Шерлок Холмса". Мне люто не хотелось обсуждать роман, а Эдди только пролистал первую часть, надеясь на гомосексуальные откровения, а потом плюнул, смотрел общие впечатления в моём мозге, плевал ещё раз и принимался чертить нечто, что он называл "Суть флорентийской архитектуры".
  Глубоко вздохнув, я начала:
  

  • В те годы у людей не было сериалов. Тебе, Эдди, сложно представить мир, где нельзя придти вечером, сунуть попу в кресло и насладиться очередными коллизиями, как луисыальберто от семейных ссор переходят к красивым ухаживаниям.
  • Спасибо за доверие к моей силе воображения, - голос у Эдди прозвучал сухо, - должен признаться, я и в современном мире не слишком чётко представляю себе картину подобного времяпровождения.
  • Однако, люди так и живут. И сериалы долго были отрыжкой латиноамериканского производства, пока не пришёл Нетфикс и не надавал своим менеджерам по мозгам "Какого ютуба мы не гребём бабло из этой ниши?". А до того, как появились сериалы, были длинные книги. Это ужасно биологично, что людей тянет проживать вторую жизнь параллельно своей. Тем более такую, где беды остаются там же, на страницах книг- попереживал и будя. Всякие "Барчестерские башни", "Крэнфорды" - они потакали людскому желанию долго жить в обнимку с одними и теми же героями. Но пока романы держались в заданных классицистами рамках - нужны интрига, кульминация, завершение. Потом пришёл Толстой. Он сказал, что вообще ничего не нужно. Достаточно поставить на фон какое-то историческое событие и те, кому до фига интересно трахнется ли Наташа Ростова с Курагиным или побежит топиться - будут читать "классическую литературу". "Чтобы тебе было удобней, мы впихнули немного историчности в твой сериал, чтобы ты узнавал какую-то якобы полезную фигню, пока смотришь на чужие пострадашки".
  • Читать дю Гара я всё равно не буду. Уверен, что и Андре Жид только перелистывал эту увесистую хрень, чтобы сделать вид "я ценю не только твои ягодицы, но и твои сочинения".
  • Ну, не будем о сексуальной ориентации дю Гара, хотя, конечно, советские переводчики в послесловии снабдили меня шикарными эвфемизмами "взрослые отношения с Андре Жидом" и "дружба с Пьером Маргаритсом, которому посвящён весь роман, стала особенно тесной с 12-го года". Я сейчас о Толстом, о том, что он сумел потакать публике, сочиняя бессюжетное переплетение "кто кого любил", но вовремя впихнув якобы историчность. Толстой, как и Чехов, оказал на дю Гара неизгладимое впечатление. Фактически, дю Гар был юношей, воспитанным русскими классиками.
  • Нельзя его без подготовки пускать в человеческое общество, - назидательно заметил Эдди. - Требовалось хотя бы несколько лет его ассимилировать.
  • Я так понимаю, что ты упорствуешь в своём желании ни в коем случае не обсуждать со мной это произведение? Я бы сама не стала, но мне надо для "Долгой прогулки".
  • Написала бы в одно слово "говно", получила бы три балла, гарантирую. Впрочем, я согласен отсмотреть наиболее интересные моменты. Угадай, к кому, чьё имя совпадает с названием романа, нам стоит пойти?
  • Ты имеешь в виду..., - я радостно закусила губу, став похожей на Анастейшу Стил после боксёрского матча. - О Боже, да! Пойдём к нему! Он просто котик!

    Ритмично помахивая хвостом, с чашкой чая в правой лапе, немного зевая, Тибо шёл из кухни в гостиную, когда мерное течение утра прервали звонки и стуки в дверь. Чрезвычайно до отвращения радостные звонки и стуки. Всё ещё надеясь на лучшее, Тибо распахнул дверь и я с разбегу бросилась ему на шею.

  • Мон шери, так бесконечно счастлива наконец тебя увидеть! Мы с книжкой. Дурацкой, но тебе не привыкать. Эдди, заходи, смотри, какой у него удобный диван.
  • Вообще-то, мы бы хотели, если ты не против, воспользоваться твоим Дворцом памяти, - Эдди уже присел на диван и вытянул длинные ноги, заложив руки за голову.
  • Ты видел наш Дворец? Эта правильность пропорций... Ты знаешь, Эдди весь месяц чертит загадочные архитектурные сооружения: нечто среднее между "Тюрьмами" Пиранези и рядом сводчатых арок из "Академии Платона" Рафаэля. Но ты же понимаешь, что мы не можем тащить в наш Дворец всякую дрянь, нам нужно только настоящее искусство. А твой Дворец такой демократичный!
  • Да-да, конечно, - Тибо отступил и показал свободной лапкой на журнальный столик, - вон по центру стола.

  
  На край стола он примостил свою кружку. Я смахнула с красивого бархатного красного кресла какую-то незаконченную вышивку, которой, видимо, занимался Тибо, и подтащила кресло к журнальному столику.
  
• Значит начинаем!

  - Роман начинается с того, что в католической школе находят тетрадку одного из учеников, Жака Тибо, в которой он переписывается со своим другом. Тон послания таков, а признания в любви настолько жаркие, что не остаётся сомнений - между мальчиками существуют любовные отношения. Франция, конечно, всегда была крайне о-ля-ля, но даже для Франции 20-х годов тема гомосексуальности подростков была более, чем шокирующей. Хотя о чём я говорю, эта тема шокирует даже наше общество: мы ещё смогли примириться, что любовь между подростками возникает и в тринадцать лет, но то, что эти подростки могут принадлежать к одному полу, уже вызывает шок и ужас. После того, как нам показывают реакцию родителей подростков - от отрицания до попытки выставить плохой вторую сторону "он его совратил", повествование переносится к мальчишкам, которые, когда выяснилась правда об их отношениях, сбежали из дома и пытаются добраться до Африки.

• И вот тут то, что меня раздражает в книге, - перебил Эдди, указывая на журнальный столик, где голографическая крохотная фигурка Жака, меняя цвет, должный символизировать его эмоциональное состояние, бредёт по дороге, - улицы вокруг нет. Постоянная смена эмоционального состояния подростка нужна для того, чтобы скрыть один простой факт - дю Гар не описывает окружающую обстановку.
• Да, Эдди, ты прав, не думала, что найду когда-то человека, пишущего хуже Толстого, но дю Гар взял и эту высоту. Конечно, окружающей обстановке в "Войне и мире" до "энциклопедии эпохи" как, к примеру, в "Евгении Онегине", всё равно что программа колонизация Марса, которая начинается со слов "берём большой батут". Но это окружающая обстановка есть. А постоянная смена настроений персонажей "Семьи" должна скрыть тот факт, что автору не о чем писать. Есть эмоции, которые постоянно сменяются, вот ты глянь, глянь, сколько раз Жак поменял окраску с эмоциями, есть мысли автора, заметь, мысли автора, а не персонажа, пусть их трудолюбиво думает именно персонаж, но мысли персонажу обычно не слишком подходят, есть красивые драматичные истории, о них позже, но больше ничего: ни эпохи, ни развития. Кстати, о развитии. Тибо, раз ты всё равно свой чай не пьёшь, может, тоже поучаствуешь в обсуждении? Что требуется в истории этих двух подростков дальше?

бо аккуратно сложил лапки на колен

• Я не хочу вам мешать и переставлять кружку. А что касается подростков: наверное, наиболее интересно, как дальше будут развиваться их отношения, когда столько людей против и отношений, и самих подростков.
• Бинго! Эдди, я тебе говорила, насколько Тибо котик! Интересна линия любви, тем более дю Гар задал будущий конфликт. Когда Жак и Даниэль случайно расстались в Марселе, Даниэль расстался с девственностью по настоянию молоденькой шлюшки и это разделило друзей, сделало их опыт несравнимым друг с другом, а потому и разрушило их полное взаимопонимание. Первая часть саги заканчивается душераздирающим письмом Жака, полным любви и нежности. И что мы видим во второй части? А то, что персонажей подменили. Хорошо, предположим, что год в исправительной колонии, где его держал отец, сильно сказался на Жаке и его характере. Но что не так с Даниэлем? Год назад они с Жаком уже пережили смущение, когда в гостинице ложились в одну постель. Они прекрасно осознавали, чего ждёт от них общество, а потому ощущение не как от любовников, а как от человека, которого все полагают любовником, должно у них оставаться, даже если все признания "все моё сердце полностью твоё" были выражением дружбы (вот такая вот странная дружба). Но Даниэль с порога, как приятелю, с которым только вчера в ВК болтал: "Ну, ты как? Живой? Ну, лады. Я тебе такое расскажу, закачаешься. Сегодня я со своей кузиной целовался, я её трахну скоро, будь уверен". Эдди, сейчас твоя реплика.
• Да фигу. Мои реплики утончённые и остроумные. Аналитическое говно оставляю тебе.
• Хорошо, скажу я: характеры персонажей переживают не развитие, а внезапные мутации. На эти овердопиццоттысяч страниц ты ни разу не можешь предсказать реакцию персонажа, потому что дю Гар пишет не то, что вытекает логически из персонажей и ситуаций, а то, что пришло в ту... в его светлую голову в семнадцатилетнем возрасте и даже спустя тридцать лет писанины так и не от плана. Персонажей нет. Бумц. Это схемки ходят, вон, присмотритесь, даже лампочки мерцают внутри них.

/li>
Я выдохнула. Мы немного п

• Ну и где обещанный пересказ? - Эдди сцепил кончики пальцев и вроде бы интересовался исключительно собственным маникюром.
• Ты думаешь, я выдохлась, да? Фиг тебе. Теперь о плюсах. В отличии от толстовских, размером с бревно, аллюзий-намёков ("он зацвёл и дуб зацвёл"), дю Гар действует тоньше. Хотя отвратности добавляет то, что одни и те же приёмы он использует по нескольку раз. Вот Даниель и Жак видят, как перевернулась телега, едва их не задев, и погибла лошадь, а потом, спустя время, Жак идёт с Женни, сестрой Даниэля, и они видят, как автомобиль переезжает собаку. Тибо, ничего, что я при тебе о гибели собаки.
• Нет, нет, продолжай, - в глазах Тибо зажглись какие-то хищные огоньки.
• И понятно, что вид чужой смерти должен сближать, а то, что свидетелями обоих случаев гибели животных при Жаке были Фонтанены, должно символизировать, что свою любовь к Даниэлю, Жак должен перенести на его сестру. Но, Боже, как же это тупо! Ко всему, когда тема гибели возникает третий раз, причём в этот раз оправданно, когда топят новорожденных котят, а Антуан (старший брат Жака, доктор) только-только весь в мыслях против эвтаназии, задумывается: "А почему мы не ценим и не спасаем эти жизни, если для нас ценна любая жизнь?", эта сцена уже не срабатывает, потому что нас переюзали сценами с гибелью животных.

тных.
Когда речь зашла о том, как люди обращаются с новорожденными котятами, усы у Тибо яростно дрогнули, н

• Та же переюзанность у сцен с болезнями детей. Причём в этот раз общей схемы нет. Болезнь Женни должна продемонстрировать cилу молитвы и отрицания смерти, но потом дю Гар отказывается от веры в религию и вообще от пастора Грегори и все персонажи начинают так. Вон, в Дворце видно.

орце видно.
"Ой, он одно только молитвой вернул Женни, когда врачи говорили, что надежды нет. Ихихихихи, так смешно!"
Я развожу руками и

• А любовь между мальчишками будет иметь последствия? - раздаётся робкий голос Тибо.
• Энджи, ты права, а он хорош! - Эдди кивает головой.

Эдди кивает головой.
Я горделиво поднимаю подбородок, будто это я пред

• В том-то и дело, что последствий нет. Мальчишки могли сбегать из-за подозрений в гомосексуальности, могли всё лето проработать пасечниками в окрестностях Генуи или так любить марки, чтобы убить банкира ради коллекционной из Новой Гвинеи. По-настоящему связаны друг с другом только две части - "День врача" и "Смерть отца". Связаны исключительно темой эвтаназии и одна вытекает плавно из другой, когда после размышлений о ценности любой жизни, Антуан решается сам убить отца, чтобы остановить страдания его и всех заботящихся о нём домашних. Всё остальное - отдельные куски. Комми в СССР считали, что это роман о становлении социалиста. На самом деле и близко нет, потому что весь многотысячный роман с нобелевкой в анамнезе - просто пересказ несвязанных между собой событий. Тибо, ты расслабься, мы уже скоро уйдём, правда, Эдди?
• Уже почти ушли, - лениво отзывается развалившийся в диване Эдди, кажется намеревающийся немного поспать.
• Вот тут пусть покажут Рашель. Ага, отлично. Кстати, сколько у этого "социалиста" дю Гара интересных стереотипов о евреях и темнокожих. Такое вот презрительно-любовное "Ну, ничё-ничё, не плачь, если ты унтерменш, я тя всё равно трахну". Ладно-ладно, это иллюстрировать не надо. Вот Рашель. У неё во флэшбеках (нет, я не знаю, как Дворец настроить, чтобы он продемонстрировал манеру дю Гара выдавать инфы в час по геопотической порции, пока тебе эта инфа не станет до лилового гиппопотама) брат, покончивший с собой из-за своей жены, которая спала с собственным папой. И вот рашель сама связалась с этим папой Гиршем, больше всего похожим не на предка аленаделона, а на уже упомянутого гиппопотама. И её он тоже бросил. Она захотела его убить после этого? Ну, магнетическая личность, может, на Кроули дю Гар ваще намекал, кто ж его знает, француза нобелевского. Нет. Долго и упорно рыдает: "Ах, Антуан, на нашем пути непреодолимое препятствие - всё тот же богатый старик" (интересно, этот французский любитель Чехова опознал бы аллюзию?). Как, почему? Я понимаю, что поднимая темы гомосексуальности, бисексуальности, инцеста и эвтаназии, можно добиться многого, но недостаточно просто орать "инцестинцестинцест", надо хоть как-то обосновывать поведение персонажей. Пусть бы Рашель ехала убить Гирша и убиться самой - драматично, но хоть логично. Так нет. Она ехала, чтобы снова стать рабыней. Логично? Нет. Логично только для иллюстрации одной мысли, которая звучит в книге едва ли не напрямую - "негры и евреи рабские нации". Охрененно раздавали нобелевские премии.
• За лоботомию тоже нобелевку вручили, - на вполне человеческом лице Эдди расплывается улыбка чеширского кота.
• Любовь Жака вообще не выдерживает критики: он поговорил с Женни о теннисе и позлословил о приятеле и тут понял, что любит. А ещё он целовался с Жиз,которую считал сестрой и тоже полюбил. А потом сбежал. На три года. А когда вернулся, Болливуд быстренько переписал несколько приёмов: цветы выпали из рук, молния в окне, дождь. Три года всё любил. Вообще теннис и разговоры о нём - главный возбудитель секса во вселенной.
• Он влюбился в сестру своего друга, с которым сбегал? - Тибо чуть приподнимает тонкие кошачьи брови.
• Именно. Могу представить, что в семнадцать лет такое построение сюжета кажется до ужаса оригинальным - с мужиком не получается, значит чувства падают на женское подобие мужика. Но в реале, когда уже лет двадцать подряд дю Гар всё никак не может показать химии между Даниэлем и Жаком, чувства Жака к Женни отвратнее отвратительности - пусть любит, потому что так приказал автор.
• Ты Тибо про социализм расскажи.
• А что тут рассказывать? Это сериал, не роман. Действия не имеют последствий, словно мы смотрим "Том и Джерри". Думаю, к моменту написания части про социализм, дю Гар разочаровался и в коммунистической идеологии. Рассуждения Жака общие, он говорит одними сплошными лозунгами. "Интернационал, единение рабочих" - в моём детстве такая дрянь стояла на крышах домов, тускнея с каждого дождя. Сволочь Мейнестрель, который припрятывает бумаги, способные предотвратить войну, чтобы вызвать усталость рабочих и их революцию - вот точный образ социалиста, который рисует дю Гар. И, как ни странно, образ намного более выпуклый и близкий к истинному положению вещей, когда по Европе бродил не призрак, а толпы социалистов с пустыми лозунгами, обещавшие за деньги каких-нибудь Максимов Горьких утопию вот прям щаз, в которую так легко поверить, проживая на вилле в Неаполе.

проживая на вилле в Неаполе.
Я перево

• Вывод?
• Вывод? Книга - говно. Сериал, где герои впадают в кому, борются с нищетой и умирают, чтобы оживить сюжет. Без психологии. События. События, которые происходят. Без смысла. Без цели. Что-то идёт. Шелест. Бесконечный шум пустоты.

ест. Бесконечный шум пустоты.
Некоторое время мы молчим. Потом я начинаю шумно прощаться, прыгаю ещё разок на шею Тибо, Эдди медленно поднимается с дивана.
Когда за нами закрыва

• Скажи, он настоящий котик!

  Тибо пытается выпить чаю, но он остыл. Идёт на кухню, выливает чай в раковину, кружку ставит в посудомоечную машину. Смотрит в окно и обращается ни к кому конкретно, просто стараясь выразить собственное недоумение:

• Кто это вообще был?

fmusic/o/xuvprbmd/o-o.jpeg">