Дестини. В двух томах. Том 1

- А сейчас послушай меня. Послушай. Люди идут на всякое - на что угодно, - если у них нет денег. Если им одиноко. Если надеждам приходит конец. Ты что, станешь проклинать их за это? Я бы не стал. Потому что неизвестно, как бы ты сам повел себя на их месте. Доведенный до точки. - Он отпустил Элен. - Она любит тебя, Элен. Она заботилась о тебе, как умела. И как бы она себя ни вела…

- Но меня-то это в каком свете выставляет?

- Ни в каком. Ты - это ты - прекрасней тебя я ничего в жизни не видел. Ты - Элен. И мне кажется… мне кажется, ты можешь стать всем, чем захочешь. Понимаешь? Всем.

Десять минут спустя Жака в лабиринте переулков заметил немецкий патруль. Он погиб под огнем автоматов, не успев выхватить пистолет. Час спустя барона арестовали в Сен-Клу. В гестапо его допрашивали и пытали дольше, чем других, - и он не понимал для чего, поскольку они так уже все знали. Жанетта умерла под пытками - ее палачи разработали для женщин особенно изощренные способы допроса. Леон перерезал себе горло в камере, и офицер, отвечавший за него, был разжалован. Анри, Дидье и Жерара повесили. Бернадетта, любовница Жака, которая предала их, несколько месяцев спустя умерла медленной смертью от рук Сопротивления. А барон, как и подобало человеку с его титулом, был расстрелян немцами в ночь дня рождения его младшего сына.

Эдуард не проклинал ни арабского юношу, ни Жан-Поля, ни Алжир, ни колониализм, ни даже себя самого - он клял Бога, Вседержителя, которому поклонялся ребенком и перестал молиться в шестнадцать лет. Однажды Жан-Поль упрекнул его, что он ведет себя как сам Господь, и Эдуард запомнил эти слова, больно его задевшие. Но если даже он, простой смертный, не находил в своем сердце сил проклясть брата или этого юношу, сыгравшего на слабости Жан-Поля и заманившего его в смертельную западню, то как мог Боженька его детства, Бог-любовь, погубить так кровожадно, так бессмысленно, причем не только его брата или убийцу брата, но отваж-ную женщину Изобел, на которой не было никакой вины, и еще не родившегося ребенка? И, что еще хуже, убивать изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год во всех уголках этого несчастного мира, который, как принято думать, сам же и сотворил? Последние недели Эдуард принуждал себя проглядывать газеты и заходил на их страницах лишь новые и новые этому подтверждения: несчастные случаи, недуги, насилие и безвременная смерть косили равно виновных и безвинных. Это и питало в нем яростный гнев - понимание, что не один он испытывает такое чувство, что его разделяют с ним тысячи и тысячи во всем мире: богатые и бедные, сильные и слабые, мужчины и женщины, родители и дети. Что же это за божество, раз оно сотворило мир, который с полным на то основанием ненавидит и поносит собственного творца? Нет, в такого Бога он верить отказывался. Но повстречайся он с Ним, с каким наслаждением он бы плюнул Ему в лицо.

- Нет, ранец тоже оставил. Какой рассеянный молодой человек! Придется нам, Жан-Поль, взять с собой его ранец и…

Она замолчала - он вцепился ей в руку. Глаза у него округлились, на растерянном лице начала проступать догадка.

В этот миг сработал часовой механизм спрятанной в ранце бомбы.

Когда грянул взрыв, Эдуард находился в автомобиле у противоположного края площади. Эдуарда оглушило; в лицо ему ударила волна раскаленного воздуха, машину развернуло поперек дороги. Он посмотрел и в наступившей тишине, не менее оглушительной, чем сам взрыв, увидел медленно оседающие обломки, пыль, осколки стекла. Он выскочил из машины и побежал. Он несся к тому, что было кафе, тогда как все остальные бежали ему навстречу.

...

Эдуард и женщина упали на колени и принялись как безумные разгребать камни и пыль. За спиной у них, в городе, завыли сирены.

При взрыве погибли сорок три человека, в том числе Изобел и Жан-Поль; они оказались к бомбе ближе всех и были убиты на месте.