
Новая поэзия
russischergeist
- 66 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Если я напишу, что прочитал эту книгу, скорее всего это будет неправдой. Прочитать ее можно только в буквальном смысле. Но понять, оценить ее глубину, удивительный слог стихов Абдуллаева, его образы, точные, завораживающие своей медленностью гипнотические описания, с одного раза невозможно.
Абдуллаев кладет своего читателя на лопатки, на среднеазиатский ковер и вводит в состояние транса. Перед взором одурманенного чтеца, обрамленные лучами ослепительного солнца, в душном и знойном двойном полдне проплывают образы, один за одним - это хроника без звука работающего кинопроектора.
Поэт и прозаик Шамшад Абдуллаев живет в Фергане, но владеет русским языком просто филигранно. Без всяких преувеличений - это крупнейший русскоязычный поэт современности.

Совершенство сказал он
это статично
и переминаясь с лощеного сапога
на сапог
стал нетерпеливо жить
одну секунду
Тем временем желчная пуля
распахнула висок
безукоризненно круглой головы
мальчишки и патриота
21 ноября═ ═ ═ ═ ═ ═Смилуйся над ним

Все живое, если приходит сюда,
то лишь ненадолго – добавит тень
к другим теням и тотчас унесет ее. Сегодня
такой тяжелый ветер, что передвинул слякоть
от пустыря к мосту гнилому.
Гранит безмолвен. И собака
похожа на безмолвие. Она
увернулась от невинной пошлости воя,
и нервный толчок под шерстью и в лапах –
это слепок с прерывистого лая.
Перепончатый взгляд собаки вот-вот разорвется
от погони за мутно-зеленой птицей –
уклончивый плюмаж в осеннем воздухе.
Мужчины, вопреки увещаниям женщин,
порой появляются тут, и тогда их раздумья
идут в ином порядке – точнее, в беспорядке.
Их можно понять: ветер, пустырь,
приторная близость неведомых растений,
дома, перешагнувшие навязчивый слом, и нечто еще –
коварная скромность прошедших дней.
Год умирает, и ландшафт бледнеет по частям.
Эти части стихии предоставлены друг другу – даже
наиболее доступные взору не стоят на виду,
но лежат на поверхности. Легко
заметить верхушку единственной мирты,
не тронув ее, и, напротив,
легко не заметить кусочек брезента
и коснуться его. Уловить
что-то одно, бесконечно родное, восприятие бессильно.
Остаток пейзажа – масштабность, в нее
уходят мужчины, узжают домой
по тряской дороге в пыльном автобусе.
Страх покидает мужчин, и дрожь в них другая,
чем та, что колеблет машину и холодные стекла.









