Война и мир. В 4 томах. Том 1

— По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… — сказал Тимохин.
— А что, что характер? — спросил полковой командир.
— Находит, ваше превосходительство, днями, — говорил капитан, — то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
— Ну да, ну да, — сказал полковой командир, — все надо пожалеть молодого человека в несчастии.

Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что-нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина.

Не только гения и каких-нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств — любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого-нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они — власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!

Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
  - Ах, сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо им вас попотчевать. Извините, виконт, я буду рассказывать по-русски;иначе пропадет вся соль анекдота.
  И князь Ипполит начал говорить по-русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановилисья: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
  - В Москве есть одна бариня, мадам. И она очень скупо. Ей нужно было иметь два лакея за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела девушка, еще большой росту. Она сказала...
  Тут князь Ипполит задумался, видимо, с трудом соображая.
  - Она сказала... да, она сказала: "Девушка, надень ливрею и поедем со мной, за карета, делать визит.".
  Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
  - Она поехала. Незапно сделалась сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинные волосы расчесались...
  Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
  - И весь свет узнал...
  Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказал и для чего его надо было рассказать непременно по-русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.