Человек, небо, космос

За время Великой Отечественной войны автор прошел путь от старшего врача авиационного полка до главного врача 4-й воздушной армии. Он участвовал в битве за Кавказ, в освобождении Крыма и Белоруссии, мобилизуя медиков на обеспечение активной боевой деятельности авиационных частей. После войны А.Н. Бабийчук возглавлял медицинскую службу ВВС. Работая над диссертацией, он внес большой вклад в развитие космической медицины, а также в практику отбора и подготовки космонавтов. Книга рассчитана на массового читателя.

Жанры

Рейтинг LiveLib

4,5

2 оценки

5
50%
4
50%
3
0%
2
0%
1
0%

Ваша оценка

Прочитали 2Хотят прочитать 3

Рецензии

Аноним13 апреля 2020 г.
«Авиационных госпиталей — об этом я тоже говорил — в Красной Армии не существовало.»
«За столом командующего я написал: «Предлагаю впредь приказания от моего имени за подписью начальника штаба не обсуждать, а безоговорочно выполнять. Помещение, занятое под штаб дивизии, освободить к 8.00. Исполнение доложить к 10.00». Вершинин подписал телеграмму и велел ее отправить.»

Александр Николаевич Бабийчук.
После войны А. Н. Бабийчук возглавлял медицинскую службу ВВС. Работая над диссертацией, он внес большой вклад в развитие космической медицины, а также в практику отбора и подготовки космонавтов. В авиации его работа началась с должности старшего врача полка. Работая врачом, он постепенно обнаруживал серьезные просчеты в медицинском обеспечении авиационных частей. Главный из них состоял в том, что военно-воздушные силы не имели своих госпиталей. Раненые летчики направлялись в глубокий тыл. Их связь со своей боевой частью или полностью обрывалась, или до крайности осложнялась. После выздоровления летчик попадал в тыловой запасный полк. Проходило много времени, прежде чем он возвращался к боевой деятельности. Причем не всегда его бывшее командование могло добиться, чтобы он вернулся в свою часть. Так уменьшалась эффективность использования летных кадров, получивших боевое крещение, приобретших боевой опыт. На другом месте человек должен был как бы опять «притереться» к новым боевым товарищам. Да и командование, в свою очередь, присматривается к нему. Это также замедляло возвращение летчика в строй. Другим большим недостатком являлось отсутствие хирургов в большинстве лазаретов батальонов аэродромного обслуживания (БАО). Штатное расписание мирного времени их просто не предусматривало. А ведь врачи вынуждены были оставлять у себя часть раненых и нередко оперировать их. В мирное время санитарная служба авиации мало занималась и разработкой вопросов поиска сбитых летчиков и оказания им медицинской помощи. Во время войны этот вопрос стал очень актуальным. Практика напряженных боевых действий показала, однако, что врач должен не только заботиться об оказании медицинской помощи раненым летчикам, но и нести значительную долю ответственности за своевременно отданный приказ на поиск. С психологической точки зрения чрезвычайно важно, чтобы летчик, штурман, стрелок-радист были уверены: в перипетиях боя о них не забудут, не замедлят прийти на помощь, если она им понадобится.
Вы не поверите, но во время войны, неизвестно каким образом, наши летчики просто мечтали об американской коле и верили в ее пресловутый волшебный и позитивный эффект, оказываемый на здоровье. «— Константин Дмитриевич одержим иллюзорной мечтой достать для летного состава шоколад «кола», — улыбнувшись, пояснил мне Савенков вопрос командира. — Для наших «совушек» он был бы, конечно, кстати. Но ведь его, должно быть, дают только истребителям перед ночными полетами и экипажам дальних бомбардировщиков.
Кола — средство, повышающее работоспособность, особенно в ночное время, употребляется обычно в смеси с шоколадом.»
В 1936 году, будучи старшим врачом 15-й разведывательной авиаэскадрильи, Бабийчук прошел курс штурманской подготовки и летал в качестве летчика-наблюдателя на машинах Р-5 и P-Z. Затем изучил У-2 и летал самостоятельно. Насколько позволяло свободное время, знакомился и с другими типами самолетов. Считал, что военный авиационный врач обязан прочувствовать, как человеческий организм реагирует на высоту и скорость, переносит перегрузки. В остальном в любом авиационном полку все было в соответствии с шаблоном. Даже пресловутые высоковольтные провода, приводящие к трагическим авариям самолетов, всегда были впритык к аэродрому. Вскоре Александра Николаевича назначают на должность заместителя флагманского врача ВВС. Примечательно, что своих госпиталей ВВС не имели! В шести армиях фронта были флагманские врачи ВВС. Им подчинялись санслужбы авиационных дивизий и врачи отдельных авиаполков. «Основную массу тяжелораненых, а также летчиков, получивших ранения средней тяжести, будем эвакуировать в общевойсковые госпитали. Надо заранее уточнить, где они находятся, и сообщить об этом в авиационные части. В нашем подчинении лазареты БАО. В некоторых из них имеются неплохо оборудованные хирургические блоки, но таких, к сожалению, мало. Нужно самим развернуть ускоренную подготовку хирургов для батальонов аэродромного обслуживания.» Лазареты БАО не имели своего автотранспорта. Даже на подводы для перевозки раненых лишь единицы могли рассчитывать. Связи у летчиков не было. Иногда им приходилось делать посадку, чтобы выяснить у проходившей колонны войск местоположение определенной части. Случалось, что посадка делалась возле колонны наших военнопленных, которые сопровождались немцами…
Так как своих госпиталей у летчиков не было, то приходилось идти на хитрости. «Павел Константинович Быков, человек смелый и решительный, не согласовывая свое решение с санупром фронта, 27 августа распорядился создать на базе лазарета 504 БАО, усиленного военной комендатурой авиагарнизона, армейский авиагоспиталь. А чтобы меньше было придирок, назвали его армейским хирургическим лазаретом.»
Когда Александр Николаевич сам стал флагманским врачом, то он прежде всего занялся «вылавливанием» раненых летчиков на этапах их эвакуации. Зато стали в больших количествах авиаполки снабжаться препаратами кола и фенамин. «Но со временем авиаврачи стали расходиться во мнении о пользе этих стимуляторов. Мы неоднократно проводили опросы летчиков о воздействии колы и фенамина. Отзывы были неодинаковыми. Один из дивизионных врачей писал в рапорте: «С врачебной точки зрения кола больше воздействует на психику летчиков, чем на нервный тонус, если не считать высокую калорийность шоколада…Фенамин, по нашим наблюдениям, давал больший эффект, чем кола, но нередко отмечалось его побочное воздействие: понижение аппетита, появление сухости во рту, нарушение сна. Многие летчики отказывались от этого стимулятора. Препаратом кола пользовались охотно. Недостатком его применения было то, что каждому летчику он выдавался в одинаковых дозах, независимо от индивидуальных особенностей человека и степени боевой нагрузки. Молодые, крепкие люди заметного действия колы не испытывали. Другие же считали его неотъемлемым продуктом, повышающим бодрость и придающим силы.»
Ближе к концу войны отношение к раненным летчикам в общей массе становилось все более отвратительным. «Я прилетел в авиационную дивизию, базировавшуюся в городе Нойбранденбург. Увидел весьма неприглядную картину размещения раненых и больных. Несмотря на существовавший приказ командующего армией о том, что помещения немецких медицинских учреждений выделяются медицинским учреждением 4 ВА, здание бывшего немецкого лазарета было занято под штаб. Раненые и больные находились под открытым небом.
Я стал искать командира дивизии, чтобы потребовать выполнения приказа командующего. Под разными предлогами меня не допускали к полковнику. Все же я пробился к нему, и у нас состоялся довольно неприятный разговор.
— Что вы жонглируете приказами командующего? Никуда переводить штаб я не буду, — заявил командир дивизии.» На мнение и рапорт флагманского врача даже не обратили внимание и наоборот, обжаловали его! Бабийчук был вынужден обратиться за помощью в командующему ВВС Вершинину.
В конце 1947 года Бабийчук перевелся по службе в Москву и получил назначение на должность начальника медицинской службы Военно-воздушной инженерной академии имени Н. Е. Жуковского. Вторая часть воспоминаний Александра Николаевича посвящена его работе в космонавтике. Очень интересно читать отрывки из его записей о Ю.А. Гагарине и других космонавтах.
«Перед стартом частота пульса у Гагарина была 66 ударов в минуту, частота дыхания — 24. В момент выведения корабля на орбиту пульс возрос до 140–158, а частота дыхания составляла 20–26. На десятой минуте невесомости частота пульса составляла 97, количество дыханий в минуту — 22. На участке спуска под воздействием перегрузок было отмечено некоторое учащение его дыхания. При входе в плотные слои атмосферы оно стало более редким — около 16 в минуту. Через три часа после приземления частота пульса составляла 68, дыхания — 20 в минуту, что соответствовало обычному состоянию Ю. А. Гагарина.»
Ну а потом, потом Александру Николаевичу позволили участвовать в различных международных конгрессах и симпозиумах, на которых наши врачи делились «по-братски» важными сведениями с американцами.
Интересно читать отчеты космонавтов. Вот, например, как описывал Леонов свой выход в открытый космос:
«Когда подлетали к Черному морю, я вышел в космос. Обратил внимание на то, что корабль равномерно освещен, красиво сверкает. Когда солнце попадало мне на лицо, чувствовал тепло. Хорошо видел поверхность Черного моря, цвет был темный с сизым, словно вороненый. Звезды очень яркие. Снял заглушку с кинокамеры и бросил вниз, она ушла в сторону Земли и скрылась с глаз. Первый отход от корабля сделал плавный и в этом положении завис. На фале плавно подтянулся к кораблю. Один раз подтянулся рывком, и меня бросило на корабль. Выставил вперед руку и самортизировал. Меня закрутило. Я подождал, пока закончится закрутка, и раскрутился в обратную сторону. Хорошо видел реки, леса, Волгу, Енисей. Первая попытка войти в корабль не получилась. Для облегчения входа сбросил давление в скафандре 0,27 атмосферы. В шлюз влез после того, как забросил туда кинокамеру и помог себе руками. Камера снова выплыла в космос, я ее поймал. После моего входа в шлюзовую камеру в ней начало увеличиваться давление, в скафандре же уменьшаться. Когда вошел в кабину, сильный пот заливал лицо. Открыл гермошлем и начал вытирать лицо. Отрицательного влияния вестибулярного аппарата не чувствовал при всех вращениях. В том скафандре, в котором я выходил в космос, проводить монтажные или демонтажные работы трудно. Чтобы сжать перчатки, необходимо усилие 25 кг. Скафандр должен быть более мягким…»
Позор, но у космической державы СССР не было своих центров, в которых бы летчики-испытатели и космонавты смогли бы восстанавливать свое здоровье. А вот в Польше они были. И наверняка были построены за счет СССР. «Просил помочь с созданием центров активного отдыха и целенаправленной физической подготовки по примеру Польской Народной Республики.
Министр обороны очень вежливо перебил меня в этом месте и спросил:
— А деньги у вас есть?
Я ответил, что денег у нас нет.
— Я не возражаю против создания центров, если у ВВС есть деньги, сказал Р. Я. Малиновский и насупил густые брови. — Подумайте, сколько таких центров потребуется!»
Поэтому совсем не удивительно, что врачи при таком отношении к ним государства попросту проглядели С.П. Королева и ничем ему не помогли. Все свелось к банальной неопределенности. «В последние полтора-два года Королев иногда жаловался на боли неопределенного характера в брюшной полости.» А вишенкой на торт этого коммунистического отношения к людям, стало «решение начальника ЦДСА превратить все дома отдыха Министерства обороны (в том числе и дома отдыха ВВС) в туристические базы. К сожалению, на эту точку зрения встал и заместитель начальника ЦВМУ генерал-лейтенант медицинской службы Г. П. Столяров.» Это было просто банальным издевательством: «летчики после года напряженной учебно-боевой подготовки нуждаются в организованном отдыхе, их нельзя посылать в длительные туристические походы»… В этом была вся суть СССР – коммунисты могли запускать космические корабли в космос, но не могли, или не хотели создавать космонавтам условия для работы там. Так, космонавт Береговой, в ходе длительного полета не смог воспользоваться консервами, так как, согласно официальному рапорту «отвязался и затерялся нож для открывания консервных банок…»
Аминь!

Читать далее
3
112

Все рецензии

Цитаты

Аноним13 апреля 2020 г.
В октябре поднялся «Союз-3», пилотируемый полковником Георгием Тимофеевичем Береговым. Мне не пришлось быть на пуске этого корабля. 13 ноября, когда космонавт прибыл на послеполетное обследование, собрались ведущие специалисты и попросили его рассказать о полете.
Георгий Тимофеевич пожаловался на сильное раздражение на коже от датчиков, которые крепятся для регистрации физиологических функций. Работают они незначительную часть полетного времени, но их нельзя отклеить, они остаются прикрепленными к телу. Одежда космонавта недостаточно защищает от холода при выходе из корабля после приземления. В пищу необходимо добавлять что-то острое, так как она пресна. В одном из четырех рационов была вобла, и он ел ее с удовольствием. Мясными консервами он воспользоваться не смог: отвязался и затерялся нож для открывания банок. За время полета потеря веса космонавта составила 2,5 кг.
Читать далее
0
48
Аноним13 апреля 2020 г.
У американских космонавтов определялось общее количество азота и был выявлен отрицательный баланс его. Для питания космонавтов использовалась замороженная, дегидратированная пища (60 % суточного рациона). При полете до четырех дней суточный рацион составлял 2500 калорий. Космонавты после приема такой пищи чувствовали голод. Для восьмидневного полета количество продуктов было увеличено, из расчета 2700 калорий в сутки, но космонавты потребляли фактически всего 2000 калорий.
0
27
Аноним13 апреля 2020 г.
Зачем нужны спокойные люди? Спокойные — почти всегда равнодушные…
0
12