Партизаны и подпольщики в Великой отечественной войне в литературе
George3
- 218 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Есть такие тематики, такие книги, о которых принято или хорошо, или ничего. Как о мертвых. И, кстати, они не без мертвых. Естественно.
Кроме смертей в них должна быть достоверность. Это не означает, что книга обязана быть нехудожественной, но если она художественная, то желательно, чтоб написал ее непосредственный участник событий. Например, ликвидатор аварии на ЧАЭС. Или женщина, потерявшая ребёнка. Или человек, переживший войну.
То есть существуют такие темы, которые перевешивают качество самого текста. И о книгах, написанных на подобные темы, человек может безнаказанно высказываться у себя на кухне, в личной переписке, болтать с друзьями в баре/на пикнике/в поезде/ваш вариант. Но если говоришь об этом в публичном пространстве, то можно ожидать появления кого-то, не способного разграничить тему и то, как о ней написано. И что. Ещё подобные книги вызывают у некоторых людей желание обсуждать не книгу, а само событие. И тут уж битва мнений обеспечена. С рожками да ножками. И перьями, которые будут лететь во все стороны. Ибо ваш противник, само собой, петух, а вы — Д’Артаньян.
Всё то, что я написала, конечно же, относится и к книгам о Второй мировой войне. Возможно, этим объясняется то, почему отзывы на такие книги часто сводятся к «Никто не забыт, ничто не забыто», «Спасибо за мирное небо у нас над головами», «Войны чудовищны, мурашки бегают у меня по телу, я плачу и горжусь».
Но я не буду писать ничего подобного о книге «Аджимушкай». И так как она мне совершенно не понравилась, то добрых слов в адрес автора я не найду. Потому подчеркну в этом затянувшемся введении, что я не умоляю военные заслуги написавшего ее или кого-либо ещё. Но «храбро сражался» не равно «отличный писатель». Как, например, «добрый человек» не равно «хороший повар».
А теперь перехожу к делу.
Пожалуй, самое ужасное в книге — её структура, которая даже не даёт отнести ее однозначно либо к художественной, либо к мемуарной литературе.
Если человек открывает книгу, то он вполне готов к тому, что перед основным произведением может быть помещено предисловие, написанное самим автором или же другим человеком. Это предисловие должно что-то объяснять, подготавливать читателя. Оно может быть скучным, интересным, длинным, коротким, идеологическим. Короче говоря, предисловие может быть каким-угодно. Единственное, что наверняка ожидаешь от него — то, что оно будет иметь отношение к произведению или хотя бы к биографии автора.
В «Аджимушкае» есть нечто, с чем читатель сталкивается до того, как начнёт знакомиться с основным текстом. Можно ли считать это предисловием? Наверное, странным можно.
Это нечто — 5 коротких абзацев, авторства Леонида Брежнева. Да. Вы прочли именно то, что я написала. Думаете там что-то про автора или книгу? Конечно, нет. Это обращение к «трудящимся города-героя Керчи» и «воинам-участникам героических сражений на Керченском полуострове», пожелание доброго здоровья и личного счастья.
Приходится решить, что автор поместил это в свою книгу, чтоб подчеркнуть важность керченских событий, ведь его книга, судя по названию, должна быть про Аджимушкайские каменоломни, находящиеся в Керчи, и про оборону, которую вели там в 1942 году войска Крымского фронта. Те не менее, это не делает такую вставку раскрывающей дальнейший текст. Далее начинается основное произведение, озаглавленное «Письмо матери».
Про автора мне ничего неизвестно. До того, как приступить к чтению, я узнаю только то, что интернет знает его и под фамилией Колибуков, и под фамилией Камбулов. Как так получилось, мне выяснить не удаётся.
Ещё я оценила немаленький список работ этого автора, большинство из названий которых явно указывают на то, что Аджимушкай — его боль, конёк и точка интереса. Это заставляет думать, что он принимал участие в тех военных событиях, а, соответственно, мне доведётся читать книгу воспоминаний. Кроме того, аннотация к книге «Аджимушкай» сообщает, что это документальная проза.
Когда я читаю текст, написанный от первого лица, который начинается с того, что молодой мужчина собирается записаться добровольцем, то это никак не противоречит моим ожиданиям — сейчас человек поделится воспоминаниями о событиях 1942 года, участником которых он был. Я ожидаю, что структурно и стилистически это будут мемуары.
Потому на первых порах меня не особо удивляют диалоги солдат. Я рассуждаю просто — человек мне реальность описывает, а реальное бывает иногда таким, что подобное нарочно и не придумать. Не удивляли меня сразу и конфликты произведения (имею в виду конфликт как двигатель истории, как то, что удерживает внимание читателя), потому что я не относилась к этому как к чему-то привнесённому, адаптированному, выдуманному.
И вот я читаю дальше. «Письмо матери» внезапно заканчивается. Действительно неожиданно. Потому что там открытый финал + ещё достаточно много страниц текста впереди.
Открытый финал в мемуарах — достаточно необычное явление. Человек писал о событиях из своей жизни, знаковых, волнительных. Но читателям понятно, что автор прожил, пережил, выжил. И написал потом книгу. И ее издали. Так почему же мы не можем увидеть внятное завершение истории? Где хоть краткое изложение того, как сложилась жизнь героя после того, как он выбрался из катакомб, нашёл девушку, которая ему нравится, и спас товарищей? Завершается всё повозкой, которая скрипит и небом, которое синеет.
Ладно.
Но что ж это в книге дальше, если «Письмо матери» закончилось? А дальше там «Послесловие к «Письму матери»». Вот это везение! Сейчас автор что-что прояснит.
Но как бы не так.
Это послесловие оставило меня в недоумении. Из него становится понятно только то, что автор действительно принимал участие в аджимушкайских событиях и что он мысленно писал письмо матери, а потом постарался всё это изложить на бумаге. Ещё можно узнать, что у героев повести вымышленные имена и фамилии. Всё остальное — хаос информационного. Там и какие-то факты про 1942 год и Керчь, и про приглашение ехать на какую-то встречу в Крыму уже после войны, и про автора знаменитой в то время поэмы про события в катакомбах. При этом Колибуков постоянно перепрыгивает с одного времени на другое.
Какое-то время я пыталась сопоставить события, описанные в послесловии к повести, с событиями, описанными в самой повести. Безрезультатно. В итоге у меня сложилось впечатление, что послесловие — такой же нелепый кусок, как то поздравление от Брежнева, которое следовало бы рассматривать как предисловие. Ну, или как эпиграф. Или я даже не знаю, как что это надо рассматривать.
Получается, что книга — прямо какой-то Франкенштейн, созданный из кусков плоти. Ещё и чуть ли не разваливается на части — настолько оно одно к другому плохо присоединяется. Брежнев — фантазии на тему реальных событий — корявая попытка сообщить что-то фактологическое о тех событиях.
И все эти элементы существуют будто в отдельных плоскостях.
Дисгармония наблюдается и в самом «Письме матери». Нет ни внятного старта истории, ни внятного финала. Буквально две страницы о том, что в день начала войны умер отец, а мать не хочет, чтоб сын ушёл воевать, а потом раз — он уже военный. Потом несколько странных диалогов с товарищами — рассказчик уже в разведгруппе. При этом, кроме нескольких первых страниц, мать героя упоминается два раза за всю повесть: когда герой бредит, и когда его боевой приятель узнает, что тот не написал ей ещё ни одного письма и рекомендует исправиться. Всё. Он о родной природе и о партии с народом вспоминает чаще, чем о матери. Но в итоге выясняется, что это всё он ей мысленно писал.
Жалкая попытка придать повести композиционную стройность. Особенно если учесть какие-то околоромантичесие фантазии и то, что в книге есть вставка от лица одной из героинь. Что он этим хотел бы матери сообщить? И зачем?
Теперь вернёмся к конфликтам, вокруг которых строится произведение и о которых я уже написала, что сразу пыталась воспринимать их как принесённые из реальности, но в итоге начала сомневаться, что из этого было, а что является дополняющим вымыслом. И стала задумываться о том, не стоит ли всё воспринимать как художественную книгу, даже если в ее основе лежат реальные события.
Суть двух основных конфликтов:
1. Боевым товарищем рассказчика оказывается один его земляк, с которым он хорошо знаком. Этот человек подделал документы в связи с чем его судили. Он пытался избежать такой участи, обращался к отцу рассказчика за справкой о нервных болезнях, но отец отказал.
Рассказчик не теряется в сложной ситуации, стреляет по вражеским самолетам. Окружающие решают, что это сделал тот самый земляк, в результате чего он получает повышение. Рассказчик не решается озвучить, как было на самом деле. Знакомый же подозревает, что он расскажет лишнее другим солдатам и это будет иметь для него негативные последствия, поэтому настороженно реагирует на рассказчика. И сам ни в чем не признается.
Это кажется вполне правдоподобным и понятным, если смотреть на это с идеологической точки зрения. Автор ведь был советским человеком, жил в рамках определённых социальных настроек. И это объясняет, почему он мог бы вспомнить и описать такие события.
Тут вам и идея о том, что даже если человек оступился, то коллектив, партия, советский народ возьмёт его на поруки, а затем он исправится. И идея, согласно которой якать, проявлять индивидуализм нехорошо. Главное — врагу наносить урон. И наносит его народ. Неважно, Вася там стрелял, Петя. Главное — результат есть. Ещё и человеческое можно привнести, душевное. Вот человек погиб бы нравственно, и так репутация у него не очень, но приятель его не выдал, не стал прояснять, чьи заслуги, а бывший заключенный потом отплатил за такое отношение — показал себя в боях с лучшей стороны.
Казалось бы, нормальная история. Вполне реалистичная. Переданная в оттенках, подходящих тому времени, когда была написана книга. Странным это всё начинает восприниматься тогда, когда оказывается, что земляк тот сдал своих немцам. И выходит чуть ли не так, что именно из-за него группа разведчиков вынуждена отступить в катакомбы. Но даже после этого рассказчик молчит.
В книге много идеологических моментов. Но какой вывод должен сделать читатель из этой истории? Что надо проявлять индивидуализм, потому что в противном случае может пострадать коллектив? Вывод не особо-то вписывается в то, что было одобряемо в советском обществе.
2. Рассказчик общается с неким Егором. И выясняется, что он влюблён в девушку, с которой знаком и автор (?) и которая ему тоже нравится и которая, вроде как, дала ему от ворот поворот. Затем ее назначают радисткой в разведотряд рассказчика, у них что-то начинается (то есть девушка внезапно заявляет, что постоянно думает об авторе), потом начинается нечто сумбурное и в момент опасности они целуются перед тем, как разойтись.
Потом проходит немало месяцев, рассказчик и тот самый Егор выбираются из катакомб, но одному удаётся это сделать вполне успешно, а другой попадает в плен к немцам вместе с другими солдатами. И когда рассказчик находит Аню (ту самую возлюбленную), то она говорит ему, что надо спасать Егора и остальных, а для этого необходимо, чтоб кто-то отвлёк немцев, забросав их гранатами. Выжить у отвлекающего шансов нет. Рассказчик на всё готов, хотя и отмечает с горечью, что женщина предпочла Егора, если так о нем волнуется.
В итоге на задание идёт старик со смертельным заболеванием, а рассказчик, Егор и Аня живут дальше. Девушка ещё раз намекает рассказчику, что ей нужен он, но тот боится как-то проявлять свои чувства, зная, что его друг в неё влюблён.
Это, вроде как, тоже нормальная история. По крайней мере, она показывает, что война лишила парней обычной жизни, но гормоны делают своё дело, а душа требует внимания, нежности и любви. И что братство, товарищество — не пустой звук. «Первым делом самолёты».
Однако, что читатель должен думать о девушке? Автор нам хочет сказать, что смелая советская женщина морочит голову двум мужчинам и кокетничает с обоими одновременно? Естественно, в реальности могло быть что-угодно, ведь люди остаются людьми, не смотря на политические взгляды и гражданство. И сомневаться — это так по-человечески. Но в случае с конкретной книгой вызывает недоумение то, что там есть и сотни идеологически верных мыслей, и вот такие эпизоды с девушкой и земляком. Это всё вносит путаницу, делает неоднозначной позицию самого автора. Особенно если учесть, что сложно оценить, что было на самом деле, а что автор приукрасил или выдумал.
Автор не поставил нас в известность, что произошло в реальности со всеми этими людьми, существовали ли они или же это некие собирательные образы. Но уж если человек придумывал, а не просто описывал, то можно подумать и о том, почему было придумано именно такое, а не нечто иное. И ответ на этот вопрос читатель едва ли даст самому себе.
Я не историк, который специализируется на Второй мировой войне. Я не могу утверждать, насколько правдоподобно всё то, что происходит в катакомбах в этой повести. Знакомство с некоторыми материалами об Аджимушкайских катакомбах позволяет мне обозначить одно расхождением с реальностью.
Описывая тяжелое положение военных в каменоломням, автор, кроме всего прочего, указывает на нехватку воды. Ситуация описывается как критическая. Люди пьют по несколько глотков в день, собирают воду со стен, роют колодец, потому что внешний представляет опасность — немцы регулярно расстреливают тех, кто пытается добыть воду. И вот когда колодец вырыт, немцы заваливают его. Но есть документы, которые говорят, что колодец был успешно вырыт и норма воды была установлена, люди ее стабильно получали. Есть свидетельства о существовании нескольких колодцев и о том, что в каменоломнях даже существовало некое подобие прачечной и неприкосновенный запас воды с расчетом на 5 дней. И когда с продуктами было совсем плохо, то кипяток с сахаром был единственной «едой».
Зачем автору, человеку, который там был, подобным образом искажать информацию? Например, чтоб максимально заострить ситуацию и показать, как самоотверженно люди стояли за свою страну. Получается, что демонстрация в книге идеологически приемлемых установок крайне важна для автора. Но тогда что это за истории про девушку с двумя парнями и предателя-земляка? Почему из них не делается никаких поучительных выводов?
Конечно же, в книгах может не быть никаких готовых выводов и установок, которые должен усвоить читатель. Только это не относится к тем, в которых почти на каждой странице встречаются утверждения, подобные этим: «Только непонятно, почему упорствует командир дивизии, что ему стоит согласиться с этим усталым человеком: ведь он командующий, все знает и, конечно, не может ошибиться», «Наши матери, производят нас на свет с одной целью - человека подарить народу, хорошего труженика». Общее важнее частного, начальник всегда прав, всё совершаемое должно совершаться на благо целого, никаких личных целей.
В книге есть ещё два момента, обращающих на себя внимание. Во-первых, это всё, что связано с гендерным-сексуальным-семейным. Во-вторых, то, что связано с сутью негативного в немцах.
Про сексуальное и семейное.
Практически ни у кого нет семей, детей, возлюбленных. Родственников почти не вспоминают. Только один военный регулярно вспоминает дедушку. Казалось бы, чего это я прицепилась. Не вспоминают — и ладно.
Удивляет то, что автор неоднократно выстраивает диалоги так, чтоб подчеркнуть незамужнесть/неженатость/бездетность. Можно было бы предположить, что писатель хотел тем самым показать, что этим молодым людям любить бы, жениться/замуж выходить и детей рожать, но вот они тут умирать будут. Словно противопоставление жизни, которая должна была бы у них быть, и смерти, которая у них есть. Хорошая версия. И посыл мог бы быть сильным. Проблема лишь в том, что там далеко не все двадцатилетние (есть герои, возраст которых озвучивается как 30+), а двадцатилетние не вспоминают даже родителей. Есть несколько упоминаний о братьях. Но вообще создаётся впечатление, что их ближайшие родственники — Москва, Родина и Партия.
Один человек отправляется на смертельное задание и говорит вот это: «Просьба у меня к тебе: разыщи в Ахтанизовке мою жинку. Феклу Мироновну. Поклонись ей и скажи: "Прохор любил Родину". Больше ничего не говори, она все поймет».
Всё понятно. Идеология. Но зачем тогда продвигать идею мысленного общения с матерью и называть повесть «Письмо матери»?
Кроме того, в тексте встречаются какие-то совсем уж необъяснимые реплики о мужском и женском. Вот это яркий пример: «У меня трофейный коньяк есть: выпьем, и командуй нами вплоть до генеральского чина. По внешности генерал тебе очень идет. Только улыбка у тебя бабья. Но ничего, ты улыбаешься раз в неделю, этот брачок не заметят». К чему это? Какая ещё бабья улыбка? У меня нет ответов на эти вопросы.
Или вот это: « - Закрой уши, плакать хочется. Закрой, тебе говорят! - кричит он, ложась лицом вниз.
Беленький плачет. Плач его похож на хохот сумасшедшего. Потом он тянется к Ивану:
Занятно ещё и то, что хотя секса в СССР, как известно, не было, но Колибукова как-то регулярно выносит в зону девственности и изнасилований. У него и про ужасы немецкого нападения написано как про ужас уничтожения партии, захвата земель и насилия над женщинами. И возлюбленная рассказчика, когда автор ей позволяет от своего лица высказаться, говорит о том, как боялась немцев. И боялась не в связи с тем, что убьют, а в связи с тем, что изнасилуют.
Естественно, эти темы можно было вовсе не поднимать. Их обычно и не поднимали в советской литературе. То есть это какой-то чисто авторский посыл.
И наконец про немцев. Я почти не застала СССР (родилась в 1988), но отголоски того времени меня, конечно же, накрыли. Уже хотя бы в связи с тем, что я какое-то время жила в окружении предметов советского быта, смотрела советские фильмы, читала советские книги и воспитывалась теми самыми советскими людьми. И ещё до того, как я узнала про пакт Молотова-Риббентропа, чёрные воронки, культ личности и многое другое, я знала о немцах в контексте войны только одно — они напали на Советский Союз внезапно, без объявления войны, никто не был к этому готов. Причины? Ну, плохой Гитлер хотел всех уничтожить и всё захватить. А хороший Сталин и, конечно же, советский народ спасли весь мир от немецкой чумы. Как-то так.
В «Аджимушкае» же идеологические акценты расставлены так, что основным грехом немцев подаётся то, что они империалисты и капиталисты. Это прямо подчёркивается, утверждается многократно. И в определённый момент начинает казаться, что автор не о военных событиях рассказывает, а решил показать себя политруком (кстати, о них в книге почти с нежностью, видно, что рассказчик осознаёт особую важность этих людей для системы).
Несколько цитат:
«Мы верим в свою полную победу над вами, выродками капиталистического мира».
«Есть в Германии люди, которые понимают, что Гитлер - это не просто Гитлер, это фокус, в котором отражаются все империалистические силы мира».
Подводя итог, скажу, что книгу эту я не могу рекомендовать никому.
С точки зрения языка она написана неплохо. Нормально. Терпимо. То есть автор не пытается нырять в литературные красоты, использовать сложные метафоры, пишет простыми предложениями. Так что отвратить читателя едва ли что-то сможет, если говорить о языковых особенностях. Впрочем, очаровываться в «Аджимушкае» тоже нечем. Если же говорить о композиции, структуре, то она оставляет желать лучшего.
Ещё учтите, что этот текст пронизан идеологическими посылами. Им в жертву приносятся даже факты. Хотя обычно так и бывает, но оттого, что это так и бывает, оно не начинает вызывать большую симпатию.
Как ни странно, читать «Аджимушкай» не было скучно. Вот только в какой-то момент я поймала себя на том, что личность, биография автора меня интересуют больше, чем сама книга. Потому что хочется знать, что могло побудить его описать всё именно так, а не иначе. И я не уверена, что это можно считать комплиментом художественному произведению. Если же смотреть на это как на нехудожественную книгу, то дело совсем плохо — из такого текста я и так должна была бы узнать многое из биографии автора. И если этого не произошло, то документальность начинает вызывать вопросы. Называть же послесловие «репортаж из катакомб» весьма смело, так как там подаётся хаотичная информация из разных временных промежутков.

Велик и славен подвиг советского народа, борьба людей за свободу, за мирную жизнь, за будущее. Посвященных этой теме произведений множество и не всем авторам удается балансировать на тонких гранях: не скатиться в откровенную идеологию или может показать все с точки зрения завоевателей да так, что и жалко их станет.
И военная тематика моя не самая любимая: непосредственно "техническая" сторона боев, сражений, какие были танки, где проходили линии фронта, как и какие отряды передвигались и все в таком роде меня, уж извините, не сильно интересуют. "Человеческая" сторона войны - для меня очень сложно воспринимается и переживается, на душевном уровне, всегда хочется бежать и кричать об этой людской боле, о юных и молодых, которые жертвовали и останутся в памяти навсегда. Эта эмпатия меня иногда вгоняет в уныло-депрессивное состояние. И по этой причине я тоже избегаю военной литературы. Но самые "страшные" книги о войне, по мне, это те, которые не вызывают никаких эмоций и сопереживаний. И как не прискорбно отмечать, к этой категории относится и "Аджимушкай".
История, закрученная на жизни молодого бойца Коленьки, который как и многие тогда отправляется на фронт добровольцем, не взирая на уговоры родных остаться в тихих местах и пережить "ужас". История небольших побед, небольших предательств, история письма матери длиною в военную жизнь. Страницы жизни, переполненные самоотверженностью, которая наполняет многие героические советские книги - эта любовь к стране, злость в отношении немецких захватчиков, распахнутая навстречу справедливости душа, порывы, эмоции. Иногда авторам не удается совладать со всем этим напором, который в итоге переносится на читателя и начинает давить, не меньше чем стены Аджимушкайских каменоломен, в которых оказались герои книги. И давайте сейчас разграничим именно подход - я говорю не о действиях реальных людей, я не отрицаю сложностей и горестей, я не принижаю подвига, я говорю именно о произведении, о том, что конкретно на страницах этой книги, а не там в подземельях под Керчью, мне не удалось прочувствовать.
Знаете, я вначале списывала просто построенный сюжет на некую отличительную черту того времени. Много мыслей выражать не давали, чиркали и исправляли. Поэтому чем меньше слов и больше дела в действиях героя - тем лучше. Но конкретно в этой книге меня что-то не устраивало. Я читала будто историю по минутам, знаете, как в некоторых сериалах/фильмах пишут "48 часов до событий" - вот тут и так. Только никакого отсчета времени нет, но четкий хронометраж прослеживается. Но потом у меня щелкнуло: точно, я будто читаю не книгу, а сценарий: где реплики четко расписаны, где героям точно указано как держать руку, как курить сигарету, пить воду, копать яму, отдыхать. Даже вся окружающая обстановка подчиняется одному крупному плану на данный момент времени. И в моей фантазии поплыл ассоциативный ряд с режиссерским креслом, постановкой в павильонах и кинокадрами.
Меня все же смущает подача событий автором, и она вроде как и справедлива: ведь речь идет о реальных военных событиях, где люди спасаясь были вынуждены жить в диких и ограниченных условиях. Но почему же я не смогла им сопереживать? Ведь люди не просто отсиживались в ожидании помощи, они боролись - находили, как по мне, невероятные возможности выбираться наверх и совершать диверсии, задерживать возможными способами врага, убивать, уничтожать и погибать, терять друзей, терять надежду. Но продолжать бороться. Вот она та самая отвага, живущая в душе. Быть, пытаться, не опускать рук и потом видеть мирное небо, видеть как потомки гордятся, утверждать, что ни о чем не жалеют, все ради внуков и правнуков. Светлая и чистая память о людях, но...Это я сейчас пишу именно о исторических событиях, о тех, кто был там под землей, но автору до меня этого не удалось донести. Я отметила для себя пару красивых "текстовых" пейзажей, красот нашей родины, пару громко брошенных фраз, свойственных советской киноподаче и все остальное для меня осталось лишь частью сюжета, где все кончается, для кого-то хорошо, для кого-то не очень. Одни получают по заслугам, вторые остаются тихими героями, третьи продолжают жить дальше. Титры. Что я поэтому поводу могу сказать? Дело, как по мне, именно в некой "сухости" языка и будто отчужденности автора, кажется, что он хочет донести информацию о том, что делали "подземные партизаны" для страны (а делали-то много), чтобы каждый знал и помнил, но с другой стороны ему будто настолько больно говорить об этом, настолько его душа истерзана, что он прячет переживания и тем самым выстраивает стену между собой и читателем. Быть может здесь был нужен этот душевный надрыв, это "слишком" патриотично, слишком "по-советски", как знать. Может быть стоило кричать, чтобы стены сотрясались, чтобы слышали тысячи, миллионы, чтобы было понятно на любом языке! Немое черно-белое кино. В любом случае для меня это кино, не книга.
Но даже любовь в этой истории какая-то плоская, без граней, без того наивного юношеского взгляда. Просто настолько деревянный подход - Егор любит девушку, которую главный герой тоже когда-то встречал и вроде как влюблен, а сама Анечка вроде как "лежит душой" к первому, да Егор не может ей ответить, потому что Коля рассказал ему о своих чувствах к девушке и ему теперь стыдно ее любить. А девушка ради спасения Егора играет на чувствах нашего героя вполне легко и просто. В общем, такой даже отталкивающий любовный треугольник, простигосподи, где каждый "угол" кажется даже не острым, а тупым, но видимо это "дух времени" - думать не о себе, прослеживать следствия своих поступков на жизни других людей. Может быть этих качеств и не хватает в настоящем мире, и все было действительно так, по-советски просто. Да и война кругом, видимо не до внутренних самокопаний и переживаний было, бои, а ночью просто пропасть без снов. Но опять же чего-то не достает в этой истории, "не на пределе чувств", без надрыва. А ведь такие надрывы и заставляли меня, к примеру, реветь от каждой фразы в "А зори здесь тихие", именно такого эффекта я ждала и от этого произведения.
Я понимаю тот ужас, с которым люди жили во тьме. Я чувствую всю безысходность положения. Я могу пропустить через себя весь страх, но лишь посмотрев документальный ролик из глубин этих пещер. Лишь так, "пройдясь" по этим местам, и именно таких ощущений мне хотелось и от книги. Как "дневник воина" книга вполне найдет своего благородного и отзывчивого читателя. Но каждый раз о войне писать сложно и невозможно, все время кажется, что обижаешь память, говоря что "не цепляет" и не находишь слов, чтобы оправдать себя. Но в таких вещах врать не хочется, в первую очередь самой себе, и выдавать из неинтересного лично мне произведения яркую конфетку я не могу. Я буду просто помнить.












Другие издания
