Осенний крик ястреба

Лишь ночь под перевернутым крылом
бежит по опрокинувшимся кущам,
настойчива, как память о былом —
безмолвном, но по-прежнему живущем.

Песни счастливой зимы
на память себе возьми,
чтоб вспоминать на ходу
звуков их глухоту

Часы над головой стучат,
и в голове — стучит…

и молча замирает тот,
кто бродит в темноте по пляжу

Черные города,
воображенья грязь.
Сдавленное «когда»,
выплюнутое «вчерась»

У всего есть предел: в том числе у печали.

Что ветру говорят кусты,
листом бедны?
Их речи, видимо, просты,
но нам темны.
Перекрывая лязг ведра,
скрипящий стул -
"сегодня ты сильней. Вчера
ты меньше дул."
А ветер им - "грядет зима!"
"О, не губи."
А может быть - схожу с ума!"
"Люби! Люби!"
И в сумерках колотит дрожь
мой мезонин...

Их диалог не разберешь,
пока один.

Дорогая, что толку
пререкаться, вникать
в случившееся. Иголку
больше не отыскать
в человеческом сене.
Впору вскочить, разя
тень; либо – вместе со всеми
передвигать ферзя.

Так творятся миры, ибо радиус, подвиги чьи
в захолустных садах созерцаемы выцветшей осью,
руку бросившем пальцем на слух подбирает ключи
к бытию вне себя, в просторечьи — к его безголосью.

от великой любви остается лишь равенства знак
костенеть в перекладинах голых садовых скамеек.