Жизнь, на которую я отважился. Встречи и события

Царская Россия, собственно, не могла рассматриваться как равноценный член коалиции наряду с Францией и Англией. Она играла роль империи варваров, которую цивилизованные страны одарили своей дружбой, чтобы заполучить в свои руки массы ее подданных - в качестве легионеров, как вспомогательные войска. Русский паровой каток всегда рассматривался французами как инструмент для уничтожения, направленный против соседей немцев.

Но этот паровой каток в ходе войны работал не совсем так, как на то надеялись во Франции и в Англии. В Петербурге возникло смутное ощущение, что либеральные и демократические собратья по коалиции, несмотря на все заверения в нерушимом братстве по оружию, в глубине души вынашивают злобные замыслы, направленные против царской Империи. Разве Англия и Франция не извлекли бы пользу из того, что немецкие и русские «варвары» пустили бы кровь друг другу? Таким образом, при царском дворе возникло желание своевременно заключить договор с Германией; если бы такой договор был заключен, удалось бы спасти и царизм, и монархию Гогенцоллернов. Когда в Париже и Лондоне узнали о таких изменнических замыслах русских, буржуазных политиков России двинули на свержение царизма. В марте 1917 года они приступили к делу. На свет появилась буржуазная Россия.

На третий день мобилизации я был приписан к Третьему резервному пехотному полку в Аугсбурге. Я хладнокровно воспринимал происходящее. Я с пугающей ясностью понимал, что эта война должна быть проиграна, и с глубокой печалью взирал на то опьянение, которым было охвачено население. Опьянение это порождалось чисто субъективными переживаниями.

Люди чувствовали себя настолько сильными, что собирались с легкостью перевернуть вверх дном весь мир. Но такое субъективное ощущение собственной силы обманчиво: при столкновении с реальными вещами обнаруживаются ущербность и слабость. Там, где для осуществления какого-то дела требуется опьянение, всегда есть повод быть недоверчивым.

Уже сейчас есть что-то военное в том, как рабочие организуют свою ежедневную работу. Каждое предприятие — воинская часть; покинуть свое рабочее место — все равно что дезертировать. Дух, который ца-рит на предприятии, — это воинский дух. Сегодня оружие это пока верстак, завтра, возможно, придется взяться и за винтовку. Рабочему достаточно сделать только шаг, чтобы стать бойцом Красной армии. Нет ничего легче, чем превратить эти трудовые армии в революционные войска, которые отныне будут отдавать не только свою рабочую силу, но и жизнь. Городскую форму существования этого народа можно за ночь превратить в форму существования в полевых лагерях; из прилежно трудящегося рабочего государства за день может возникнуть прилежно владеющее оружием государство воинов. Никто не разгадает русской загадки; сегодняшняя форма ее проявления — далеко не окончательная, и еще долго не будет таковой. Россия будет оставаться элементом преобразования мира; она будет закрепляться в тех формах бытия, в каких будет дольше всего потрясать мир и преобразовывать его, разлагая изнутри.