Добро пожаловать в "Пиранья-клуб". Власть и влияние в Формуле 1

Формула 1 — невероятно динамичный мир. Он никогда не стоит на месте. Более того, в последние годы он развивается заметно быстрее. По мере того, как Берни удавалось обеспечивать Формуле 1 все большую телеаудиторию, автомобильные компании демонстрировали все больший к ней интерес, появлялись серьезные спонсоры. Так я думаю. Это один из ведущих видов спорта, грандиозное шоу. Я постоянно повторяю это Берни. И пока земля вертится, коммерческая жизнь продолжается, пока нефть не иссякла совсем, оно будет оставаться популярным. Я верю в это, и именно потому моя компания по-прежнему готова вкладываться в это дело.

Многие исследователи считают, что Чепмен довел себя до смерти работой. Он скончался в возрасте всего 54 лет от неожиданного обширного инфаркта. Его смерть оставила пропасть в его делах и сложной жизни, существовавшей вокруг него. Он оставил семью, глубоко потрясенную его уходом, отличную инновационную компанию, выпускающую прекраснейшие автомобили в мире, инженерное наследие, на котором основана Lotus и плоды которой она пожинала еще долгое время после его смерти. Его уход оказался серьезным ударом для Формулы 1. В минусе — финансовый хаос и долги, разговоры о том, что он делал ошибки и допускал неоправданный риск, бывал несдержан в поведении, отличался плохими манерами и самодурством в руководстве компанией. Существует множество историй, описывающих «инциденты с Чепменом», хотя те, кто с ним работал, полны признательности и сохраняют лояльность по отношению к этому человеку.

Джимми всегда был для меня лучшим гонщиком из всех, кого я знал. Быть может, с годами появится еще кто-то, кто станет лучшим для всех, но не для меня. Мне кажется, другого такого не будет никогда. К тому же в наши дни гонщики Гран При могут заниматься только этими гонками и вряд ли с тем же успехом выступать где-либо еще. Так уж развивается спорт. Но Джимми был великолепен везде. Думаю, только Дэн Герни мог быть ему серьезным соперником в Формуле 1, но я вспоминаю Инди, его старты на Нюрбургринге в гонках спортивных машин на маленьком Lotus 23, в кузовных гонках на Lotus Cortina, в Формуле 2... Джимми, знаете ли, был пару раз близок к тому, чтобы уйти, и я испытывал в связи с этим смешанные чувства. С одной стороны, мысль о том, что мы будем гоняться без него, была просто невероятна. С другой, я любил его как человека и не хотел, чтобы он пострадал. Он повлиял на меня больше, чем кто-либо иной. Не будем говорить о нем как о гонщике, о его связи с Lotus. Не будем вспоминать о том, что он сделал для меня в этом качестве. Джимми был просто прекрасным человеком. Интеллигентный, абсолютно искренний и во многих смыслах скромный — ему потребовалось немало времени, чтобы стать тем, кем он стал, и добиться того, чего он добился. Не должно было быть этого Хокенхайма. Даже сегодня, когда прошло столько времени, я не могу выйти из оцепенения. Я никогда не утрачивал своей любви к гонкам, но... И вместе с тем я не могу сказать, что с 1968 года она осталась прежней.

Для него не было ничего невозможного. Благодаря своим уникальным знаниям он мог разбираться в автомобилях, самолетах, любой технике, он просто отказывался признать, что могут быть какие-то задачи, решение которых ему не под силу. Он отличался своего рода интеллектуальным высокомерием. Он нередко мог выступить против мнения признанных специалистов, не разделявших его точку зрения. Его исключительный талант состоял в том, что он умел, во-первых, добиться своего и, во-вторых, вдохновлять людей на работу, которая должна доказать, что такое не только возможно, но обязательно будет исполнено в два раза быстрее требуемого времени и даст невероятные преимущества. Вот так он организовывал людей, которые творили чудеса.

Я знавал многих, но без лишней скромности могу сказать, мне приятно было слышать мнение уважаемых людей, считавших, что я — лучший. На самом деле я не уверен, что это так. Но я счастлив тем, что оказался одним из немногих французов, сумевших завоевать доверие англичан. Для француза это очень непросто... Но меня уважают. Я президент, обладающий реальным авторитетом, и хочу оставаться в своем кабинете как можно дольше. Если я не буду больше президентом, то тут же умру! Сам факт, что я больше не президент, лишит меня кислорода.

Я сохраняю убеждение в том, что в жизни все важно, каждая мелочь, когда ты стремишься достичь предельных высот в любом деле, в Формуле 1 во всяком случае. Я убежден, что нужно всегда быть лучшим или, по крайней мере, стремиться к этому. И дело тут не в деньгах. Речь идет прежде всего о вашем отношении к делу. Я пытаюсь внушить эту мысль каждому, кто работает у нас в команде. Победа — это не только первое место в гонке. Это значит быть лучшим и вне гоночных трасс. Следовательно, когда люди отпускают не самые приятные замечания по поводу того, что мы делаем, то чаще это отражает признание ими того факта, что мы установили для себя более высокие стандарты, чем могут достичь они.

Если говорить о гоночных машинах, Джон Купер — один из самых компетентных людей, каких я знал. Он чувствовал эти машины. Бывало, прямо на пит-лейн он хватал карандаш и начинал его крутить. Потом обходил вокруг машины раз, другой, третий. Задавал вопросы. Добились ли мы того? Добились ли этого? Беспокоился.
Он был слишком опытен, чтобы требовать от гонщика ехать быстрее. Он предпочитал стоять на краю трассы, бормоча: «Теперь можно поехать медленнее. Теперь самое время поберечь машину». Вы хотите знать, каким
он был на самом деле? Как-то мы были в Силверстоуне на тренировках. Джон сказал: «Все идет прекрасно, солнце сияет, машины работают нормально, тормоза в порядке, коробка передач тоже... Беспокоит только
одно. Мы едем на две секунды медленнее, чем наши соперники.

В общем, когда мы строили нашу первую машину Формулы 500, нам показалось чертовски удобным поставить двигатель с цепным приводом сзади. Нам и в голову не приходило, что мы совершаем какой-то там научный прорыв. Не забывайте, наш Cooper-Bristol Формулы 2 имел переднее расположение двигателя, но на «пятисотке» мы решили поставить его сзади просто из практических соображений... И до середины пятидесятых, когда мы сознательно решили построить спортивную машину с задним расположением двигателя, мы и не думали, что предлагаем нечто действительно интересное. У нас просто получилась превосходная маленькая машина, легкая, позволяющая беречь покрышки, отлично сбалансированная и дешевая. Просто удачная машина.

В те времена все мы были близкими друзьями. Но, думаю, связано это было с опасностью, сопровождавшей гонки. В одной гонке запросто могло погибнуть до трех человек. Если ты вылетал с дороги, у тебя были огромные шансы погибнуть. Или получить тяжелые увечья.<...> Однажды, кажется, это было в 1958 году в Ле-Мане, спортивный директор Shell, выступавший за рулем Cooper, потерял запасное колесо. Оно прилетело к нам на пит-лейн и убило человека метрах в двух от меня. Я об этом даже не знал. Это действительно было очень похоже на войну.